ЧАСТЬ 2. ЗАГАДКИ И РАЗГАДКИ
Запутанный узел
|
 |
|
 |
Неужели наступивший XXI век ознаменуется постепенным умиранием книги, печатной, как с началом книгопечатанья - рукописной? И не вследствие запретов, как у Брэдбери, а будучи вытесненной услугами интернета, если избежит кремации, то останется преимущественно замурованной в безлюдных книгохранилищах... А я посещал библиотеку города Бийска на Алтае, куда подростком был эвакуирован из Киева в 1941 году, и “Ленинку” в Москве, когда окна читального зала с наступлением темноты зашторивались - ещё висела угроза воздушных налётов фашистской авиации. И сколько часов проводил в центральной библиотеке Академии наук Украины в Киеве, благо находилась она в двух шагах от моего жилья.
И с каждым годом всё полней воплощалась моя мечта: собрать обширную домашнюю библиотеку. С детства запомнилась библиотека моего отца, можно сказать, фанатичного книголюба ещё с 20-х годов прошлого века, и шкаф с золотыми корешками Брокгауза в квартире родных в Киеве; оживали в воображении сцены из старых романов, когда герои оказывались в особом помещении замка, дворца - библиотеке хозяина, где он порой погружался в чтение.
Откровенно признаюсь: и моё чтение за все эти годы, две трети века, не было целенаправленным, систематизированным; бывал я читателем почти всеядным, и, должно быть, таким же собирателем литературы: подписных изданий классиков, справочных изданий, словарей, поэзии, альбомов живописи, научно-популярной литературы, а сверх того самые разные издания - старинные и новейшие, плюс десятки наименований текущей периодики.
Тиражировался дома у меня и “самиздат” - и не потому, что “запретный плод”; и даже в обязательной проработке специальных источников для написания сценариев учебных и научно-популярных фильмов находил я для себя немало интересного и нового. Не могу не отметить, что наша домашняя библиотека сыграла не последнюю роль в развитии духовном моей жены, сына Алёши, в меньшей степени дочери Оли, и уж не знаю? станут ли так же заглядывать в книги мои внуки, правнуки... Тяжелым испытанием для меня были несколько лет затмения глаз катарактой, и после операции на одном глазу снова жадно накинулся на печатные страницы, которые зачастую случайно попадались на глаза, под руку, но бездоказательно, вопреки скептическому, замечу, понемногу тающему отношению к возможности необъяснимого направления “свыше” на то, что наиболее отвечает в данный момент моим духовным потребностям, про себя думал: а ведь это как раз те мысли, которые вплетутся в текущие страницы, подобно тому, как поэт бывает осчастливлен удачно пришедшей в голову метафорой или рифмой, или композитор - мелодией, темой.
Хаотичность и пестрота моего “круга чтения”, наверное, просматривается и в изложении на протяжении предлагаемой книги, однако на эти страницы попадает преимущественно то, что может составить цельную картину мироздания, отраженного моей душой, как открытого ночного небосвода - еркалом телескопа. И повторы моих мыслей, возвраты к упомянутым ранее людям, явлениям, фактам - подтверждение единства мозаичной фрески, в которой каждый кусочек смальты на своём месте и в своей роли.
А среди жанров, в которых я пробовал свои силы, от эпиграмм и эстрадных скетчей до статей в энциклопедии, определённое место занимала фантастика, не “научная”, а “фэнтэзи”, вольный полёт невероятного. “Царство теней - рай для фантастов. Здесь они находят безграничную страну, где могут возводить какие угодно здания, не испытывая недостатка в строительном материале...” Неплохое сравнение, пусть не очень оригинальное, но написано человеком, у которого, по единодушному мнению друзей и биографов, эстетическое восприятие мира, произведений искусства, было, что называется, на нуле. Имя его уже звучало у нас не раз - Иммануил Кант.
Зато, как ни крути, - если бы по примеру семи мудрецов античного мира, напомним, с переменчивым составом, было предложено называть тех, кто оказал наибольшее влияние на философию нескольких предыдущих веков, Канту гарантировано место в первой семёрке. И цитировать хочется чем побольше, но выхватываем наиболее важное для построения нашей монадологии, в которой “строительный материал” должен обеспечить пригодность возводимого сооружения для обитания в нём обоснованных и приемлемых постулатов миропорядка.
После предисловия - глава первая части первой уже знакомых нам “Грёз духовидца” называется “Запутанный метафизический узел, который по желанию можно распутать или разрубить”. Узел этот: в том, как связано между собой материальное и духовное. И в человеке, и в мире в целом. Более того, если в материальной сущности окружающего, по крайней мере, в бытовом плане, не рискнёт усомниться и заядлый солипсист, то с духовностью дело обстоит сложнее. “Признаюсь, - пишет Кант, - я очень склонен настаивать на существовании нематериальных сущностей в мире и отнести к их разряду и свою душу”. И тут же следует знаменательное примечание: “Причина этого - она мне неясна, и, вероятно, навсегда останется неясной...” и далее предположение о том, что причина эта кроется именно в особенностях живого, в отличие от неживого.
Или - одушевленное в противовес неодушевленному. Верно ли мы поняли Канта? Видимо, не совсем, если вчитаться в строки на следующей странице: “По-видимому, духовное начало внутренне присуще материи, с которой оно связано, и влияет оно не на силы, устанавливающие отношения между элементами, а на внутренний принцип их состояния. В самом деле, каждой субстанции, даже простому элементу материи, должна быть присуща какая-то внутренняя деятельность как основа её внешнего воздействия, хотя я не могу указать, в чём эта деятельность заключается”.
И тут примечание: “Лейбниц утверждал, что эта внутренняя основа всех внешних отношений и их изменений есть способность представления ( эти два слова выделены курсивом ), и философы после него встретили эту недостаточно ясную мысль насмешками”. Не симптоматично ли появление этих “насмешек” “после него”? Мощное наступление науки нового времени рушило крепости, построенные на песке пустопорожней терминологии, не переводимой на язык достоверности. “Способность представления” - в самом деле - что за этим кроется? Однако, когда в нашей монадологии дойдёт до информационного взаимодействия монад, туманное высказывание Лейбница прорежется гениальным прозрением.
Ещё одна фраза, высказанная Кантом, заключающая в себе такую глубину проблематики: “Какая же необходимость приводит к тому, что дух и тело составляют неразрывное единство, - и какие причины при определённых нарушениях уничтожают это единство - эти вопросы с разными другими далеко превосходят моё разумение”. Зазорно ли после этих слов откровенно признаться в том, что и сегодня “эти вопросы” превосходят не только автора этих строк, хотя, можно надеяться, обновляемое оборудование науки позволяет уверенней пробиваться к заветному храму Истины.
Узел, связующий материальное с духовным и впрямь необычайно запутан. Похоже, что, будучи не в силах распутать его доступными науке средствами, - и Ньютон, и Сведенборг отчаянно “разрубали” этот узел таким образом, чтобы высвобождаемая от опеки разума духовная субстанция начинала, подобно тени сказочного героя, жить совершенно самостоятельной жизнью, словно во сне, но для загипнотизированных такой квазисвободой духа - наяву. На меня, как и на Канта, подобный гипноз не действует.
А что - ежели просто изначала “не дано”, как не дано витать в заоблачных высях математических абстракций; сочинять музыкальные пьесы, а не стихи “легко и просто”; не дано прочувствовать свою этническую принадлежность; и, как стыдливо поясняю норовящим обратить меня в ту или другую разновидность веры в Бога - не дано... исходя из этого, не могу не допускать, что некоторым избранным “дано”, более того, далее собираюсь обосновать - почему и для чего “дано”.
