ЧАСТЬ 19. ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО
О свободном мышлении
Нет, мне пошел не 79-ый год, а 29-ый, я совершенно свободен, даже не материально, а — не как случайно вставленный в производственную структуру "винтик" — по довольно точному сталинскому определению, но, может быть, свободен как нынче, когда в жизни не остается ничего или почти ничего иного, кроме весьма ограниченных физиологических потребностей, зато — вольно размышлять надо всем, привлекающим внимание в данную минуту и пытаться высказать, выразить — чтo я думаю по этому поводу — в свете своего мироощущения, миропонимания, мировоззрения, сформировавшегося, но не застывшего за годы прожитые разнообразно в ещё более разнообразном мире, когда это разнообразие делается всё более доступным, замечу, для человека достаточно свободного.
Юному или зрелому Гёте было виденье — он, всего достигший и всё знающий, мечтает лишь о том, чтобы смазливая девчонка безрассудно ответила бы взаимностью. Но старческому воображению хватает разве что на "Мариенбадскую элегию". А вместо такого омоложенному Фаусту погрузиться бы душой в обновляемые миры искусства и науки. Или душа человеческая нуждается в таком же чуде обновления, как тело посредством манипуляций Дьявола? Но сказанное о Гёте можно считать грубоватым выпадом модного нынче нигилиста, что, как говорится, ради красного словца не пожалеет ни мать, ни отца, да далеко не всегда эти "словца" такие уж "красные", лучше сказать — эпатажные, и многим такое ниспровержение с пьедесталов — по душе. Но — честно и всерьёз: ведь надо было выявиться гению, чтобы выковать из наивной немецкой древней легенды нетленные строки "Фауста".
Вопросы "Почему именно Гёте?", "Почему "Фауст"? — возможно, — как говорится, имеют право на существование, более того — иные биографы или литературоведы пробуют дать на них ответы, подобно тому, как ранее в рукописи я пытался очертить сферу влияния на мир Пушкина и особенно его творчества — античности, Библии, европейской культуры с эпохи Возрождения, предшествующей русской поэзии, искусства, "русского духа", начиная с няни; привлекающего внимание и поражающего при пребывании в разных краях, интерес и влюбленность во встречающихся на жизненном пути… Однако проследить "механизм" — как из всего, наверное, неполно перечисленного духовного "сырья" родилось запечатленное в "Собрании сочинений" А. С. Пушкина столь же непросто, как, скажем, учёным постичь, как из так называемого первичного бульона в определенную эпоху на остывающей Земле возникло безграничное разнообразие живого, и, главное, именно таких сотен тысяч представителей флоры и фауны. Эволюционным путем находили свою экологическую нишу — это, на мой взгляд, уклончивый ответ, порождающий и новые "почему?", и "каким образом?", и, наконец, отчего и к чему такое разнообразие?
Думается, монадные постулаты дают ключ к пониманию происходящего — и в образовании всего сущего, и также в области "третьей спирали", правда, этим ключом лишь отворяются потайные двери в микро- и макромиры, материальные и духовные. Могу лишь в который раз уточнить, что по-моему таким же естественным монадным катализатором реализации возможностей — от образования атомов до видов живых существ, принцип совместимости частей, монад при рождении сигмонады высшего порядка по сложности, новым возможностям, степеням свободы является талант, гений человека творческого. А верней — и любые способности гомо сапиенс к любому виду деятельности, с горечью можно добавить — и в дьявольски-эгоистических вариантах.
Может быть, когда-нибудь человек начнет приближаться к расшифровке хитросплетений, определяющего влияния на поколения и отдельных личностей — явных и неявных "третьеспиральных" образований и "полей" — так же, как в двадцатом веке приступили к расшифровке двойной спирали, различных аспектов рождения и воздействий на организмы генетического кода. А пока эту взаимосвязь позволительно уподобить соотношению бытия отдельного индивида и его сновидений — вроде бы на сон явно проецируются главные и почти незаметные события текущего времени, минувшего дня, а порой и минувших лет; переживания, потайные тревоги и надежды, но нередко нечто как бы ниоткуда, не исключаю — из Окина, подсказки и мыслям, и свершениям, и судьбам.
Досужие версии: кем был бы Пушкин, то есть воплощенный в своем творчестве — родись он, допустим во Франции, а то и в Китае, в Африке? Чем была для него тогдашняя Россия — с Москвой, Петербургом, Ариной Родионовной, Державиным, Чаадаевым, Пугачевым, Кавказом, былинами, Анной Керн, Болдинской глушью; и чем он стал для России — даже в её имперских горизонтах и поколениях? Или — наш современник Борис Пастернак — эпитеты, полагаю, ни к чему. Близость отца поэта ко Льву Толстому, композитор Скрябин, занятия философией в Марбурге у Когена, Февральская, Октябрьская революции, гражданская война, советская действительность, Цветаева, ландшафт Переделкино, переводы Шекспира и Гёте — как всё это отразилось или вошло в поэзию и прозу Пастернака?..
Философ Герман Коген — родился через одиннадцать лет после смерти Гегеля и пережил первую мировую войну — какая долгая жизнь, а моя, выходит ещё дольше, и ещё не кончена, и, рожденный через девять лет после того, как не стало этого человека, мог то издали, то вблизи наблюдать, ощущать и каким-то образом осмысливать то, насколько меняется мир, верней — та пусть незначительная часть мира, которую презентует человечество; и представление о том, каков в сущности неведомый доселе микро и макромир, закономерности, им управляющие по принципам, которые метафорически можно назвать божественными по своей исключительной согласованности и вероятной целесообразности, и которые человек кажется в состоянии постичь.
Полагаю, что и Коген в его время также не был чужд нарастающему шквалу научного познания действительности, и это подтверждает цитата из статьи о нём: "Различие между "объективно" существующим предметом" и "нашим знанием о нём" есть, по Когену, лишь различием между этапом развития знания, к которому мы стремимся, и уже достигнутым знанием". И ещё: "Бесконечный процесс познания предмета является вместе с тем и процессом становления самого предмета как определённого сущего. Перед философией Коген ставит задачу найти "первоначало", лежащее в основе этих процессов. Универсальную модель такого "первоначала" он усматривает в почерпнутом из математического анализа понятие бесконечно малой величины, в которой он видит единство логической единицы мышления и элементарного "атома" бытия".
Я прочёл это после того, как в главах "Ранней ягоды" мелькали мои соображения о бесконечно-малых монадах, обретающих, можно сказать, плоть, энергию, вовлеченных в пространство и время, выскакивая из "ниоткуда" со способностью получать и испускать информацию, хотя бы, подчеркну — "кванты мысли". Насколько эти догадки созвучны тому, что имел в виду Коген? Допускаю, что между моими фантастическими видениями "сквозь сон" и концепцией Когена — дистанция, как, допустим, между атомами Демокрита и современными моделями микромира, однако отдадим должное и прозрениям античных мыслителей — это я без аналогий. Но ведь и тот же Коген — человек, и неспроста сформировалось у него — в его голове или душе, в его эпоху, в, может быть, традициях германской философской школы, именно в Марбурге то, что обрисовалось в его философских трудах.
"Тут жил Мартин Лютер. Там — братья Гримм. Когтистые крыши. Деревья. Надгробья. И всё это помнит и тянется к ним. Всё — живо. И всё это тоже — подобья". Из "Марбурга" Бориса Пастернака. А вот из "Охранной грамоты" его: "Такой причинный ум был у Когена. Беседовать с ним было страшновато, прогуливаться — нешуточно. Опираясь на палку, рядом с нами с частыми остановками, подвигался реальный дух математической физики, приблизительно путем такой же поступи, шаг за шагом подбиравший свои главные основоположения. Этот университетский профессор в широком сюртуке и мягкой шляпе был в известном градусе налит драгоценной эссенцией, укупоривавшейся в старину по головам Галилеев, Ньютонов, Лейбницев и Паскалей… Его интересовали мои планы. Он их не одобрил… но как мог я сказать ему, что философию забрасываю бесповоротно…"
Наверное, мог бы Борис Пастернак сделаться достойным философом или композитором, думаю, и то, и другое просвечивает в его поэзии и прозе. Сказанное на предыдущих страницах — к прерванному до того "если бы" — как Гётевскому Фаусту можно было начать всё с юности, но — по-другому, по-новому. Оставлю в стороне сверхинтимное — как бы у меня складывалось с прекрасным полом — ещё меньше проявлял бы инициативы или наоборот. Да, при условии, что мог бы вполне распоряжаться собой, своим временем, своей независимостью, по крайней мере, от весьма суровых требований советского времени, особенно в середине века.
Итак, своего рода сад Академа, где несколько жаждущих постичь глубины Истины под эгидой мудрого, но отнюдь не авторитарного наставника, свободно изучают весь спектр философии — в широком смысле, включая религию, мистику, а заодно — основы наук, и всё — от доступной древности до новейших веяний, гипотез. Но цель — не превосходная серия "игр стеклянных бус", а неустанное стремление хоть на закате жизненного пути сказать самому себе и, может, тем, кто хочет и может прислушаться: да, так вот я узрел наконец выстраданную мной истину. Подобно развитию организма по программе генетического кода, отчасти, для человека особенно, и психического комплекса, — определяется и формирование, можно сказать, индивидуально-"третьеспирального". Пусть не в идеальном саду Академа — в своём семейно-этническом окружении, социальной среде, в университете или монастыре, в творческом коллективе, культурной атмосфере выкристаллизовывается мироощущение, мировоззрение — сообразуется также с характером, образом жизни, восприимчивостью современников. Повторяю эти общеизвестные постулаты, как предпосылки для реализации способностей, таланта, гения в той или иной области, а то и религиозного фанатизма, маниакальной преступности, одержимостью властью или стяжательством, нередко всё это сочетается с психическими отклонениями.