Выше сквозило предположение о том, что распутывать обозначенный Кантом узел помогает наука, и высвобождающаяся “нить Ариадны” способствует продвижению к храму Истины в лабиринтах метафорического “Самосского туннеля”, заявленного в начале книги. Но там же предполагалось продвижение к той же Истине - условно с “Востока”. И в этой связи как не вспомнить здесь имена Шопенгауэра и Блаватской, и если их сочинения окутывает философский, а то и мистический туман, то что сказать о тех профессионально стоящих на прочном научном фундаменте, как и их философские построения, почти наших современников: Эрнста Маха, Владимира Вернадского, Николая Рериха, Карла Юнга, Тейяра де Шардена, Вернера Гейзенберга… Мыслители, которые, на мой взгляд, распутывали, в частности, тот самый “запутанный метафизический узел”, по-разному, и отсюда и моё неудержимое стремление - коснуться этих сплетений, попробовать самому потянуть те или иные концы - авось хоть немного поддадутся распутыванию.
Почему ничто не вечно
Интонация позволяет повернуть этот вопрос так, что подвергается сомнению сама его постановка. А отчего, собственно говоря, вы так полагаете? Возможно, что-то на белом свете и существует вечно! Сразу условимся, что имеются в виду объекты материального мира. Да, если согласиться с тем, что вселенная зародилась в один прекрасный момент, и до того вообще ничего не было, то, разумеется, и само понятие “вечно”… Но возьмём то, что существует сегодня, сейчас, и что будет всегда и притом неизменным… Так что же это может быть?..
Будем считать, что и эсхатологические прогнозы вряд ли распространяются на всю бескрайнюю вселенную. Но мы уже знаем, что не только Кай смертен, но и звёзды небесные также рождаются, постепенно стареют, угасают, уходя в какое-то покамест не вполне понятное небытие. Ах, как грустно заметил Гамлет, принц датский: прах тела Александра Македонского мог сделаться замазкой для щели в жалкой хижине. Или, раз уж задели Шекспира, вспомним его четырнадцатый сонет: “Мы видели, как времени рука срывает всё, во что рядится время, как сносят башню твёрдую века и рушит медь тысячелетий бремя”.
Отойдя от поэтической метафоры -порой покрываются патиной бронзовые статуи, стираются “медные” монеты, но собственно медь, её атомы никуда не деваются. Ограничим “вечность” атомов исключительно стабильными изотопами, каковых в периодической таблице элементов, в принципе, нет за свинцом или висмутом, разве что всплывут “острова стабильности” после сотых номеров, в природе не обнаруженных… Когда-нибудь наше Солнце неизменно выгорит, угаснет, но почему бы атомам, которые сейчас входят в медную монетку, алмаз, эту страницу, мозг - не продержаться неизменными хоть вечность?
Статья в “Физическом энциклопедическом словаре” – “Протон”. И для тех, у кого в школьном аттестате пятёрка по физике, напоминаю: “Протон образует вместе с нейтронами ядра всех химических элементов. В частности, ядро водородного атома с массовым числом I состоит из одиночного протона. Число протонов в атомном ядре определяет заряд ядра и место соответствующего химического элемента в периодической системе элементов Д. И. Менделеева”. А где-то в межзвёздном пространстве витают одиночные атомы водорода, и вроде бы только присутствуют при кончине далёких звёзд - им-то уготовано постигать бесконечность времени, однопротонным? Но процитируем ещё одно лишь предложение из той же статьи о протоне: "Экспериментальное исследование стабильности протона даёт для нижней границы времени жизни значения 1·1026 – 7·1027 лет в зависимости от принятого предположения о типе распада протона." Что-то в миллиарды миллиардов раз превосходящее ориентировочное время существования вселенной, если начинать его “с нуля”. И всё-таки - хоть до вечности вроде бы рукой подать, но и протону не светит вечность на всю бесконечную катушку…
Сколько можно делить
Масштабы времени ассоциируются у нас с масштабами географических карт: городской - до супермаркета два километра, на карте нашей планеты - до Токио двадцать тысяч. К дверям магазина полчасика пешочком, до Токио - часов десять-пятнадцать самолётом, вот и вся разница. Секундная стрелка обегает круг за минуту, минутная за час, часовая за пол-суток. Сотые секунды выставляют на золотую медаль спортсмена, десятки миллионов - уже лет - геологическая эпоха. Период полураспада одного из элементов - Астатина - две миллионных доли секунды, соответственно урана - многие миллиарды лет, куда больше, чем то, что, согласно теории большого взрыва, прошло с момента пробуждения сверхплотного шарика, развернувшегося в непостижимую ширь вселенной…
Но почему?!. Да, может, спросите, почему иной бабочке отпущено порхать с восхода до заката, и ночи никак не пережить, а иная черепаха и до двухсот лет дотянет? Скажем решительно и полукаламбурно: не только спросим, но и ответим - в своё время… А пока продолжим то, с чего начали эту главку - масштабов пространственных. От карты земных полушарий - к карте данного государства, затем к карте города, планировке квартала, квартиры, изображению на почтовой марке, а там нацеливаем окуляр микроскопа, и так далее, пока не добираемся до элементарной частицы, допустим, электрона.
Если представить электрон не в виде условного “облака”, координаты которого и установить теоретически невозможно, а в форме микрошарика с радиусом порядка десяти в минус тринадцатой степени сантиметра, то, назло несуществующему литредактору, представляете - представить такое просто немыслимо. Прикиньте: если бы песчинка вдруг выросла до размеров земного шара, то электрон при этом, находясь в той же песчинке и соответственно выросши, стал бы в сто раз мельче той же обычной песчинки. Однако такое сравнение некорректно, и фантастическое предположение, что если бы абсолютно всё вокруг увеличилось подобно упомянутой песчинке многократно, или, наоборот уменьшилось соответственно - ничего в сущности не изменилось бы, - это предположение противоречит действительности, и с пространством проблема масштабов рисуется наглядней, чем со временем, особенно когда не оперируем космическими категориями.
В начале XX века поэт Брюсов под влиянием открытия микромира, восклицал: “… Быть может, электроны - миры, где пять материков… и память сорока веков”, то есть миникопии нашей планеты, правда без Антарктиды, но с древними пирамидами наподобие египетских… Тогда кто-то мог, прочитав эти строки, подумать: “а вдруг…”, но сегодня мы твёрдо знаем, что ничего такого или даже близкого быть не может. Так же, и читатели минувших веков, увлечённые путешествиями Гулливера, могли предполагать, что где-то и впрямь обитают лилипуты ростом с огурец, как и ещё более миниатюрные сказочные эльфы или гномы, да и отчего бы не появиться в неведомых краях великанам, ростом с дерево?
Но подобное изменение масштабов человеческих тел невозможно по законам физики, химии, биологии, то есть такие существа не были бы жизнеспособны. Реальный Пегас не мог бы взлететь, а уменьшенный до размеров кузнечика - по-украински “коник” - в таком виде не смог бы совершать прыжки на лужайках. Да, масштабы пространства определяют многие свойства материи, и неживой природы, или наоборот: свойства материи меняются в зависимости от масштабов. Помню, удивил меня украинский умелец, создатель поразительных миниатюр вроде картины внутри волоса или электромоторчика с булавочную головку - Николай Сядристый, поведав, как меняются свойства привычных материалов при обработке их в непривычно мелких объёмах. Скажем, мельчайший осколок стекла делается уже не хрупким, но пластичным, золото - зеленовато-прозрачным и так далее. Ранее мимоходом было сказано, что мы не касаемся “космических масштабов”, но ведь как он связан - микро и макрокосмос…
В бесконечной толчее
Что мы видим, находясь дома и оглядываясь вокруг? Рисунок обоев на противоположной стене, случайно оброненную иголку на полу, муху на потолке. Увидите всё это потому, что воздух, как известно, прозрачен. И выглянув в окно, ещё раз убедитесь в том же: идут по улице автомобили и люди, торчит антенна или “тарелка” на крыше дальнего дома, над окном с розовыми шторами, летят птицы над домами, плывёт облачко высоко-высоко - в небесной голубизне… А почему, собственно, голубизне, если воздух совершенно прозрачен?
Оказывается, существует связь между отдельными, даже вроде бы не очень связанными между собой молекулами, их поведением, и - чем-то общим, в нашем случае - голубым цветом неба. В чём же дело? Давайте разбираться. Сначала: как ведут себя отдельные молекулы, будучи как бы не связанными жестко друг с другом, - человек впервые воочию разглядел более полутора веков назад. Человеком этим был Роберт Браун, хотя в историю науки он вошёл под фамилией Броун. Официально числился хранителем ботанического отделения Британского музея. То есть заведовал библиотекой, коллекциями растений.
Броун не только хранил, но непрестанно изучал множество гербариев, штудировал сотни книг и рукописей. Систематизировал немало представителей флоры в семейства, роды. Описал новые, встреченные им виды, причём не только на родине, но и в Африке, Индонезии, где Броун путешествовал, что в те времена было не таким уж лёгким делом. Обширные познания, тонкая наблюдательность, страсть исследователя позволили Броуну занять ведущее место среди ботаников XIX века.
Однако имя своё он обессмертил, описав явление, которое навсегда вошло даже в школьные учебники. Броуновское движение. Сегодня с броуновским движением может познакомиться каждый: для этого стоит лишь сдуть немного цветочной пыльцы в чашку с обыкновенной водой. А затем поместить каплю из этой чашки под микроскоп. Мельчайшие частички пыльцы движутся в поле зрения микроскопа, словно они живые. Пусть в помещении будет абсолютный покой, пусть пройдут дни и недели, а беспокойные частички продолжат свои сумасбродные метания. Влево, вверх, влево, снова влево, вправо, вверх, вниз - когда следим за движениями определённой частички, а вообще-то у каждой свой замысловатый маршрут. Мечутся, словно заведенные, ничто их не останавливает, и разве что с повышением температуры делаются порезвей…
Не одно десятилетие ушло на разгадку броуновского движения, и нашли её физики. Они пришли к выводу: это результат непрерывного теплового движения молекул, причём не обязательно воды - любой другой жидкости или газа. Каждая молекула обладает определённой энергией. И, находясь в необозримой толпе других молекул, поневоле участвует в общей толчее. В целом, примерно одинаковой. И если мы, к примеру, сливаем вместе холодную и горячую воду, то через некоторое время более энергичные молекулы горячей жидкости растормошат своих прохладных товарок, но и сами слегка угомонятся. Вскоре поэтому температура во всём объёме выровняется, в любой точке кастрюли или ванны термометр зафиксирует одинаковую.
Но означает ли такое состояние, что в данном ограниченном объёме все молекулы - как бы представив их ожившими - толкаются с одинаковым задором? Помнится, когда по моему сценарию на эту тему учебного кинофильма “Броуновское движение” шли съёмки, находчивый режиссер для наглядности пригласил в студию целый класс начальной школы. На лужайку перед зданием “Киевнаучфильма” выкатили громадный надувной мяч - а ну, ребята, напирайте со всех сторон - чья возьмёт! И - пошёл мяч гулять по полю: вправо, влево, вверх, влево, ещё левее, прямо… То у одной, то у другой стороны спортивный порыв оказывался сильней, а зафиксированный на плёнке путь мяча выглядел очень похоже на траекторию частичек цветочной пыльцы.
Да и собственно молекулы, подобно школьникам, могут быть в аналогичных условиях и более вялыми, и более энергичными, заметим - каждая. И так же целые случайные группы молекул могут вдруг обнаружить большую напористость, чем их визави, также действующие на броуновскую частичку. Но весомым и заметным это становится, когда частички-участницы броуновского движения имеют в поперечнике не более тысячной миллиметра.
Из этого явления учёные сделали далеко идущие выводы: постигнув эту сторону поведения молекул можно объяснить кое-что. Например - голубизну дневного неба. К поверхности нашей планеты приближается солнечный луч. Изредка в капельках отошедшего дождя вспыхивает разноцветной радугой, открывая нам, что в сущности этот луч состоит из комплекса цветовых потоков: красного, оранжевого, зелёного, синего, да ещё инфракрасного, ультрафиолетового - невидимых для нашего зрения частей спектра. И в обычный ясный день - менно вследствие разных энергий и скоростей отдельных молекул - сильней, чем прочие, рассеиваются синие лучи. Потому и небо над нами синее, голубое. А если бы все молекулы вели себя одинаково, совершенно одинаково, то, как на Луне, где атмосфера отсутствует, - в черных-пречерных небесах сиял бы у нас чётко очерченный ослепительный солнечный диск.
Из каких частичек
Между прочим, сказанное выше относится и к воде. Цвета моря - не в счёт, там на это влияют растворенные в воде различные соли. Но разве с берега - ещё не тронутого грубым вмешательством человека - озера - не разглядишь каждый камешек или рыбёшку на дне, на глубине? Да и в энциклопедиях и учебниках к воде неизменно прилагалось определение “бесцветная”. Но вот оказалось, что при достаточной толщине слоя воды - появляется тот же голубоватый оттенок.
Так же, как в Лилипутии жизнь Гулливера зависела исключительно от тысяч или миллионов снующих повсеместно лилипутов, и, судя хотя бы по вышеприведенным примерам, всё на свете, в конечном счёте, зависит от совокупности каких-то мельчайших частичек, от того, как они действуют, объединившись по определённым законам. Они же, эти законы, выходит, определяют - что продержится чуть не вечно, а что должно сгинуть немедленно. Сделаем вывод: от характера взаимодействия частиц микромира зависит судьба любого объекта во вселенной: от атомов до галактик, от зреющей земляничной ягодки до семьи и целой народности. Конечно – в какой степени зависит, скажем, атом - от наличия в нём лишнего или недостающего электрона, или человека от микрограммов сильнодействующего яда.
Выходит, от какой-то малости зависит и время существования, верней, может зависеть, да ещё как, и этому мы посвятим не одну страницу. Прояснится ли при этом - почему то или иное включение в структуру объекта определяет его свойства - вопрос, на который наука далеко не всегда сегодня даёт ответ. И - как это связано со сложившимися окружающими условиями; чем обусловлены оптимальные для данной структуры пространственные мерки; в какой степени этим определяется жизненный цикл, время устойчивого существования данного объекта как такового - всё это должно найти отражение на протяжении этой книги под эгидой той системы миропорядка, которую я вслед за великими предшественниками окрестил монадологией. Не вижу особого греха в том, что наряду с относительно чёткими формулировками текст несколько оживит научно-популярная беллетристика или то, что называется “лирическими отступлениями”. Придерживаясь мнения, что сочиняющий стихи, музыку, насыщающий холст рисунком и красками или исследующий химическое соединение, отдалённую галактику, человеческую психику - прежде всего, стремится отразить действительность - через свой “магический кристалл” - вот так в идеале я могу его представить, угадать, понять, а уж дело остальных - принимать или нет открытое мной.