Опять же: изложенное проецирую на себя в том плане, что представил себя в юности в чудесном окружении бесконечной библиотеки, музейных сокровищ, музыки, мудрых наставников, друзей — не единомышленников, но доброжелательных и достойных во всех отношениях оппонентов. И так проходят беззаботные года, десятилетия, и — что в итоге? А, может всё-таки весь мой жизненно-интеллектуальный опыт, в конечном счёте, больше приблизил меня к той Истине, к которой я шёл осознанно или неосознанно? Наконец, а отчего бы нынче ещё не поздно как следует знакомиться с мировой философией и таким образом подтверждать, опровергать, корректировать своё "доморощенное" представление о миропорядке?
Открываю словарь "Современная западная философия", год издания 1991. По алфавиту первая статья — "Абаньяно Никола (1901-1990) — итальянский философ, основоположник "позитивного экзистенциализма". До чего же додумался этот профессиональный философ за свою долгую — мне бы до такой дотянуть — жизнь? Итак, благодаря философии ( "вечной философии" — по автору ) "человек может жить подлинной жизнью и быть самим собой". Воля ваша, но мне это напомнило советское идеологическое — без овладения марксизмом-ленинизмом невозможно стать не только учёным, но и вообще полноценным гражданином — какие ещё нужны комментарии? И далее "Быть или не быть свободным человек решает в ходе своего свободного выбора, который помогает человеку стать самим собой". Согласен. И, когда ещё был жив Никола Аббаньяно — не знаю, как в период правления Муссолини, но в СССР проблема личной свободы решалась не столь однозначно, однако в те годы как-то явился ко мне приятель, которого в КГБ то ли допрашивали, то ли просто спрашивали о разных разностях, в том числе, как я понял — о моем, в общем говоря, кредо, и он не знал чтo отвечать и потому советовался со мной. Я сказал, что чувствую себя внутренне, душой свободным, и отсюда и мои мысли и моё поведение.
"Природу А. считал объективным порядком вещей, в которой совпадают реальность и инструментальность, ибо человек взаимодействует с вещами и непосредственно, и опосредованно с помощью техники… Но если техника, по А. лишь инструмент воздействия человека на вещи, то искусство — это возвращение к природе, и в качестве такового оно есть история". Это рассуждение как утешительное можно интерпретировать разве что в том плане, что в отличие от техники искусство не создаёт угрозы существованию живой природы на Земле, и на мой взгляд, вряд ли что либо сверх того…
Но и в этих моих суждениях на основе конспективного обзора философской системы, как, впрочем, и в других пассажах на протяжении рукописи, не просвечивает ли Крыловское: "Невежи судят точно так: в чем толку не поймут, то всё для них пустяк"? Вспоминается эпизод, приведенный Фламмарионом о визите Гудини, того самого Гудини, проделки которого на глазах у публики — освобождение от цепей, из камер наглухо закрытых и так далее потрясали зрителей, казалось сверхъестественными, а сам-то престижитатор — в буквальном переводе обладающий ловкостью рук — отлично знал, каким образом ему удаются необыкновенные фокусы, — но придя к парижской ясновидице был поражен, потрясен тем, как та легко вскрывала потаенное в его жизни, которое никто кроме Гудини знать не мог. Тем более изумляла посетителей Ванга, о которой не раз вспоминалось в этой рукописи. Это я к тому, что порой и скептически настроенный человек, которому заурядная гадалка, манипулируя картами, кофейной гущей или застывающим воском, бормоча мудреные словеса, пытается внушить, что вещает нечто сокровенное, — поневоле начинает верить в её проницательность, хотя это совсем не Ванга, и только, грубо говоря, морочит голову.
И обозначая не как сверхъестественное, но как чудесное то, чем одарял меня Иоганн Себастьян Бах, Рембрандт, Лейбниц, Пушкин, Бунин, Эйнштейн, Шредингер — снова-таки имена первые пришедшие на ум, — стараюсь вникнуть в то: настоящее, имитируемое, преходящее — в жизни, в искусстве, в политике, не вправе судить — в науке, в объяснениях непонятных явлений, интерпретация исторических событий, ну и философии — насколько мне доступно. Следующая статья в "Современной западной философии" — "Абсолютный идеализм", "течение англо-американской философии первых десятилетий ХХ века". Значит ли такая формулировка, что этого рода "идеализм" — уже "пройденный этап"? Прежде всего — а что такое "абсолют"? Для обычных граждан употребительней прилагательное от этого слова, и в обиходном понятии определенным образом воспринимается в обыденной речи. И по Далю: "Абсолютный — от латинского отрешенный; безусловный, безотносительный, несравниваемый…", впрочем, русский язык допускает и более вольное приложение как эпитета. Но советский словарь иностранных слов аналогичное латинское "безусловный" "абсолют" трактует как "в идеалистической философии — вечная, бесконечная первооснова вселенной /абсолютный дух, абсолютная идея/, синоним божества", добавляя, что это неприемлемо для диалектического материализма.
Наука аннулировала такие условные — ещё по Ньютону и Канту "абсолютные категории", как пространство, время, материальная масса, не говоря уже о сомнительности постулатов морали — добра и зла, честности и совести. Зато в царство абсолютов вошло закрепленное "числами" — гравитация, скорость света, константы микромира. Но эти "абсолюты" наверное не взялись ниоткуда, а порождены должно быть — назовём так — "абсолютным абсолютом", ну, если "порождены" — тянет в сторону Всевышнего, Творца всего сущего, то можно предположить их сущности как изначальные, отложим проблему онтологии на неопределённое время. Тогда или нас просветят инопланетяне, или кого-то озарит научное откровение.
А разве законы взаимоотношений "монад" — от элементарных частиц до межчеловеческих — не извечные субъекты с полным правом гражданства — предвижу — исключая экстраполяцию на род человеческий, с чем я категорически не согласен — в царстве абсолюта? Как я понял, "абсолютный идеализм" и его основатель Бредли, а, может, точнее — один из его фундаторов соотносит в основном своё понимание Абсолюта с существованием и познанием мира человеком, и "Бог как моральный идеал есть воплощение Абсолюта" — формулировка приоткрывающая квинтэссенцию этого философского направления. Вообще каждая статья этого издания — будь то философская концепция или расшифровка понятий, сопряженных с философией, или персоналии, чей вклад в западную философию новейшего времени может быть оценен, — наводит на размышления, однако необходимо ограничиться лишь наиболее соотносимым с изложенным на страницах "Ранней ягоды", хотя бы на нескольких начальных примерах.
Каюсь — нахожу некое родство между некоторыми ответвлениями философии, верней всего того, что можно втиснуть в философские словари или энциклопедии, — и теологией — христианской, иудейской, исламской, может быть, и буддистской. Нет, это, как я понимаю, не приправа к сущности религий, не паразитирование на каркасах "священных" учений, так же, как искусствоведенье, литературоведенье, музыковеденье обладают самодовлеющей ценностью. Другой вопрос: какого уровня — не удержусь от привязки к упоминаемому выше — по условной "абсолютной" шкале в "третьеспиралных" созвездиях — озаряют души эти творенья при всей своей неизбежной вторичности.
Теодор Адорно. Годы его рождения и смерти примерно совпадают с теми же датами моей мамы. Из Вены, где учился, и Франкфурта, где преподавал и вынужден был по понятным причинам эмигрировать. Возможно, опубликована его биография, разбор творческого наследия… К сожалению, я не читал, поскольку этого произведения Юрия Трифонова нет в томах, имеющихся в домашней библиотеке, знаю лишь общий пересказ сюжета: некий условно-вымышленный литературовед пишет о его предшественнике, опубликовавшем в своё время монографию об исследователе уже прошлого века, который посвятил свою критическую работу какому-то литератору, имя которого почти совсем затерялось, как говорится, во мраке веков.
С одной стороны — вроде бы пародия на псевдоинтеллектуальные занятия относительно эрудированных граждан. С другой стороны, иной учёный всю жизнь занимается, допустим, особой группой фосфорорганических соединений или организацией термитников, и этот исследовательский труд, вносящий лепту в развитие определённой области науки разве что невежественный простолюдин посчитает бесполезным вздором. Но кто скажет — не добавляет ли Трифоновский персонаж какие-то штришки в "третьеспиральную" галактику? И чего стоит обрисовка направления писаний Адорно в упоминаемой статье: "Центральным содержанием деятельности А. с ранних лет стало философское проникновение в сущность музыкальных произведений; собственная философская позиция складывалась в постоянной критической дискуссии с важными течениями прошлого и настоящего…" И — "Огромную роль в творчестве А. играла музыка". Судя по тому, что в этой области с ним консультировался Томас Манн при написании "Доктора Фаустуса", Адорно был достаточно компетентен в этом. Но серьёзная эрудированность, особенно в ограниченной сфере культуры или науки ещё не гарантирует возникновения оригинальных мыслей, соображений, гипотез. И, может быть, обоснованный упрек, выраженный в статье — относительно эклектичности взглядов и некоторой поверхностности его сочинений, достаточно объективно подтверждается только беспристрастным временем, сменой поколений, когда в конце концов только один из Трифоновских персонажей возможно заинтересуется тем, что едва просматривается на дне Леты.
В книге, изданной почти равно за сто лет до "Современной западной философии", в 1894-ом году, озаглавленной "История новой философии" (от Николая Кузанского (ХV век) до настоящего времени", заметим также по сути исключительно "западной" философии, в прилагаемом "Перечне излагаемых философов", хотя бы тех, чьё имя только упоминается, около семисот фамилий. Полагаю, что, скажем, некто, в отличие от моего "если бы", со студенческой скамьи занимался исключительно историей философии, и обладая исключительной памятью, не механически "компьютерной", вряд ли смог бы назвать хоть несколько десятков из нескольких сотен упоминаемых в той книге философов, чей вклад в философию как часть культуры, как науку, как уловимый "атом" в "третьей спирали" человечества остался бы явным.