По следу бронзового века
Не сразу понял, постиг человек - почему зимой холодно, и отчего кремень высекает искру; отчего бывают морские приливы и как возникает разноцветье радуги. Но о каких-то вещах люди узнавали с незапамятных времен, зачастую случайно, и, несмотря на то, что эти вещи сопровождают нас доныне, даже в быту, - ответа на “почему?” всё ещё нет как нет. И порой закрадывается сомнение: а в принципе можно ли в конце концов узнать - из чего это следует?
Поверьте наперёд: рассказанное далее - из области техники или науки поможет прояснить, высветить по-новому проблему причины и следствия, преодоления лапласова детерминизма, свободы воли, наконец. Мне нередко кажется, что именно с этой стороны как раз в наш век удаётся пробивать неподатливейшую твердь той скалы, в которой таится Истина. Вспоминается Самос, атрибутика той эпохи и даже предшествующие века, или обобщенно - бронзовый век…
В одном из музеев хранится шлем ассирийского воина. К сожалению, никакие, даже самые внимательные осмотры не выявили на шлеме ни малейших признаков надписи. Как ни странно было это для специалистов: ведь в ту эпоху в Ассирии уже существовала своеобразная письменность, и ею украшались, обозначались предметы обихода, доспехи. А до этого шлема вроде бы не дошли руки тогдашних просвещенных мастеров…
Однажды попробовали по-иному изучать фактуру древнего шлема. Особенный снимок получился гораздо чётче благодаря так называемому мягкому просвечиванию гамма-лучами, образуемыми при распаде изотопа тулия-170. Слыхали о таком элементе - тулии? А о его ближайших родственниках по таблице Менделеева, об этом удивительном семействе? С ним непременно следует познакомиться, и рассказ, посвященный этому - у нас на очереди.
Итак, тулий помог определить, что шлем сделан был в IX веке до нашей эры, и в самом деле предназначался для воина древнего государства Ассирия. Вообще-то почти всё человечество прошло через “бронзовый век”, когда многие орудия труда и снаряжение воина выделывались из замечательного материала - бронзы. Напомним: бронза - сплав меди и олова, порой и других компонентов. Люди давным-давно почувствовали, поняли, что гораздо лучше делать топоры и ножи не просто из меди, и, тем более, из олова - изделия получались чересчур мягкими, пластичными, непрактичными, но - из сплава меди с оловом. Натолкнули на это, вероятно, счастливые случайности, подсказка природы, когда из сочетания близлежащих руд меди и олова выплавилась бронза. И человек, будучи уже гомо сапиенс, достаточно разумным, уяснил величайшую истину, которую сформулировали ещё древние философы: целое в чём-то больше составляющих его частей.
Больше, разумеется, не в количественном плане. Правда, и тут бывает по-разному. Если в кувшин вылить две кружки воды, то понятно воды станет вдвое больше, чем в одной, чем в каждой порознь. Ну, а если смешать литр той же воды и литр этилового спирта - сколько получится водки - неважно какой крепости в спиртовых градусах? Оказывается, в объёме неполных двух литров, чему была, кстати, посвящена диссертация Дмитрия Менделеева. Если это один из фокусов, которых у природы в запасе уйма, то разгадка его, в общем, такова: образуется новая структура “целого”, и, наряду с другими качествами, возникает поражающее новичка в этом деле: уменьшение объёма смешиваемых жидкостей.
А если от этого знакомого соединения перейти к более сложным структурам - сплавам, то обнаружатся взаправду поразительные “фокусы”. Возьмём, к примеру, ту же бронзу. В этом сплаве олова - десятая часть, - не больше и не меньше, и из такой золотистой бронзы можно делать стволы пушек - как практиковалось ещё в XIX веке. Если же взять вдвое больше олова, то бронза начинает звучать, звенеть тысячами всевозможных колоколов - на разные голоса. Итак, ещё в начале бронзового века люди поняли, что из мягкой меди и ещё более мягкого олова - в их сплаве прорезается необходимая для топоров, ножей, серпов - крепость и прочность. И намного ли позже зазвучали и звучат чудесные бронзовые колокольчики в буддистских храмах…
Многомерные миры
И в наш век, уже не бронзовый и уже не совсем железный, - сплавы, содержащие медь, находят применение не только в медалях и монетах. Причём сочетается медь с цинком - это латунь, а также - с никелем, свинцом, железом, марганцем; и по традиции многие сплавы именуются бронзами. В том числе сплав меди с металлом, который делает бронзу прочнее лучших сортов стали. И не только прочнее. Известно, что металлические детали, работающие под нагрузкой, подвержены усталости. Никакое “лечение” или отдых не спасают от трещин, разломов, выходу из строя деталей из подавляющего числа сплавов. За исключением особой бронзы. Она, как утверждают специалисты, вообще - чем больше служит, тем лучше - подобно скрипке. Да ещё к тому же материал не искрит при ударе - это делает его незаменимым при производстве взрывоопасных работ. И в современном самолёте из такой бронзы делаются тысячи деталей.
Что же содержит эта бронза, кроме меди? Бериллий, открытый ещё в XVIII веке, но в течение полутора веков считался бесполезным для техники. Самое любопытное, что в бериллиевой бронзе его всего один процент от веса сплава, однако этого достаточно, чтобы возникли столь превосходные свойства. Снова вспомним легендарную историю о том, как Архимед открыл свой закон? Как уличил ювелиров-мошенников в том, что они подмешали к золоту изрядную толику серебра. Да замени хитрые ювелиры всего одну сотую долю золота на серебро, никакой Архимед в ту пору не смог бы их уличить, и радостное “Эврика!” не получило бы практического выхода. Однако настали иные времена, когда такой возглас уместен при создании нового сплава с уникальными свойствами. Особо следует отметить, что нередко сравнительно незначительные добавки элементов - десятки из таблицы Менделеева - входят в состав различных сплавов, придают им неожиданные, но весьма желательные свойства.
Например, та же бериллиевая бронза хороша сама по себе, но если содержит ещё и никель, то из такого сплава получаются отличные пружины. И каких только требований не предъявляет современная техника к сплавам! Тяжесть для чугунной станины металлообрабатывающих станков и лёгкость для каркаса воздушных лайнеров. Легкоплавкость припоя и тугоплавкость химического реактора, температура в котором порядка двух тысяч градусов. Крепость снаряда, пробивающего броню танка, и вязкость брони, в которой снаряд застревает. Способность конфорки электроплиты эффективно трансформировать электрическую энергию в тепловую, и заветная сверхпроводимость линий передачи той же энергии за тысячи километров. Кислотостойкость, магнитные или, напротив, антимагнитные сплавы, и те, которые обладают своего рода памятью…
И что - учёные запросто получают новые сплавы, материалы, как принято говорить, с заранее заданными свойствами? Время от времени в прессе появляются сообщения о том, что разработана такого рода методика: учёный получает задание: нужен сплав с такими-то оригинальными свойствами; и - пожалуйста, готово - возьмите в определённых соотношениях следующие компоненты, и - дело сделано. Один из методов таких расчётов предполагает математические операции с многомерным пространством, немыслимым в реальном мире. То, что и не снилось не только во времена Пифагора, но и математикам недавнего прошлого, но - как и не подумать здесь: да, и впрямь числа управляют миром, определяют - каков он и его части, самые разнообразные…
И звон, и блеск, и…
И ещё об одном, знакомом и в чём-то незнакомом материале, в котором явно выражается это сопряжение частей и целого.
Пожалуй, ещё в каменном веке, на заре цивилизации, разводя костёр на песчаном берегу реки или моря, наши предки замечали, что при этом порой получались полупрозрачные куски чего-то блестящего разных оттенков. Как не воспользоваться этим даром природы? Украшения из стекла носили древние египтяне за много веков до нашей эры; и сверкали стёклышки на перстеньках-обручках девиц Киевской Руси. Не одно поколение стеклоделов совершенствовало своё искусство, пока возникли линзы и родилась оптика - как теория и как практика.
Так пришло очередное прозрение: в миры - бесконечно-большой и бесконечно-малый. Взаправду “открылась бездна…”, как писал Ломоносов. Если число звёзд, видимых невооруженным глазом, не превышает, в лучшем случае, четырёх тысяч, то на современных картах звёздного неба их число сравнимо с числом людей на Земле, да и обнаруженных галактик - много тысяч. Дай Бог разобраться в столь обширном хозяйстве небесном, однако астрономы нацеливают ещё более мощные, выводимые на спутниках за атмосферу планеты телескопы - в эту бездну, надеясь обнаружить, допустим, новорожденную звезду, правда, весть об этом событии с максимально возможной в мире скоростью шла к нам миллионы лет через всю видимую вселенную…
А микроскоп не так ли позволил нам открыть многообразный мир микроорганизмов - невообразимых чудовищ в сравнении с молекулами, из которых они состоят. Конечно, в наш век радиотелескоп или электронный микроскоп, почти тёзки, но вовсе не родственники оптическим приборам, “замечают и отмечают” многое, недоступное последним, но это не умаляет заслуг оптических приборов в нашем видении мироздания.
Стекло сделалось обыденным, но - из рук искусника-стеклодува ему прямая дорога в музей. Да и то сказать - основа стекла - песок, и чуть было вновь не прозвучал эпитет “обыкновенный”. Ан нет, ведь песок песку - рознь, и внимательный наблюдатель подметит, что морской отличен от речного, и что отдельные песчинки различаются, зависимо от условий образования - и размерами, и формой, и цветом. И всё это необходимо учитывать в технологии производства стекла.
Возьмём ли мы крупные песчинки, диаметром свыше миллиметра, или мелкие, диаметром вдесятеро меньшим, и - скорость варки стекла будет соответственно вдесятеро большей или меньшей. Кроме того, бывают песчинки: скатанные, гладкие и угловатые. Предпочтительней, оказывается, последние: они быстрее перевариваются, а заодно цепляют, взаимодействуют с другими составляющими смеси-шихты для варки стекла. Зеленоватый цвет молочной бутылки, кажется, остающейся атрибутом прошлого века, или оконного стекла - с торца - обусловлен содержанием оксида железа в песчинках, и уже для оптики такой песок не годен. Да и для оконного стекла пригоден далеко не всякий песок.
То ли дело, когда в шихту добавляется достаточное количество оксида свинца. Тогда стекло становится, во-первых, тяжелее; во-вторых, будучи ограненным, приобретает особый блеск; и, в-третьих, - заметили, когда при застолье чокаются такими бокалами, раздаётся мелодичный звон. Ну да - это хрусталь. Где же всё это таилось - в скрипучем и зыбучем песке или в тусклом, грузно-ухающем свинце? Один из ярких примеров того, что может вдруг, нечаянно появиться в “целом”, и вовсе не вытекало из свойств отдельных “частей”.
В одном семействе
В последние годы выражение “вся таблица Менделеева” в средствах массовой информации приводится тогда, когда речь идёт о вредных стоках или выбросах в атмосферу. Подразумевается, что соединения множества элементов безусловно наносят ущерб экологии, вредны для здоровья местного населения. Право, обидно, что это выражение звучит в таком контексте - ведь как раз такое разнообразие элементов оказалось, как говорится, необходимым и достаточным для всего, что родилось на нашей планете, и ещё родится, рукотворное…
А, может, недостаточно? А, может, наоборот - слишком? Более чем полвека назад, ещё, как говорится, “при Сталине”, в общесоюзном журнале “Крокодил” была опубликована моя юмореска: “Однажды Ёж прочёл в газете о том, что есть Слоны на свете. Скажи, - спросил он у жены, - а для чего Слоны нужны? - Невежда ты, я погляжу, - жена ответила Ежу, - ещё к Медведю ходишь в гости… Не знаешь, ладно, я скажу: для брошек из слоновой кости”. Тогда ещё, чуть ли не эпохи дореволюционной, такие, модные брошки не выветрились из нарядов запоздалых модниц…
Признаться, вскипает иногда и у нас лёгкое раздражение пресыщенного ученика: зачем столько разных видов: животных, народов, государств, газет, живописных холстов, кушаний, фильмов, шлягеров, да и тех же элементов?.. Встречаются в периодической таблице и такие - вроде только, чтобы это место не пустовало. И пусть бы представительствовали в одиночку в своей клетке, как зверь в зоопарке: и табличка - кто он такой, и сам - в натуре, так нет же - некоторые элементы набиваются в одну клетку целой кучей, малоизвестной семейкой, как, скажем, лантаниды или лантаноиды – чёрт его знает, как верней… Неодим, празеодим, гадолиний, иттербий, тулий… - всего четырнадцать. Кстати, есть и другая подобная компания “одноклеточных” элементов - актиноиды, в ней в сороковые годы XX века стали в одночасье знаменитыми - уран, торий, а ряд других вообще в те же годы только начали рождаться - в ничтожных количествах, в лабораториях, и живут на свете очень недолго…
Оба этих семейства относятся к так называемым F-элементам, не станем уточнять, отчего появилась эта буква из латинского алфавита, но придётся пояснить - что сие означает. Как ни скучно и досадно, однако придётся освежить в памяти кое-что из школьной науки. Все элементы делятся на - в русской транскрипции - “эс”, “пэ”, “дэ”, и “эф” группы - в зависимости от того, с какого внешнего уровня электроны существенно определяют свойства элементов, особенно химические. Разумеется, это модель, удачно отражающая действительное положение вещей в микромире. И эти внешние электроны в каком-то смысле можно уподобить, скажем, пешкам на шахматной доске - им по правилам игры уготована определённая роль, которая реализуется в течение каждой шахматной партии.
О том, какую роль играют такие “пешки” - внешние электроны, можно показать на примерах соседей из семейства “пэ”: серы, хлора, аргона, в которых число этих “пешек” различно. Даже то, что каждый знает об этих элементах, красноречиво свидетельствует, насколько они разные. Вездесущая сера, твёрдая при комнатной температуре; едкий хлор, замерзающий лишь при сорокаградусном морозе; аргон - он рядом с нами, хоть килограмм его присутствует в каждом доме - в воздухе, но - инертный газ, в отличие от своих соседей по таблице Менделеева, с превеликим трудом соединяется с другими элементами.