В "Современной западной философии" "Указатель имен" также насчитывает примерно столько же, сколько старшее на век издание — имен тех, кто каким-то образом причастен к философии. Не считал дотошно, но похоже в лучшем случае десятка три имен философов в обеих книгах совпадают. А ещё через сто лет? Но публикации философов занимают относительно скромное место в массе общемировой книжной продукции. На открывшейся на днях ежегодной Франкфуртской книжной ярмарке число новинок исчисляется, пожалуй, десятками тысяч. Изобилие, как выражалось в советскую эпоху, материальных и духовных объектов потребления наблюдается, когда ХХI век принял эстафету от предыдущего, едва ли не во всех областях человеческого существования. Разумеется, это, к сожалению, вовсе не означает доступность благ цивилизации или вообще необходимого для сносной жизни для всех. И сколько миллионов детей голодает в Африке или скверно питаются нынче на Украине, у скольких семей жилищные условия из ряда вон плохи даже с учётом извечной непритязательности, сколько душ ведут недостойный человека образ жизни — не обязательно по своей вине…
Зато какой выбор для тех, кто, как говорится, может себе позволить: будь то изысканный деликатес, автомобиль, ювелирные изделия, сверхкомфортное жильё, эксклюзивные наряды лучших модельеров, бытовая техника. Но это для ублажения тела, а если и души — то "животной", включая сексуальные утехи. Впрочем, такого рода удовольствия, разумеется, с учётом конкретной исторической обстановки, тешили римского императора, персидского шаха или российскую царицу в былые века. Хотя, скажем, для библейского Соломона, Марка Аврелия, Петра I этого было мало для души не только "животной". И вообще производство и потребление "пищи духовной", начиная с наскальных рисунков, примитивных скульптур, мифов, песен и плясок, татуировки, орнамента, костюмов, украшений — в большей или меньшей степени становилось составляющей жизни, культуры каждого народа планеты.
Востребованность творческих натур — в области литературы, искусства, науки возрастала особенно в новое время и на Западе, и началa проявляться опережающими темпами. Наверное, только в Киеве работают сотни художников, считая только тех, которых можно отнести к профессионалам, по крайней мере, потому, что трудятся для заработка. Количество научных публикаций по всему расширяющемуся спектру точных и гуманитарных дисциплин растёт год от года чуть не в геометрической прогрессии. Если в XV-XIX веках в мире была сотня, ну две композиторов, то сколько тысяч их теперь на свете! А исполнителей, артистов, модельеров, дизайнеров, политиков — опять же не считая любителей, разных там увлеченных своими хобби, умельцев…
Если сравнивать ассортимент нынешней пищи духовной и — в буквальном смысле, то последняя представляется в самом представительном супермаркете или фешенебельном ресторане. И, продолжая аналогию, при относительной доступности для миллионов рядовых граждан "потребительской корзины" пищи духовной, — насколько она, эта духовная пища усваивается душами, и делает потребителя духовно богаче, благороднее, счастливее? Существуют ли какие-либо критерии этого, подобно выработанным диетологами или медиками, фармацевтами для излечения недугов, стимулирования здоровья? И вся предшествующая весьма банальная тирада или тирады — для того, чтобы подступиться к этой проблеме — наступившей "культурной эволюции".
Если мы решаем закрепиться на почве эволюции естественной и для гомо сапиенс, не очень-то уповая на то, что благие пожелания утопистов, призывы моралистов и даже преобразования в обществах, осуществляемые вождями и реформаторами — без позитивных или негативных оценок, — следует приписывать "свободе воли", опять-таки не станем акцентировать — из каких побуждений той или иной личности, то всё же попробуем обозначить существенные различия между монадно-детерминированной эволюцией всего дочеловеческого живого и — для человека, особенно на дороге цивилизации.
Психика животных, на достаточно высоких ступенях эволюции всё более сопутствовала эволюции, обеспечивающей достаточную жизнестойкость вида в завоевываемой экологической нише. Психика человека зажила, можно сказать, самостоятельной жизнью — монадная эволюция доверила ей поиски экологической ниши, и, если просчиталась, то в ущерб всему остальному живому на планете — хищнические орудия выживания за счёт возможной добычи не компенсировались, как в значительной мере бывало при эволюции живого, когда и вероятные жертвы трансформировали подходящие средства защиты, выращивали многочисленное потомство — таким образом сохраняя вид от поголовного истребления.
Творчество как основа завоевания — этот тезис с моей стороны нуждается в расшифровке и развитии. Так человеческая монада служит своей сигмонаде. В этом ряду, если под сигмонадой разуметь этническую группу, то творческими достижениями, такими же, как в ходе эволюции живого, мы вправе считать маскирующий шерстяной покров и клыки тигра, язык муравьеда, мускулистое тело питона, клюв дятла, а также подбрасывание кукушкой птенцов в чужие гнёзда, согласованные действия стаи волков на охоте, изощрённую тактику крысиных полчищ, — итак, подобными агрессивными достижениями в человеческой истории можно считать: троянского коня, организацию конного войска Чингисхана, завоевание с помощью огнестрельного оружия русскими Сибири, европейцами — Америки, пушки, танки, атомные бомбы, подводные лодки, мины, вкупе с разведкой, диверсиями, если уж на то пошло — терроризмом; а уж завоевание власти предполагает весь комплекс приемов — от политических интриг до концлагерей.
Да, и выражение "творить зло или злое" — предполагает и такое, если хотите, дьявольское творчество — осознанное, чаще каким-то образом оправдываемое теми, кто его творит, проще всего — "во имя" — Аллаха, фюрера, нации, страны, блага большинства или меньшинства. Если человечество всё же выжило, можно добавить "отчасти" и "пока", понеся изрядные потери, иной раз катастрофически вследствие "творчества", можно сказать, первого рода, то спасает людей творчество в наиболее приемлемом смысле слова. Да и лук со стрелами изначала предназначался не для войны, а охоты; и кто знает, сыграл бы порох зловещую роль в войнах, оставайся он только китайским изобретением. "Цель творчества — самоотдача…", — с этим вполне можно согласиться при продолжении "… а не шумиха, не успех" — в идеальном варианте, но если в монадно-эволюционном ключе — "цель творчества" — во имя чего, для чего, зачем?
А затем: по-монадному наладить совместимость человеческих личностей в образованную таким образом более или менее устойчивую, перспективную сигмонаду — сообщество. Об этом уже шла речь в "Ранней ягоде" — язык, мифы, сказанья, обряды, орнаменты, ритуал, религиозные верованья. И о том, что реализация эволюционных возможностей у вида гомо сместилась по отношению к "братьям меньшим" в сторону "третьей спирали" с сопутствующей в этом монадной стимуляцией развития этих возможностей у индивидов, тех, у которых заложены были пока неведомые нам генетические предпосылки. Параллельно возгоралась и востребованность разного рода способностей и талантов опять-таки в достаточно "пассионарных" человеческих сигмонадах.
В новое время на Западе, не исключено: как скрытая антитеза всеразрушающим потенциальным глобальным войнам, угрожающих взаимоистреблению человечества, и при оживленных торгово-культурных связях между народами, — при социальной раскрепощаемости — возбуждала, можно сказать, разнообразные вирусы творчества, одержимостью — жаждой творить.
Но в такой всеохватной творческой лихорадке обратная связь оказывалась нередко неадекватной. Не могу не упомянуть то общеизвестное, но чему я был современником и свидетелем — навязываемых советскому народу идеологических оценок произведений литературы, искусства, положения в науке. Ну чего стоят "архискверные" романы Достоевского в сравнении с отмеченными сталинскими премиями — Бабаевского? А кто знает Бориса Пастернака — "Лягушку в болоте", то ли дело слова из песни на стихи Суркова, одно время руководителя союза писателей, "Среди зноя и пыли мы с Будённым ходили на рысях на большие дела…" Симфонии Прокофьева — кому они нужны, когда слагаются прекрасные песни "О Сталине мудром, родном и любимом…"? О его детских годах; малыша оказывается звали не взрослым "Иосиф", но уменьшительным "Сосо", и в школе на уроках пения и я разучивал: "Там по горам, по кавказским бегал маленький Сосо…"
А какой-то недоумок Мах порет явную чушь, выдавая её за философию, и даже марксисты чуть на ней не "свихнулись", благо Ленин вовремя отвлёкся от создания революционной партии и полностью разоблачил. Между прочим, беседы с Эрнстом Махом наверное немало дали Эйнштейну и как учёному и как мыслителю. Нет, и к этим выкрутасам той же теории относительности надо бы присмотреться, и расправиться с идеалистической физикой так же, как мичуринская биология под руководством Трофима Лысенко с генетикой; как известно этого не произошло исключительно потому, что отвлекло бы советских учёных от создания атомной бомбы. Для полноты картины — невольный каламбур — что там какие-то импрессионисты, испорченные реалисты — в сопоставлении, скажем с замечательным полотном "Тост за великий русский народ", должно быть, единственная в мире "Живая картина", в которой автор удалял или замалёвывал портретное сходство подобострастно внимающих провозглашающему этот тост Сталину бывших, но разоблачённых членов политбюро. Знаю об этом не понаслышке — так было с копией этой картины, висевшей в вестибюле кинотеатра "Комсомолец Украины" на Прорезной, моей улице, на которой нынче столько скульптурных изображений — Леся Курбаса, Плужника, Махтумкули — против посольства Туркмении, персонажа "Золотого телёнка" Паниковского, что по роману промышлял здесь до революции — фигура по сыгранному в кинофильме Зиновием Гердтом.
Не надо упрекать меня в подобных "лирических отступлениях" на первый взгляд превращающих заявленный "интеллектуальный дневник" в повод для заурядной мемуарной болтовни. Представьте себе — не совсем так, и в данном случае. Будем откровенны: советские люди и моего поколения и постарше в большинстве склонны были доверять, пусть не на сто процентов, официальной пропаганде; во всяком случае проницательных скептиков, настоящих интеллигентов, которые хотя бы в душе сознавали "кто есть кто" и "что есть что" было немного. Так же, как и наверняка духовных потомков Канта, Гёте, Бетховена в период господства фашизма. Не стану кивать на современный Восток, особенно мусульманский, делая скидку на укоренившиеся этнические традиции, весьма консервативные по сути. Или — поднявший голову, лучше сказать, задравший голову национализм в странах бывшего соцлагеря, в том числе на Украине, не вдалбливает ли в незрелые умы отраженное в кривом зеркале истории и культуры?
Хорошо, а как обстоит со всем таким в государствах, признаваемых самыми демократическими, со всеми возможными свободами личности? Не знаю, насколько правомерна и плодотворна аналогия с пчелиным житьём-бытьём, нет, не с "душой улья" или "социальной структурой", но только — с добычей сырья для производства мёда. Ограничимся семействами только домашних пчёл. Как известно, бывает мёд: липовый, гречаный, хлопковый, акациевый, цветочный… Пасека или располагается поблизости от таких массивов данной флоры, или пасечник вывозит с теплом ульи в эти злачные места. Собственно пчёлам одинаково из какого подходящего сырья вырабатывать запас на зиму. А, дабы облегчить себе заботу о производителях излюбленного с древности продукта — не на земле ли обетованной "реки текут молоком и мёдом"? — не знаю уж с каких пор пчеловоды вздумали потчевать своих подопечных сахаром. Конечно, качество уже не то, как наверное у многих сельскохозяйственных продуктов, когда в основе — количество и вероятная прибыль товаропроизводителя. Но и тут не так просто распознать элемент суррогата.
Нетрудно догадаться, куда направлена такая аналогия. Обширный культурный заповедник или ухоженный ботанический сад, деревья, кустарники, разноцветье полян, произрастают и экзотические растения, но — преобразуем эту аналогию как во сне или в фантастике: всё, что здесь находится духовно съедобно — это неловкое выражение из более привычного "духовная пища", и — на любой вкус. Но, поскольку это цивилизованное заведение, посетителю или пользователю служат удобные дорожки, скамеечки, указатели и, без чего нынче нигде ничего не обходится — реклама. Широко представлены тут и окультуренные растения, цветы — сиренарий, розарий, тюльпаны, хризантемы, одним словом, чего только нет.
Но, в отличие от цветов настоящих, в этом условном парке кое-что или многое, приправлено, скажем так, — духовным синтетическим "сахаром". С искусной имитацией цвета и аромата. Предполагается, что публика в основном — дура, и кто знает, может отчасти так оно и есть. Но кто-то всё же и вправду знаток, эксперт, дегустатор.
Можно ли говорить про объективность оценок, грубо говоря, кто и что чего стоят? Верней всего — в шахматах, далее — в теннисе, фигурном катании, футболе, музыкальных конкурсах, других соревновательных вещах, хотя порой факторы физического состояния, пика подготовки, настроения, везения, судейства, наконец, заставляют сомневаться в абсолютной объективности таких градаций. А что уж говорить об оценках произведений литературы, искусства, даже ценности научной теории или исследований, тут и Нобелевская премия недостаточная гарантия. Несколько абстрагирована от объективных критериев так называемая массовая культура, тот самый условный "сахар", а в смысле схожести с обычной пищей — хлеб в структуре духовной пищи.
И вроде все довольны, но — люди ведь не пчёлы. Вопреки настойчиво декларируемой детерминистической концепции, свобода выбора, в частности, "третьеспирального", насыщающего душу, более чем желательна. Почему, для чего? По-моему, угроза сворачивания "третьеспиральной" эволюции, сведение её лишь к утилитарной составляющей — грозит судьбой вида термитов или обезьян, с поправкой — видом этих семейств — при выработанном оптимальном образе существования, внутривидовых взаимоотношениях, обмене информацией, добывании пищи, защитных комплексов — застывшем развитии животной сигмонады, и отдельных особей, разве что некоторая коррекция при необходимости приспособления к не резко изменившимся условиям среды обитания.
Угасание отдельных цивилизаций в минувшие, вернее, давно минувшие века — не прогноз ли рецидива в глобальном масштабе? и на мой взгляд проблема свободного осознанного выбора личностью наиболее благоприятного для него духовного нектара, можно сказать, в повестке дня. Пускай озвучу высказываемое помимо меня: свобода мышления — залог рождения по-настоящему долговременно нетленного в "третьеспиральных" трансформациях. Но верно ли мы представляем сущность того, что именуем "свободой мышления"? Начну с казалось бы парадоксального утверждения: для современного жителя планеты — в среднем — свобода мышления более ограничена, чем для его предшественников. Прежде всего, это в значительной мере неосознанности — в смысле закрепления и нацеленности в памяти — "всех впечатлений бытия". Большинству наших относительно далёких предков было проще: "генетика", с позволения сказать, "третьей спирали" была куда однозначней.
И лишь некоторые немногие личности эволюционно-психически, не хочется высокопарного "духовно", — прозревали нечто сверх того, и это находило отклик и не таилось как неразделённая любовь, когда хоть как-то проявлялась обратная связь со своей общественной группой. Способствовали этому рождающиеся средства воплощения: передаваемое из поколения в поколения посредством языка, письменности; тому же служили краски для живописи, музыкальные инструменты, скульптурные формы и тому подобное. Усиливающаяся обратная связь, востребованность стимулировали профессионализм. "Я сделался ремесленник…", — гордо изрекает Пушкинский Сальери, повторяя влюбленных в то, что стало для них родным и, может быть, главным в жизни, — и это необходимый пьедестал для воцарения Моцарта. А с другой стороны "ремесленник" Бенедиктов вдруг затмевает Пушкина, Брюсов — Бунина — это уже современники, и берут верх именно "шумиха и успех" — при поддержке сверху, или как дань моде, а в наши дни — с помощью умелой рекламы.
Только что по телевизору прошёл сюжет о дельфинах — как они ориентируются в морской стихии с помощью органов чувств — и зрения, и посредством эхолокации получают представление о более или менее дальних объектах в трёхмерном варианте. Так, в общем, каждое живое существо, начиная с вируса или мха наделено способностью выуживать из окружающего мира самое важное для индивидуального существования и продолжения рода. Вдумчиво наблюдая за поведением домашней кошки, собаки можно заметить признаки удовлетворённости или напротив неудовлетворённости с достаточно полным — по-кошачьи или по-собачьи — ознакомлением с местом проживания и окрестностями в интересующих животных подробностях.
Девиз римского плебса "хлеба и зрелищ!" выражает программу-минимум удовлетворённости такого человека. Сегодня не только безработный или мигрант на Западе, но и миллиарды простых людей в Китае, Индии, Латинской Америке, может, за исключением бедных стран Африки, вряд ли серьёзно могут страдать от голода, разве что от недостаточной сбалансированности рационального питания, как, увы, нынче и на Украине. Что же касается того, что мы условно именуем "пищей духовной", то ассортимент её, с позволения сказать, повсеместно заметно расширяется: кроме традиционной религиозной и этнической обрядности, — спортивные состязания, коллективы гастролёров, знаменитостей, выставки разного рода, телепередачи на всевозможные темы и вкусы, компьютерные игры… Как говорится — не соскучишься — без привкуса горечи.
И для тех, у кого проявляются способности к обеспечению "зрелищного" рынка в широком смысле — от мимолётных песенок до архитектурных комплексов, от дизайна технических новинок до мистических откровений, от порнографии до политических шоу — необъятное поле уже далеко не бескорыстного служения потребам народных масс. "Не продаётся вдохновенье, но можно рукопись продать", — ах, хорошо, если и впрямь "не продаётся" — свобода творчества хоть отчасти жертвуется в пользу Молоха. Вместе с тем растёт число тех, кого одолевает творческий зуд, не обязательно чистых графоманов, а таких, не постыжусь сказать — подобных мне, — что пишут, рисуют, поют, играют на сцене или в теннис, шахматы, го, карты — для собственного — может, верней говорить — не "удовольствия", но удовлетворения. При этом потайное авось — найдёт своё место в жизни, в душах ближних и дальних.
Но подлинная свобода мышления, свобода души не подвластна ни тоталитарным угрозам, ни соблазнам коньюнктуры, разве вынужденно, когда терпеть совсем невмоготу. Яркий пример тому — достигнутое в двадцатом веке, особенно непростом для России, Советского Союза — живущих здесь творческих личностей, не сумевших или не пожелавших во время эмигрировать в более благополучные края. И теперь, когда этот бурный век позади, и открылось всё или почти всё находящееся в малотиражных изданиях, едва сохранившихся, государственных и личных архивах, запасниках — предстаёт во всём многообразии и, от себя скажу — нередко великолепии, и шедевры — не исключение. Назову, как в мои школьные годы, имена "знаменитостей", что на слуху, ныне как бы канонизированных: писатель Михаил Булгаков, поэт Борис Пастернак, художник Василий Нестеров, композитор Сергей Прокофьев, философ Алексей Лосев, балерина Майя Плисецкая… Нет, надо остановиться, а во всём, что обнимается понятием "наука" — как ограничиваться только одним, пусть хотя бы: Иван Павлов, Николай Вавилов, Пётр Капица, Андрей Сахаров, Лев Ландау… Насколько я знаю и могу судить о перечисленных, каждый из них был гомо либерти — человеком свободным — и разве что изредка не могли противостоять угрожающему — в самых страшных вариантах — тоталитарному режиму. В конце весьма и весьма ограниченного перечня людей старшего и почти моего поколения я не случайно упомянул Льва Ландау, и вот в какой связи.