Скажите, почему…
Слова эти в памяти сопрягаются с мелодией старинного романса: “Скажите почему так ласково и нежно…” - что попишешь, автор питает слабость к этому жанру… Почему птица летает? - Потому, что Бог дал ей крылья, - и такой ответ принимался как должный и достаточный. Или: летает, используя определённую упругость и другие свойства воздушной среды, потоки ветра - и за такой ответ школьник заслуживает отличной оценки. А уж студент авиационного института подкрепит своё рассуждение законами аэродинамики. Всё это подтверждает или проясняет способность птицы летать, но вопрос остаётся: как получилось, что живое существо в незапамятные времена поднялось над землёй, обрело крылья; что птицы такие разные, что многие из них вьют гнезда; и как некоторые виды относятся а перелётным, вернее, научились на зиму улетать в тёплые края…
Да, обнаружен скелет археоптерикса - из прытких ящериц родом: лихо скакали, и порывы ветра несли в даль, и постепенно допрыгались до того, что полетели… Но о том, почему подобное могло произойти и произошло - после; пока же пускай предстанут перед нашим мысленным взором: и могучие коршуны, и крохотные колибри; и умные вороны - в этом отношении вовсе не такие, как в известной басне; и надутые спесью индюки, и вороватые сороки, и быстроногие наземные страусы - им-то крылья почти ни к чему; и голосистые соловьи, и хлопотливые городские воробьи, и неутомимые дятлы, и говорящие попугаи…
Но все перечисленные - несомненно птицы. А, что касается лантаноида, то атомная модель подтверждает “семейное” сходство у этих близких, можно сказать, близнецов-элементов, занимающих одну клетку в периодической таблице, что свидетельствует о верности сказанного. Но чем же замечательны представители этого семейства в отдельности, каждый из них? Возьмём только те свойства, которые вот-вот входят в арсенал новейшей техники. К примеру: изотоп прометия незаменим для микробатареек; сплав самария с кобальтом - превосходен для изготовления постоянных магнитов; об изотопе тулия-170 - как источнике мягких рентгеновских лучей уже шла речь в главе о бронзовом веке; окись европия придаёт особенную окраску стеклу…
Можно продолжить перечень тех областей современной техники, где лантаноиды не только находят применение, но и оказываются незаменимыми. И недаром они входят в несколько более широкую группу элементов, именуемых редкоземельными, - по поводу торговли которыми при весьма высокой стоимости в последнее время нередко шумит пресса. О месте лантаноидов в научно-техническом прогрессе XXI века можно лишь гадать, и тут уместно вспомнить, что в энциклопедической статье начала XX века об элементе уран из семейства актиноидов было сказано, что он “не имеет практического применения”…
Но - отвлечемся от “для чего нужны…”, и зададимся изначальным вопросом: почему? Почему разница - вроде не столь уж значительная, скорее относительно скромная - в количественных нюансах, в атомной структуре - радикально меняет, верней, определяет свойства элемента - мы это показали на примере “соседей” по таблице элементов - серы, хлора, аргона. Мимоходом - и лишняя пешка на шахматной доске порой ведёт к выигрышу партии.
Но дело тут не только в соотношениях “частей” и “целого”, а всё-таки и в том, как организовано это “целое”, какова его структура. Классический пример - модификации углерода: мягчайшая сыпучая сажа, слоистый графит и - твердейший, прозрачный алмаз; недавно химики синтезировали новые оригинальные углеродные структуры, обнаружившие неожиданные свойства. А ведь у атомов “эф-семейства” различия таятся где-то далеко не в главном: незначительно разнятся: и структуры помещенных в одну клетку периодической таблицы недаром, и количественные соотношения составляющих соседних элементов.
Так почему же, отчего, кажется, ни с того, ни с сего что-то из этого семейства привносит в сплав особые магнитные свойства; что-то в виде изотопа ласкает “мягкими” рентгеновскими лучами, а что-то придаёт стеклу изумительный, недостижимый при других красителях цвет. Откуда это берётся? Из чего вытекает, следует? Кто сегодня даст исчерпывающий ответ? Но один несомненный вывод можно сделать: даже ничтожные на первый взгляд различия - и на субатомном уровне - порой, а, может быть, нередко определяют очень и очень многое.
Поскольку что-то в нашем понимании мироустройства углубляется благодаря постижению подобных, неуловимых до поры, до времени нюансов, призываю набраться терпения или - не отказать себе в удовольствии проследовать ещё по некоторым направлениям нашего продвижения к Истине.
Комбинации
Остановимся на тех посылках, которые следуют из нашего опыта, современного научного знания, отчасти - из уже рассказанного на предыдущих страницах. Первое: существуют некие малые, но не бесконечно-малые: частички энергии - кванты, частички материи - элементарные частицы или кварки, из которых все эти частицы образуются. В определённых масштабах, которые нам нелегко представить, одинаковые частички вроде бы одинаковы абсолютно, то есть ни на йоту не отличаются одна от такой же второй.
И эксперименты подтверждают, что не только различные элементарные частицы, образующие атомы, но и сами атомы одного и того же элемента, точнее, стабильного или нестабильного изотопа этого элемента - совершенно идентичны. И это пока что невозможно опровергнуть, впрочем, как и подтвердить со стопроцентной уверенностью… Так что гипотезу о таких “кирпичиках” мироздания приходится принимать как постулат в нашем понимании сущности и законов микромира. Другое дело - насколько эти “кирпичики” соответствуют тому, что в привычных масштабах мы привыкли понимать под материей, энергией, пространством, временем: насколько реальны в почти бесконечно-малых эти категории…
Второе: именно из таких “кирпичиков” построено всё на свете, и свойства каждого обособленного образования - атома, молекулы, сплава, живого организма - зависят от той структуры, которую составляют несколько или миллионы, мириады одинаковых или разных “кирпичиков”. Но при этом нередко, а, может быть, как правило, образуются такие вроде бы стандартные “блоки”, также тождественные друг другу.
В свою очередь, из таких “блоков” получаются также некие, в общем, однотипные структуры, на сколько-то порядков выше: по меркам пространственных масштабов, содержания материи и, вероятно, энергии. Заметим, что если предполагаемых кварков всего три разновидности, образованных ими элементарных частиц - в несколько раз больше, элементов периодической системы, реально существующих - около сотни, а уж молекулярных образований миллионы. Теоретически или даже получаемых в лабораториях, но в природе куда меньше. И типов кристаллов хоть много, но не слишком, а разновидности звёзд небесных вообще считанные, так же и галактик, хотя по определённым параметрам отличия и звёзд одного класса, и галактик могут быть весьма существенными.
Всё это достаточно хорошо известно - таков сложился порядок на белом свете, и всё же позволительно спросить: а чем обусловлен такой, именно такой порядок? При всём колоссальном разнообразии земной флоры и фауны мы, допустим, бродя по лесу, без особого напряжения отличаем берёзу от осины, землянику от малины, дятла от кукушки, бабочку-капустницу - белую, от названной по её расцветке “лимонницы”. А специалист отличит и назовёт вид флоры или фауны, схожий с другим, и всё же - не такой, даже подвид…
По мере усложнения структур наблюдается возрастание различий между представителями определённых групп, и на это хотелось бы обратить особое внимание. Не станем, по крайней мере, пока оспаривать мнение учёных: все атомы, допустим, железа, или все молекулы воды, или более сложные - индиго, натурального или синтезированного - как уже говорилось выше - совершенно, абсолютно одинаковы. Но - раз мы снова забрели в лес в летнюю пору, отметим, что и ягоды земляники различаются между собой, если присмотреться к спелым - одна хоть чуточку крупнее, и берёзы не все одного роста, с ветвями, совсем не копирующими друг друга, и, может быть, листьями при рассмотрении вооруженным глазом. И муравьи под микроскопом, хоть из одного муравейника и принадлежат к единой, “рабочей” группе…
Уместно вспомнить былые жалобы китайцев на то, что заезжие европейцы кажутся им “на одно лицо”. Утверждение о стремлении природы создавать, так сказать, характерные серии схожих объектов в известной степени можно отнести и к роду человеческому. Правда, тут идёт разделение на расы, нации с их отличиями - и внешними, и не всегда явными чертами национального характера. Нарастающие волны межнациональных браков отнюдь не сказываются отрицательно на потомках: у всех, как правило, по две руки и ноги, на месте глаза и уши, сердце и печень, и с интеллектом не хуже, чем у родителей.