Несколько лет существует в Киеве Межрегиональная академия управления персоналом, сокращённо МАУП, финансируемая из-за рубежа воинственно настроенными, понятно против кого — некоторыми богатыми при том мусульманскими структурами. И МАУП отрабатывает миллионные подачки, издавая самую что ни есть антисемитскую литературу; и соответствующие статьи появляются в их газете "Персонал плюс". В одном из последних номеров опус Лапикур. В частности при лейтмотиве — что наделали евреи с Россией, Украиной, — такой пассаж в почти дословном пересказе. До революции 1917 года нефтепромыслы в Баку принадлежали Ротшильду, тут всё ясно, а компаньоном у него был местный воротила Давид Ландау, который задумался — как получше обеспечить своего сынка Лёву. В царской России карьера еврею не шибко светила, а вот если к власти придут большевики, в руководстве которых немало евреев, Лёва может преуспеть. И Ландау-старший начал субсидировать революционеров и таки добился своего. Но и пришедшие к власти не остались в долгу — одаривали Льва Ландау Сталинскими премиями и даже успели пробить Нобелевскую. Вот так. Кстати, Ландау — яркий пример гения, который ряд явлений микромира прояснил, переведя их сущности на язык "чисел" абстрактных формул.
Иной раз, читая в периодике, в радио или телепередачах встречая подобное и ещё похлеще — представьте себе — ещё фантасмагоричнее, — задаю наивные вопросы. Неужели сегодня уже завершается пятый год третьего тысячелетия? Неужели подобное стало возможным при наступлении гласности, свободы слова и печати — в довольно широких масштабах? Наконец главное: для кого это предназначено, ну если люди хотя бы краем уха слыхали его имя в ряду крупнейших советских учёных двадцатого века? Но и без того — хоть немного зная историю страны, можно ли поверить в такой вздор? И что же? Отклики на подобное у так называемых простых людей, и с высшим образованием, мимолётные или обстоятельные беседы с представителями разных социальных и этнических групп убеждают: верят безоговорочно и бездумно, но и не в такие нелепости — под авторитетом религии, псевдоучёных, демагогов-политиков, откровенных шарлатанов.
Мой дядя Нахман припоминал шутку 20-х-30-х годов: "Пусть лошади думают — у них головы большие". К вопросу попутно "Думают ли животные?" — отвечу так: генетическая программа высших животных допускает вероятность прокрутить в мозгу возможности оптимального поведения в сложившихся, как теперь говорят, нештатных ситуациях и повести себя соответствующим образом. У большинства людей к подобному вынуждает та же житейская необходимость. "Нужда научит калачи печь". Творческий вектор направляет ход размышлений на словесное воплощение трансформированных в сюжеты и образы жизненные переживания и наблюдения, создание "мыслеформенных" звуковых комбинаций, так же графически-цветовых у живописца, моделей микромира, перевоплощения в персонажа киноэкрана, совершенствовании автомобиля или телевизора и так далее.
Мой, увы, покойный приятель Александр Лук верно характеризовал в своей книге ум человека, как способность быть проницательным, творческим в избранной области человеческой деятельности, бывая недалёким в другой, где он не очень компетентен. Но свобода мышления, по-моему, нечто иное, и именно эта свобода для избранных делает ум, можно сказать, всеобъемлющим, как у Леонардо да Винчи, Пушкина, Чехова, Гёте, Эйнштейна, Андрея Сахарова — так я полагаю. Возможно годы, когда я подвизался в жанре научно-популярной литературы оставили привычку прибегать к аллегориям, сравнениям, метафорам, хотя, надо сказать, подобное не чуждо и произведениям сурового реалиста Льва Толстого, не говоря уже о поэзии, что во многом на этом и держится.
Поневоле повторяясь в том, что было — в предыдущих частях "Ранней ягоды". Сегодня мы знаем, и об этом рассказывалось — каков механизм упавшего на землю семечка, желудя, каштана, зёрнышка из земляничной ягоды при заглублении в почву корней и вертикальном подъеме стебля — посредством использования в биохимической структуре фактора гравитации. Это — начальный этап генетической программы. Следующие — насыщенные хлорофиллом образования — листья или тело кактусов, способные трансформировать в рост и развитие растения энергию солнечных лучей, а углубляющиеся в почву корни выуживают необходимые для строительства целлюлозных цепочек атомы, воду, а также микроэлементы, заметим, для каждого вида — свой оптимальный ассортимент. Как-то разыскивают в земле нужный для одного растения кальций, для другого фосфор, для третьего — марганец, верней — для каждого определённый набор в категориях качества и количества.
Знают ли сегодня доподлинно — как корни распознают желанные атомы, добывают именно их и доставляют по назначению?
Генетическая детерминированность по мере восхождения видов живых существ по лестнице эволюции понемногу уступала относительной многовариантности выбора и реакции на сложившиеся обстоятельства, и соответствующего решения задач выживания — индивидуального и рода, потомства. И даже у гомо сапиенс монадная эволюция постаралась держать в узде неосновательные с позиций жизненной стабилизации порывы к чрезмерному высвобождению духовного потенциала. Не отсюда ли устойчивость мифов — если под этим термином в лингвистике нового времени понимать консервацию в душах традиционных верований, представлений о том, что хорошо, что плохо; почитание высших по рангу вплоть до — в современном варианте — обожествления вождя, руководителя нации, пускай развенчиваемого впоследствии. И та лёгкость доверия к упоминаемым выше нелепостям, шарлатанским уверениям и посулам, разжиганию неприязни к условным "врагам" — очень хочется дополнить "народа" — экстраполированного из метафорического заглавия пьесы Ибсена на абсолютно всех, репрессируемых в конце тридцатых годов в СССР в немалой степени "по разнарядке" — по городам и весям.
Сдаётся мне, что та же монадная "третьеспиральная" эволюция допускает свободное мышление, так сказать, в порядке исключения — чтобы далеко не все "предались бы вольному искусству", "Нас мало, избранных…" особый редкий дар какими-то духовными корнями — по аналогии с корнями растений — выбирать из жизненного многообразия, явно и неявно содержащегося в этнической среде своего рода "архетипами", — и выстраивать такое "третьеспиральное", что позволяет по-другому, по-новому взглянуть на себя и на мир, не так, как казалось, а ближе к тому, как оно есть на самом деле. В этом плане для меня равнозначно совершённое Коперником или Эйнштейном и — Иоганном Себастьяном Бахом, Бетховеном, Пушкиным, Чеховым — после Льва Толстого, возможно импрессионистами и Борисом Пастернаком. А вправе ли я, говоря о тех, кому дано было парить в заоблачных высях духа, ссылаться и на личный опыт? С высоты завершающегося восьмого десятка лет жизни моей порой думаю, что — здесь кажется начинает попахивать мистикой — некий — по старинке ангел-хранитель умел подстраивать даже вроде бы или на самом деле — неприятности — с изгнанием с места работы по наущению КГБ, срывами в публикациях может быть более стoящего в моих писаниях, неудачных романах — мимолётных и затяжных, — так, что в конечном счёте оборачивалось благом.
Мало того, и я уже вскользь не раз ранее упоминал об этом: вдруг, похоже ни с того, ни с сего — брал какую-то книгу, журнал, открывал наудачу — и как раз здесь — так мне представлялось — напрасно? — таился импульс тех мыслей что запечатлевались в этом интеллектуальном дневнике. Если кто-либо, прочтя вышесказанное, сочтёт предположение о вмешательстве и в мою жизнь и писания "высших сил", по примеру тех творцов, что признавались: — кто-то "диктует" им поэтические строки, внушает мелодию, открывает будущее живописное полотно, научную гипотезу, — готов и ваш скептицизм признать основательным, хотя всё, что излагал относительно Окина для меня остаётся неизменным.
И тут самое время дать волю фантазии. Ещё век назад — какой фантаст, мечтатель мог представить такое техническое чудо, как интернет? Не надо рыться в тысячах книг, высиживать в библиотеках, листать пожелтевшие страницы архивов — любая нужная для тебя информация после несложного обучения работы с компьютером и интернетом — к твоим услугам, и при надобности может сохраняться, дополняться, комплектоваться. То, что я обозначил как подсказки из Окина, может быть, и такие, что только фиксируй в словах, нотах, красках — если не относить к категории материальных или пусть энергетических, то, по крайней мере, существующих в действительности. Подобно телепатии, ясновиденью в пространстве и во времени, чему было посвящено достаточно рассуждений в предыдущих частях книги. Этому не каждого научат и тибетские ламы — такую способность, если она есть у человека, можно развить, но никак не привить. Но, может быть, через век-другой появится, назовём так эту штуку — сенсорный интернет.
Теперь гражданин, которому привычно захотелось чего-то новенького, свеженького, так же, как пивка или пирожного, начинает крутить ручку или нажимать кнопки телевизора, пока какая-то передача придётся ему по душе, а то и вычитает в программе телепередач — о времени выхода в эфир какого-либо шоу, дискуссии, сериала — и настроится получать удовольствие от того, что интересует, умиляет, даже раздражает, пробуждает затаенную агрессию — такое нам знакомо. Но, если вдуматься, сети развёрнутых ныне информационных комплексов держат души людские в таком плену, в такой же, в сущности, несвободе, как встарь цепи этнических, социальных, клановых или семейных традиций. И, может быть, в самых демократических государствах Запада большинство граждан — не в правовом плане, а в духовном, свободны не более, чем крепостной или же дворянин в эпоху Средневековья.