О “чистоте расы” в наше время пекутся разве что откровенные или скрытые шовинисты, а в основном – собачники, владельцы особей с безупречной родословной. Но, как уже говорилось, от крохотной левретки до громадного ньюфаундленда - все они несомненно собаки, и это определит даже малыш. Всевозможные дворняжки, у которых нередко всё-таки просматривается, к какой породе принадлежали их родители, подтверждают высказанную очевидность; изначальна тенденция природы в создании любых объектов ограничивается относительно небольшим набором приемлемых стабильных структур. И - чем сложнее структуры, тем шире их вариантность.
Что определяет
Два фактора определяют свойства объекта: элементы, “блоки” его составляющие и их структура. И от того, и от другого зависит, насколько “целое” больше - отдельно о том, в каком смысле “больше” - составляющих его “частей”. Да и о роли структуры стоит поговорить особо, благо двадцатый век уделил немало этой проблеме во всех областях человеческого знания о мире. В предыдущей главе было “первое” и “второе”, но к этому примыкает и “третье”: роль казалось бы незначительной доли от общего - вкраплений, добавок, примесей в формировании опять-таки свойств “целого”.
Отчасти уже затрагивалась эта тема, когда говорилось об “эф-элементах”, бериллиевой бронзе. Но, поскольку из этих обстоятельств автор намерен в дальнейшем сделать далеко идущие выводы, наверное, нелишне, продолжить рассмотрение весьма характерных примеров, подтверждающих высказанные положения, особенно последнее. Приводимый классический пример сажи и алмаза ярко показывает зависимость свойства объекта от его структуры. Не пытаясь соперничать с Айзеком Азимовым и его “Миром углерода”, скажу лишь, что в этом мире преимущественно органики, основе всего живого на земле, существенное место занимает соединение, достаточно известное - целлюлоза.
Углерод, водород, кислород - та троица элементов, из которых она состоит, и которые образуют удивительное разнообразие молекулярных структур. Нет, - что касается собственно целлюлозы, как химического соединения, то цепочку из не слишком замысловатых звеньев запросто изобразит успевающий школьник. Построит её на бумаге, состоящей, кстати, преимущественно из этой самой целлюлозы. А что, если попробовать построить эту цепочку в натуре? Казалось бы - чего проще, кусок каменного угля - вот тебе и углерод, или - в виде сажи; а водород и кислород бери из воды, это сложновато, тогда водород, допустим, из соды, а кислород - из воздуха...
И - не получается. Нет, и вместо оптимистического “пока” - и не предвидится на свете такой фабрики, на которой из элементарного сырья - водорода, кислорода и углерода - получалась бы настоящая целлюлоза. Между тем, уже сотни миллионов лет на Земле действуют многие миллиарды таких фабрик. Это растения, в которых целлюлоза - можно сказать, основной строительный материал. Для стебля пшеницы и оболочек семечек подсолнуха, ствола дуба и лепестка розы. Позвольте, как же так - если полимерные цепочки целлюлозы всегда и всюду совершенно одинаковы, то как же возникает - и колос, и лушпайки, и крепкий дуб, и нежная роза?
Полимерные цепочки можно сравнить с нитью в катушке, когда длина многократно превышает диаметр. Целлюлозные цепочки, насчитывающие множество звеньев, в этом смысле - не исключение. В некоторых случаях таких звеньев в макромолекуле сотни три, в других - до пятнадцати тысяч. Но главное начинается, когда из этих ниточек формируются и впрямь те “кирпичики”, которые держат растительный мир. Ряд “цепочек” упаковывается сначала в спиральные микрофибриллы, а затем уже в то, что условно именуем строительными блоками флоры. Размерами примерно полтораста на тридцать микрон, эти “блоки”, в свою очередь, выстраиваются волокнами, теми, которые мы, не выходя из дому, можем разглядеть на изломе спички, в разорванном куске картона, а лучше всего - в вате, просто вате...
Белая, чистая, верней, очищенная. Несколько “грязней” содержащая не только целлюлозу, та же вата - в коробочках хлопчатника, где созревают его семена. В ходе эволюции именно такая целлюлозная структура оказалась удобной для того, чтобы семена и не рассыпались преждевременно, не созревшими, и легко покинули бы материнское лоно, когда придёт пора продолжения рода...
Одевающие мир
На протяжении всего XX века среди текстильных материалов для всей одежды человечества доминировал хлопок, оставляя в этом балансе далеко позади - шерсть, лён, натуральный шёлк, и лишь к концу века синтетика вкупе с ними слегка превысила хлопковую чашу текстильных весов. Что же обеспечило хлопку такого рода лидерство? Подобно тому, какое имеет железо в индустрии, по крайней мере, имело до XXI века. Структура атома железа определила его чрезвычайно полезные для ряда конструкций свойства, заметим, - в виде чугуна или стали, то есть непременно с теми или иными легирующими добавками в сплавах, и лишь в очень редких случаях - в чистом виде.
Но если среди не столь уж обширной группы металлов в создании рукотворного мира вровень с железом всё увереннее встают алюминий и титан, магний и хром, цинк и уран, и даже упомянутые ранее редкоземельные, не говоря уже о меди и золоте, то не странно ли, что среди десятков тысяч растений, состоящих в значительной степени из целлюлозы, лишь считанные смогли составить конкуренцию хлопку? Там, где климат прохладнее - лён, встарь - конопля, выращиваемая не для наркотического зелья, но - из её волокон через пряжу выделывались груботканые посконные рубахи для мужичья; а там, где тропическая жара - плантации джута, главным образом идущего на изготовление прочных мешков, и неизменно - на укрепление джинсовой ткани. Вклад ещё нескольких растений, поставляющих свои целлюлозные волокна в массу текстильного сырья ничтожен. Значит, именно у хлопка были и есть какие-то особые заслуги и преимущества.
Хлопчатобумажные рубашки, майки, платья, джинсы - при сравнительной лёгкости носятся отлично. Ежедневно надевай, через день стирай - износа нет, по меньшей мере, несколько сезонов. Целлюлозная структура хороша и тем, что в отличие от синтетики, такая ткань из натуральных - не только хлопковых волокон - “дышит”, воздухопроницаема, что немаловажно в гигиеническом отношении. И окрашивается неплохо различными видами красителей. Но прежде, чем это “белое золото”, как его называют, начало служить людям так широко, прошёл не один век, и эта история хлопка насчитывает немало поучительных, и драматических страниц, мимо которых было бы грех пройти, не обратив на них внимания. Но, поверьте пока на слово, - то, что сейчас будет рассказано о хлопке, как почти обо всём другом, за исключением разве что “лирических отступлений”, что называется, льёт воду на мельницу моей и, надеюсь, нашей монадологии, и, если всё изложенное ранее и впредь зафиксируется в вашей памяти, в сознании, как у меня, то мне не надо будет силком тянуть вас и подталкивать к принятию предлагаемой монадологии и всего, что с нею связано, вернее, из неё следует...