Говорилось о том, что сие касается и тех, у кого есть врожденные способности сочинять стихи, малевать картины, создавать музыкальные произведения, погрузиться в ту или другую науку — и для всего неоценимо пособничество компьютера, интернета — расширительная эрудиция творящего. Великое дело — свобода творчества; а свободно мыслящий человек — поневоле творческий, и даже его возможная агрессивность выливается в творчество, как, мне представляется, — у Карла Маркса, Фёдора Достоевского, иных шахматных гроссмейстеров, а то и учёного, для которого враги — вирусы птичьего гриппа, или непостижимые чёрные дыры в галактике, или нерасшифрованные письмена. Свободное мышление начинается, как ни парадоксально это покажется на первый взгляд, со свободного выбора тех "атомов" нематериальных, информационных, что наиболее соответствуют складу, натуре, душе, направлению таланта данной личности. Впрочем, то же справедливо и для творческих свершений любого уровня, но тут от этой определяющей — свободы выбора из миров внешнего и внутреннего наиболее существенного для своего творчества — зависит очень и очень многое.
Но — не по учебной программе, не по плану самообразования Лев Толстой в своём дневнике — в зрелом возрасте написал "План трёхлетнего пребывания в деревне": "Изучить английский язык, немецкий язык…" — нет у меня под рукой для буквального цитирования, но запомнилось и "русский язык" — это, кажется, почти автор "Войны и мира", но всем этим программа освоения культуры человечества далеко не ограничивается. Однако полагаю, что как молнии из накопленного в тучах статического электричества, непредсказуемо вырвались "Крейцерова соната" или "Хаджи Мурат". Так же как совсем разные "Маленькие трагедии" в Болдинскую осень, которые привередливый Белинский назвал "чудом искусства" — и добавить нечего.
Не стану повторяться — кто знает "из какого сора", если включить в этот "сор" — и "шипенье пенистых бокалов" на дружеской пирушке с пылкими речами оригинальных личностей, и дежурную влюбленность, и крик орла в Кавказских горах, и болтовню Руссо, и образное ворчание няни, и кладбищенскую немоту, и знакомые сосны — "шорох их вершин", и мало ли что — взросло Пушкинское — эпитеты явно неуместны. Но надо же было, чтобы разный "сор" или что-то и впрямь драгоценное, духовные "жемчужные зёрна", запавшие в душу творца, наилучшим образом трансформировались в плоды творчества. У меня, например, — нет, помилуйте, не примазываюсь к творцам, будем говорить, "золотого фонда" культуры, — запавшее в душу за долгие годы жизни также непринуждённо вылилось на страницы этого интеллектуального дневника.
Ранее прервался на том, что получив в юности возможность углубиться преимущественно в философию, если под этим понимать широкий спектр миропонимания — сейчас не найду более выразительного слова — и мыслителей античных, и мудрецов Востока, и толкователей "Священных книг", и Лейбница, и Гегеля, и Шопенгауэра, и Бердяева, и Фрейда, и ещё можно назвать десятки, сотни имён тех. кто не только видел мир по-своему, но и объяснял, может быть, и оправдывая такое своё мировоззрение, понимание тех или иных аспектов мироустройства, места в нём человека и — каков он на самом деле, одним словом, отстаивая Истину — какой таковая ему представляется; так вот изучив всё это как можно полнее, и я "стоя на плечах гигантов" насколько возможно и объективно приблизился бы к познанию Истины, что замечу, для людей в большей или меньшей степени мистически настроенных достижимо посредством самоуглубления, медитации, при озарении свыше.
Предполагая такое несбывшееся в моей судьбе, при всём том не уверен, что в результате на бумагу непременно вышло бы куда более стoящее, чем в завершающейся "Ранней ягоде". Но для правнуков, праправнуков в будущем веке или веках фантастически надеюсь на появление упоминаемого "сенсорного компьютера", — в подражание могуществу Окина улавливать глубинную настроенность души творца и подсказывать, то из белого света — что данный момент поспособствует возгоранию "искры Божьей". Но, господи — свет сегодня, тем паче завтра — что-то бесконечно разнообразное — так что же может предложить, подсказать, подсунуть гипотетический "сенсорный компьютер"?
Поскольку любая наша фантастика, земная — не более, чем гиперболизированные, утрированные, идеализированные модификации исключительно знакомого и преображаемого в сознании по алгоритмам сновидений, оттолкнусь от того, что вдруг, казалось беспричинно толкало меня снова слушать Баховский "хорошо темперированный клавир" или песни Вертинского, перечитывать рассказ Бунина или перелистывать словарь Даля, открывать альбом репродукций Рембрандта или Крамского, идти на прогулку в такой-то район города, звонить знакомому, писать письмо в дальние края — в чём-то исповедуясь. Конечно, можно было в мечтах переноситься на берег моря, в лес — летний или зимний — в будущем такое возможно станет осуществимо хоть виртуально, но — как бы в гипнотической реальности.
В океане абстракций
Свободное мышление и абстрактное несомненно как-то связаны между собой, надо только поразмышлять — как именно. Пока не знаю — смогу ли добиться этого — рано или поздно, но ни в коем случае не прибегая к тому, что окрестил бы негативной абстракцией, и о чём хотелось бы потолковать. Но, по привычке, начну издалека. В этой книге говорилось, между прочим, что в иных африканских племенах в языке мало различимые для европейца виды или подвиды растений, но нет обобщающего "дерево", так же, как для жителей тундры целая гамма обозначений разновидностей снега в зависимости от погодных условий, но отсутствует единое понятие "снег". Но вряд ли можно усомниться в том, что и в сохранившихся на планете племенах, стоящих на низших ступенях цивилизации, люди могут пересчитывать количество своих детей или не очень многочисленного домашнего скота. Считать, так сказать, предметно, как установили — и об этом упоминалось — орнитологи и энтомологи — ворoны и даже муравьи — до какой веточки надо ползти, чтобы обнаружить пищу. Но наверное, не глядя на руку, сказать, что на ней пять пальцев смогли только если не просто гомо, то гомо сапиенс наверняка.
Пожалуй, число и сделалось первой абстракцией в человеческом сознании. Потом, а может параллельно вычленились: люди, камни, звёзды в небе. Кроме обобщающих абстракций типа приведённых в предыдущей фразе, дифференцировать которые удавалось с помощью прилагательных, эпитетов, на каком-то этапе развития цивилизации намечались такие как: красота, любовь, совесть, мудрость, превосходство, тяжесть — последнюю поглотила гравитация. И всё же лидерство захватили числа, верней сказать — математика. Не знаю, удалось бы, скажем, сегодняшнему студенту с математического факультета растолковать не то, что Пифагору, но Декарту или Паскалю — замысловатую формулу с интегралами, иррациональными числами; или операции с многомерными пространствами.
Дефиниция абстракций, закрепившихся в сознании и в лексиконе условна: товар, справедливость, душа или психика, мечта, механизм, информация, очарование, нежность, святость… Не уверен, что каждый из нас сходу, чётко, исчерпывающе определит, что подразумевает любая из названных абстракций, но не сомневаюсь, что прочтя или услышав это в определённом контексте поймёт — что и к чему. Если это так, то, как говорится, сам Бог велел вводить абстрактные понятия в науку, верней, в науки — для посвящённых, и — не удивительно — с каких-то пор в литературу, искусство — когда каждый вправе причислить себя к "посвящённым", и переводить такие абстракции по своему на интеллектуально-эмоциональный язык, понятный собственной душе.
Открываем словарь иностранных слов: аберрация, автономия, авторитет, агент, агрегат, адаптация, аккумуляция, акцент, анализ, аналогия, аномалия, антиподы, аппарат, арсенал, ассимиляция, ассоциация, астральный… Многое зависит от того, в каком контексте проявляется каждое из этих слов, начинающихся с буквы "а"; и рождаются новые, и могут помочь донести мысль, образ в иной области науки или в гуманитарной сфере. Что и говорить — в двадцатом веке абстрактное искусство — не только в живописи, но в музыке, поэзии признанных мастеров, пренебрегающих ясностью выразительных средств — закрепилось и процветает. И было бы удивительно, если бы тем же не воспользовались философы, многие из тех, кто относит себя или кого считают таковыми, тем более в философии некоторых направлений такая традиция сохраняется издревле. Замечу, что сентенции мудрецов Востока не всегда легко перевести на язык, доступный пониманию обычного человека, впрочем, и толкования мыслителей последующих веков навряд ли представляются однозначными.
Под "негативной абстракцией" подразумеваю примерно то же, что сказано у Андерсена в известной сказке о королевском облачении, и что также определяется абстрактным понятием — фикция. Может быть, аллергия у меня от того, что назвал "негативной абстракцией" — из выхлопов навязчивых призывов и лозунгов — и советской и постсоветской эпохи, в частности на Украине. Собственно те же слова не раз вставлял и в текст "Ранней ягоды", но, думаю, полагаю, надеюсь, что и не искушённый в терминологии возможный читатель уразумеет — что за этим стоит, значится, мыслится в каждом предложении. Но когда с газетных полос, в эфире, с экранов, с трибун раз за разом несётся: свобода, независимость, священные, бессмертные, все равны, прогрессивный и так далее — по-моему бессмысленность подобных слов — куда гаже, чем гамлетовское "слова, слова, слова" — без действенных результатов их воплощения в жизнь, а тут и такое даже не предполагается — заклинания шарлатана… Уместно напомнить, что — по словарю — "слово, которому в старину приписывалась чудодейственная магическая сила, писалось на амулетах" — дошло до наших дней в ином значении, это — абракадабра.
А, может, подбираясь к изложению философии, особенно новейшей, я уподобляюсь тому субъекту, которому в руки случайно попалась серьёзная статья из весьма чуждой ему области науки? Начну с похвалы самому себе: работая над сценариями учебных, научно-популярных фильмов, задача которых была для учащихся или массового зрителя средствами кино облегчить восприятие, понимание закономерностей, явлений в области неорганической или органической химии, физики, физической химии, теплотехники, начертательной геометрии, генетики, экологии, электротехники, — насколько мог, вникал в сущность современных научных воззрений в той или иной области знания, не без помощи научных консультантов. Но тут же должен заметить, что талантливые режиссёры нередко находили оригинальные образные решения, продолжая в этом древнейшую традицию человечества — в мифах, моделях мироздания и возникновения всего сущего давать определённое — не сугубо абстрактное — представление о том, каков мир ( мір — в дореволюционной орфографии, и в "Войне и міре" второе слово — не антитеза войне, но, что откровение для современного читателя — планета людей, выражаясь сегодняшней лексикой ).
А какие замечательные статьи появлялись на страницах журналов — о пронизанных математикой высшего порядка, скажем, открытиям и проблемам в микромире или астрофизике. Не удивительно, когда это могли поведать владеющие пером учёные, вносящие заметный вклад в развитие своей науки, но ведь и мой покойный друг Роман Подольный, имя которого уже вспоминалось ранее, будучи замечательным историком, автором превосходных интересных для любого читателя книг, посвящённых этнографии, между прочим, чуть ли не первым как редактор журнала "Знание — сила" открывший возможность публикации массовым тиражом Льву Гумилёву, в те годы автору, как и я порой — в цензурном "чёрном списке", так вот тот же Роман Подольный писал отличные статьи — репортажи с конференций по проблемам элементарных частиц, возможностям кибернетики или контактов со внеземными цивилизациями.
Беру обратно недавно высказанное — что не то, что Пифагора, но Декарта или Паскаля — основоположников целых направлений в математике — смутили бы математические формулы и выкладки, доступные рядовому студенту на факультете математики. Может быть — не сразу, но, полагаю, после краткосрочных курсов по развитию математики в новое время эти учёные чего доброго приумножили бы славу первооткрывателей в области геометрии или теории вероятностей. Риторический вопрос: как бы сочинял сегодня стихи Пушкин, музыку Моцарт, каковы были бы картины Рембрандта, взгляды на мироздание Галилея, философские взгляды Лейбница? Хотя я высказывал мнение, что востребованность реализации определённого таланта стимулирует зарождение в душах потенциальных творцов "искры Божьей", и что Пифагору, Гомеру, Моцарту, Эйнштейну в каменном или бронзовом веке нечего делать, и монадная духовная эволюция в те эпохи ещё дремлет, гомо сапиенс предыдущих трёх тысячелетий достаточно созрел для проявления свободного, творческого мышления — на гребне своей эпохи и нации. Перенесись Сократ в наше время, он бы наверное яснее и чётче ставил бы вопросы — почему? каким образом? зачем? — нежели аз грешный. Могу предположить, что он, Сократ отметал уклончивые, обтекаемые, абстрактные по сути ответы, чем в свою очередь раздражал власть имущих, ссылающихся в своих действиях на некие священные предначертания, предустановленный порядок. А даймон Сократа озарял его именно даром свободного мышления — таково моё мнение.
Сегодняшняя востребованность пробуждает творческие возможности любого уровня — при глобальной информатизации — повсеместно на планете. Ничего поразительного в том, что внуки хунвейбинов, юных агрессивных питекантропов периода маоистской "культурной революции" — в наш век выходят в космос, стремительно догоняют Запад в ряде областей техники и отчасти науки. Настораживает, правда, "на любом уровне" — дешёвый и невысокого качества ширпотреб хлынул из "Поднебесной" во все континенты. Того же порядка и — уже скорее западный — духовный ширпотреб.
Комплекс неполноценности
Он у меня есть, и, чтобы подсластить пилюлю, пускай с эпитетом — сократовский. Сократа представляют как эдакого следователя, который зная всю подноготную обвиняемого, добивается, чтобы тот после каверзных вопросов во всём признался чистосердечно — деваться некуда. Ничего подобного — считаю, что ставя вопросы собеседнику Сократ как бы проверял зеркально верность своих суждений о некоторых вещах, и общеизвестное: "знаю, что ничего не знаю" — метафорически провозглашало относительность индивидуального "я — знания", большее или меньшее приближение к неведомой, иначе не скажешь — абсолютной Истине.
Подобный "комплекс неполноценности" может компенсироваться не аристотелевой всеохватностью, но — или отказу от претензий на собственную неоспоримую правоту — вообще и в частности, нет — как раз на относительно верное виденье, объяснение сущности именно "частностей" — углублённого направления данной веточки на древе Науки, созвучного душе течения в гуманитарной сфере, или — это уже больше относится к литературе, искусству и похоже философии — вот таким я вижу мир, таким его живым зеркалом своей творческой души отражаю — и так зажигаю свою звезду в "третьеспиральной" галактике.
Насколько влияет на значимость такой духовной "звезды" профессионализм или дилетантизм? По-моему очень даже, но как? Встречаются замечательные дилетанты — Гётевский Фауст, который к старости постиг чуть ли не все науки или его также весьма образованный создатель; или профессор Вагнер из той же драмы, профессионал в своей науке — изучивший её досконально, но не продвинувший это знание ни на иоту. Но так представляются типические, крайние представители тех и других. На самом деле известны вроде бы дилетанты, сделавшие замечательные открытия, и добросовестные исследователи, благодаря которым накопленные факты позволили опять же выдвинуть плодотворные гипотезы, создать новые теоретические построения. А типичным образцом специалиста узкого направления человеческой деятельности, но достигшего в нём необыкновенных и несомненных успехов предстаёт шахматист, чемпион Чентович из "Шахматной новеллы" Стефана Цвейга.
То, что герой этой новеллы, в отличие от многих выдающихся шахматистов не мог играть вслепую, не глядя на доску, представляя расположение фигур и пешек в уме, абстрактно — вызывало насмешки, и в этом важный штрих интеллектуальной характеристики. Но это только штрих, а вообще: "В блистательном обществе гроссмейстеров, среди которых были видные представители самых разнообразных отраслей интеллектуального труда — философы, математики, люди, обладающие художественным чутьём, изобретательными способностями и нередко творческим талантом, затесался совершенно чужак — хмурый, молчаливый, неразвитый деревенский парень".
За десятилетия, прошедшие со времени написания "Шахматной новеллы", мы узнали шахматистов первой величины, обладающих незаурядными способностями в перечисленных Цвейгом областях культуры, науки, да и политики, как чемпионы мира Карпов и особенно Каспаров, но также и очередного чемпиона — Роберта Фишера, недалеко ушедшего от того же Чентовича. Вектор прогресса нового времени устремлён от умельцев, талантливых тружеников, подобных Кола Брюньону — Николаю Персику в переводе Набокова, искусного резчика по дереву — к требующимся профессионалам — в игре на любом инструменте в симфоническом оркестре, или даже в эпизодических ролях в кино, или в исследовании космоса, варке стекла, банковских операциях, в амплуа модельера одежды, высшем пилотаже, компьютерных программах, селекции коров или собак…
Может быть, приходится сожалеть, что я в жизни своей так и не сделался профессионалом ни в чём, хотя, наверное, мог бы. Самооценка, в отличие от той, которая оставлена Карданом, лишена плохо скрываемого возвеличивания или, чтобы оттенить это яркое — хлёсткое самобичевание. Пусть только то, что по своему характеру, разбросанности, инертности, душевной лени — не состоялся как профессионал достаточно высокого класса или уровня. Да, сочинял стихи, фантастические рассказы, произведения в научно-популярном жанре, писал статьи в периодику, сценарии учебных фильмов — и что-то, а может, не так уж мало — печаталось, издавалось, трансформировалось в киноленты, радио и телепередачи, но мало заботился о том, чтобы всего такого было повесомей, хотя предпосылки были — и это также показатель недостаточного профессионализма.
Был руководителем технологической группы в проектном институте, и промышленные объекты по нашим проектам строились, выпускали и доныне выпускают продукцию, но это была не слишком творческая работа. Что говорить — нынче и дворник, и мусорщик, и штукатур, и продавец ювелирного магазина, и кассирша супермаркета, и корректор в газете, и сборщик автомобилей, и футболист классной команды — все должны быть профессионалами. Другое дело — это рядовой скрипач в оркестре или первая скрипка, совершающий открытия учёный или дежурный экспериментатор, выполняющий рутинную работу, композитор мирового уровня или сочинитель незатейливых песенок. Что ж, специализация обязательна у пчёл, некоторых видов муравьёв, и распределение ролей гарантирует удачу хищникам в групповой охоте. Разница у людей именно в том, что сочетаемый с талантом профессионализм может застрять на Сальери или вознестись Моцартом. А невозможность достичь желаемого уровня — в силу объективных или субъективных причин порождает этот комплекс неполноценности, возможно, кажется мне, при недостаточно самодостаточной свободе мышления порождающей зависть, неуёмное стремление обогнать коллег или конкурентов. Со всей откровенностью скажу, что уж такое мне всегда было чуждо, возможно в ущерб карьере творческой, но — Бог с ним. Радует, что похоже у детей моих — Алёши и Оли — и время иное — осознание цены профессионализма, и это уже проявляется в их жизни. А зарыл ли я свой талант в землю, и что получилось бы, если бы пустил его в оборот — судить не мне, а разве что Всевышнему, но если бы Он, вдобавок и сведущий доказал нам своё бытие, то вряд ли стал заниматься столь несущественной гипотетической проблемой.
Надо бы понять — хотя для меня, рассматривающего паразитизм в биосоциальном ключе, это во многом понятно — откуда берутся и становятся порой "негативные" профессионалы весьма высокого класса, иносказательно — гетеры, куртизанки, представители "второй древнейшей профессии" — будем считать лишь продажные журналисты, шулеры всех мастей, без сомнения безбожные священнослужители — упаси Бог — имею в виду далеко не всех представителей этого сословия, шпионы, демагоги-политики, безжалостные генералы, киллеры, карманники, многообещающие и многоберущие целители загодя не оправдывающие надежд? Это издержки "третьей спирали" или — на то и щука в реке, чтобы карась не дремал? И пробуждаемые лирой "чувства добрые" успешней противостояли проискам Дьявола…
В конце концов
Ничего не получилось из заявленного было самонадеянно в начальном прожекте "Путешествие по философскому архипелагу", с существенной оговоркой, что не в 28, а в 78 лет, полвека упущено, и годы ещё как дали себя знать… Да, если бы отправиться в такое "путешествие" в юности, подобно Дарвину на корабле "Бигль", и со всей полнотой энтузиазма и дерзкой любознательности в сочетании с научной добросовестностью исходить вдоль и поперёк, если прибегнуть к сравнению в буквальном географическом плане с островной державой Индонезией, где основные острова крупнее иных государств, — и кардинальные массивы философских направлений и школ, и "островки" частных взглядов на человеческую природу.
Постичь — в чём основная сущность каждого "острова" всемирной философии, отличия от прочих "островов", и как эти "острова" сообщаются между собой. Хватило бы для этого и десятков лет, если попутно требовалось бы и овладеть языком философии, скажем, для меня далеко не всегда понятным; и не быть полным профаном в науках естественных, гуманитарных; и стараться не отвлекаться на текущие жизненные заботы и переживания? И, главное, к чему бы всё это привело? К уверенности, что приблизился к Истине, насколько это возможно? И высказанная тобой такая близость к Истине может засиять для многих путеводной звездой? Как говорится, дай Бог!..
Но уж мне, глубоком старику, путешествия такого рода — умозрительные или в натуре — не под силу. Разве что, пристав к какому-нибудь берегу, почувствую — насколько мне здесь нравится или не очень, разожгу костёр, чтобы не мёрзнуть и попробовать сварить что-то из местных плодов. А потом на лодочке ( гребля, кажется, единственный вид спорта, освоенный мной за всю жизнь, и доныне — люблю это дело, а начинал там, где реки Бия и Катунь сливаются в Обь…) неторопливо перебраться на другой попутный остров, где что-то новое, невиданное, чем-то замечательное — привлечёт внимание. И на досуге — а его сколько угодно — небрежно набрасывать то ли дневниковые записи, то ли "письма путешественника", ещё неизвестно кому адресованные.
Возможно, так же безадресно, скоре для себя, чем по велению правителей или для неведомых потомков, запечатлевали то, что представлялось им наиболее существенным, важным — древнекитайские, европейские в Средние века, Нестор на Руси — хроникёры, летописцы; и, наверное, сочинители Ветхого и Нового Завета, Корана, отчасти давая волю фантазии — ведь могло быть и так — выразительнее и всячески подкрепляюще возвышенные идеи. В таких памятниках былых веков, как и у Геродота, Плутарха, Тацита вкрапляются характерные приметы обыденной жизни, быта; со скрипом, ограниченно присутствующие у историков нового времени, в этом плане щедрее Забелин, Костомаров.
Высокая самостоятельная ценность, независимо от того, кто авторы — дневники Льва Толстого, Михаила Пришвина, записные книжки Чехова, "Окаянные дни" Бунина, записи "для себя" Корнея Чуковского, наверное в этом ряду и "Охранная грамота" Бориса Пастернака, и публикуемая переписка замечательных личностей минувшего века. Да и, скажем… Советским Союзом. Как легко догадаться, вышенаписанное — о том, как запечатлеваются издревле и по-разному вехи человеческой истории — царств, народов, земель, семей, личностей необыкновенных и обыкновенных, — ещё раз в оправдание завершаемого наконец того, что обозначил как интеллектуальный дневник.
И ещё — переиначенное: мыслю пока существую. Отсюда — несмотря на очередную уверенность, что ставлю здесь последнюю точку, наталкиваясь — случайно или неведомо как — на что-либо, сопричастное "Ранней ягоде" не могу устоять от искушения дополнять уже "многотомное" сопутствующим. Показалось — может нечётко растолковал, каким образом картина будущего формируется и высвечивается в Окине и воспринимается — будем говорить — просветленными даром творчества или пророчества, талантами, сопряженными со своей сигмонадой.
Исходя из того, что абсолютно вся информация о происходящем в мире не только сохраняется в Окине, но и, можно сказать, по-лапласовски детерминистски, однозначно может трансформироваться в срезы происходящего в грядущем по алгоритмам мышления. Собственно, то же распространяется на настоящее время и минувшее, и у таких личностей как Ванга или Мессинг и другие известные и неизвестные прорицатели способны как бы "считывать" такого рода информацию, вызывая её из глубин — не своей памяти, как обычные люди, но — окинной, да и нам порой не чужды предчувствия. Предполагаю, что по-монадному — в русле оптимальной "третьеспиральной" эволюции.
Эта гипотеза, по-науке весьма сомнительная, особенно для убежденных материалистов, то есть признающих исключительную первичность сугубо вещественного и категорически отвергающих презумпцию и приоритет духовного, как — в общем — идеализм. Характерно, что в начале ХХ века именно в науке, постигающей закономерности микромира и относительность "абсолютов" категорий материи, энергии, пространства, времени, можно добавить — в дальнейшем — информации — затрещал каркас кондового материализма, возведенный набирающей силу наукой предшествующих веков.
И тут на защиту материализма, подобно верующему на, рьяно оберегающему чистоту своей веры от ересей, кинулся не кто иной, как Владимир Ильич Ленин ( под псевдонимом Ильин ) в объемистом труде "Материализм и эмпириокритицизм", который на протяжении десятков лет в обязательном порядке включался в учебные программы советских высших учебных заведений, хотя сомневаюсь, чтобы не только студенты, но и преподаватели углублялись в него всерьёз.
Предполагаю, что для Ленина чисто философская проблема была на втором плане, а главное — что на этой основе марксизм как бы обосновал неизбежность перехода от капитализма к социализму, а на базе последнего — к коммунизму — и это следовало в перспективе отстоять. Увы, история ХХ века показала, что по этой схеме, если по "марксизму-ленинизму" — не получается, а совсем иначе; не место здесь распространяться на эту тему. Наряду с этим "драма идей" налицо. Не раз вспоминалось это выражение в связи с дискуссией между Эйнштейном и Нильсом Бором, и как по мне — действующие лица в этой драме — не факты и данные экспериментов, но мировоззрение, лучше сказать, мировосприятие великих учёных и мыслителей того же ХХ века.
Стоит отметить, что насколько корректно велась упомянутая дискуссия, настолько, можно сказать, почти бездоказательны нападки Ильина-Ленина на даже своих соратников, "свихнувшихся" по его выражению на отходе от непререкаемого авторитета настоящего материализма. В приложении к первому изданию сочинений усопшего и канонизированного "вождя мирового пролетариата", вышедшем в 1931 году под редакцией Бухарина и не подвергшемуся надлежащей сусловской цензуры, приводятся рецензии на эту работу — в те "сменовеховские" годы конца первого десятилетия минувшего бурного столетия. И скажем, в "Русских ведомостях" между прочим сказано: "Материализм для автора последнее и высшее слово философии. Все, не исповедующие эту доктрину в той или иной её разновидности, суть "реакционеры" и "путаники".
В конце этого тома Сочинений Ленина словарь-указатель имен упоминаемых в этой работе, в основном философов, частично ученых, политиков, всего — ни много, ни мало — 198 личностей. И в том числе Герман Коген, да, тот самый, о котором у нас несколькими страницами ранее шла речь, учитель Бориса Пастернака в Марбурге. Цитирую Ленина: "В 1896 году с необыкновенно торжественным ликованием выступил известный кантиец-идеалист Герман Коген… Теоретический идеализм, — восклицал Коген, — стал колебать материализм естествоиспытателей, и, может быть, скоро уже окончательно победит его…" И далее: "Исчез вчерашний предел нашего знания бесконечно малых частиц материи, — следовательно заключает идеалистический философ, — исчезла материя (а мысль осталась)".
Учёный, математик, философ Герман Коген осознал — если не в чём кризис науки нового времени, то необходимость иного подхода к сущностям миропорядка. Как же вкратце характеризуется философия Когена — в "словаре-указателе имен" к ленинскому тому. "Глава так называемой "марбургской" школы неокантианцев…" "Коген ставил своей задачей преодолеть дуализм "вещей в себе" и "явлений" у Канта, рассматривая "вещь в себе" лишь как неопределённый продукт нашего мышления, а не как независимо от него существующую вещь". Ранее приводилось определение современного философского словаря о том, что Коген приближение к истинному пониманию сущности "вещей" и "явлений" ставил в зависимость от уровня нашего знания, полагаю, не исключительно в строго научных рамках.
Наконец, в "ленинском" томе говорится: "В области этики Коген приходил к вере в Иегову и так называемому "этическому социализму". В современном словаре: "Свое этическое учение Коген строит как логику "чистой воли", в основе которой лежит идея свободы человеческой личности как абсолютный идеал". Это — моё.