...Когда зацветает хлопковое поле, нельзя не заметить того, что едва ли не каждое отдельное растение заметно отличается от соседнего - и вариациями формы, и оттенками цветка. Такая уникальная способность уклоняться от строго заданной программы позволила сравнительно скоро - по меркам истории - десятку-другому поколений ранних хлопководов, а заодно хлопковых деревьев так сдружиться. Поначалу дикий хлопчатник представлял собой высокие, чуть не в три метра растения с жиденьким пушком в коробочках вокруг семян. Интересно, что процесс окультуривания его шёл одновременно и в Южной Азии, и у индейских племен в доколумбовской Америке, и за века пути селекции разошлись настолько, что теперь эти разновидности хлопчатника, “сорта” даже не скрещиваются. А термин “сорта” во множественном числе имеет в данном случае совсем не второстепенное значение. Помните милетских тонкорунных овец? И поныне такие породы мериносов и такая шерсть - в цене, что, впрочем, не значит, что грубошерстная пряжа так уж хуже - смотря для чего. Аналогично и хлопок бывает тонковолокнистым, и получение такого именно хлопка зависит не только от того, какие семена взяты при посеве.
Надо сказать, что хлопчатник при всём том достаточно капризен, тем более, как большинство окультуренных растений и домашних животных, - под патронажем человека в известной мере разучился, как умели его дикие предки, вести непрерывную отчаянную борьбу за существование. Но и те тысячелетиями приспосабливались к условиям жизни лишь в определённых условиях; для хлопчатника это, прежде всего, климат и почва. Он, как говорят, и “дитя Солнца”, и “дитя воды” - при жарком субтропическом, но не тропическом - там ему слишком жарко - долгом лете растение десять-пятнадцать раз в сутки обновляет содержание воды в своих целлюлозных клетках, и если не получает воды в достатке - не жди хорошего урожая.
Это необходимо, но этого недостаточно, чтобы хлопок тонковолокнистый прижился там, где ему не по нраву - не та почва или ещё что, о чём и специалисты не всегда точно знают. Например, отличные сорта тонковолокнистого хлопка произрастают на таджикской земле, но зачастую в соседней узбекской урожай их куда скромнее. Характерный пример того, как вид флоры, да и фауны, можно сказать, всем своим существом связан с исконным ареалом, своей “землёй обетованной” - запомним это. Правда, наряду с видами, ареал которых какой-нибудь островок или нечто подобное, многие склонны к экспансии, заметим, и эта склонность обусловлена заложенной в них возможностью в экстремальных вариантах завоевывать континент, как кролики - Австралию или кактусы вдали от своей родины; крысы, тараканы, покоряющие человеческие жилища, хижины и дворцы.
Лучше, чем Бог
Выражение “слава Богу” или “хвала Аллаху” даже в устах верующих зачастую носит локальный, личный оттенок: дескать, хорошо, что всё обошлось благополучно, или что-либо в этом роде. Но и славя Бога, как создателя всего сущего, человеку трудно удержаться от досады, что наряду с тем прекрасным, даруемым жизнью, Всевышний допускает столько несправедливого, жестокого, ужасного. Впрочем, нередко подобные нехорошие действия приписывают силам зла, Дьяволу, которого Бог почему-то никак не хочет или не может приструнить.
До дьявола, его роли в божественном миропорядке, разумеется, условного Дьявола, тут и кавычки излишни, - ещё дойдёт у нас очередь, ступеньки глав ведут к храму, где в свете Истины проясняется, как эта сущность и таится, и действует - вообще в мире, и в частности среди нас, грешных. А что касается восхваления Создателя, то ограничимся пока восхищением столь замечательным мироустройством - в смысле открывающихся возможностей.
Мысль эта требует продолжения и серьёзной расшифровки, однако следуя за предыдущими страницами, приложим её к решению вполне определённых технических задач. Если с древнейших времен собственно целлюлоза служила основой изготовления различных видов бумаги, то с конца XIX века начали применять химические средства для получения на её основе родственных соединений. Впрочем, “открыл сезон” в 1860 году целлулоид, похоже первый рукотворный “заменитель” созданного природой, и поначалу успешно имитировал дорогую слоновую кость в изготовлении биллиардных шаров. Наименование этого вещества родственно исходной для его получения целлюлозе. И первое искусственное волокно, получаемое воздействием на целлюлозу азотной кислотой, претендующее на замену опять-таки дорогого натурального шелка, получило имя - нитрошёлк. Чрезмерная горючесть похоронила идею нитрошёлка, но не возможность получения текстильного сырья на основе целлюлозы, воплотилась в вискозу, изделия из которой доныне встречаются в нашем быту, как и близкий ей целлофан. Зато нитроцеллюлоза или, как её именовали в XIX веке, нитроклетчатка помогла Альфреду Нобелю создать динамит, и на этом можно поставить точку.
А вот клетчатка... Об этом термине стоит порассуждать. Мы говорили: целлюлоза строительный материал растений. Можно сказать, тех своего рода помещений, в которых существует, живёт растение. Начиная от зёрнышка в земле оно - по заложенной генетической программе последовательно углубляет корни, растит ствол, выбрасывает почки, листья, формирует цветы, плоды. Некоторым образом это можно сравнить со строительством крупного здания из железобетонных конструкций, комплектов стандартных деталей, из которых сооружается и фундамент с подвальными помещениями, и лестничные клетки, и шахта лифта, стены комнат и перекрытия, балконы...
Но всё это для того, чтобы в этом доме воцарилась жизнь в полном объёме, и если по каким-то драматическим обстоятельствам дом остаётся опустевшим, то сохраняется тот же железобетонный каркас - авось когда-нибудь сюда вселятся люди, заживут... И после гибели растения остаётся целлюлозный каркас, но используется по-разному. Древесина превращается в кашицу, из которой формируется бумага или картон, а при химической обработке, как уже говорилось, получается искусственное волокно. Над дверью, ведущей в лабораторию искусственных волокон Московского текстильного института, которой заведовал профессор Роговин, в своё время был начертан озорной лозунг “Сделаем целлюлозу лучше, чем её создал Бог”. И хотя последнее слово было не с заглавной буквы, и весь этот призыв не более, чем метафора, в один прекрасный день середины минувшего века заглянувшие сюда деятели из парткома распорядились после недолгого размышления лозунг сохранить, но слово “Бог” заменить на “природа”...
Но в приведенном лозунге выделим другое слово: “лучше”. Что значит “лучше”? Для каждой породы дерева эволюция живого отработала свою оптимальную целлюлозную структуру. И уже
люди, как принято формулировать, методом проб и ошибок, определили, что древесина осиновая пригодна, даже превосходна - для спичек, а еловая - для скрипок, кедр - для карандашей, и пробковое дерево - известно для чего. Химическая обработка целлюлозы их размолотой древесины позволили, превратив её соединение в вязкую массу, выдавливать застывающие волокна, прясть нитки, выделывать ткани.
И в упомянутой лаборатории старались подправить целлюлозные цепочки так, чтобы они могли служить людям в нужном качестве. Выбранный для этого способ - прививка - вызывает в памяти действия садовода, который, прививая ветку культурного растения к дичке, добивается получения отличного сорта плодов. И в данном случае определённые химические “черенки” придают целлюлозной структуре новые полезные для нас свойства. В одном варианте материал делается намного более термостойким, чем это вообще свойственно целлюлозе, как об этом свидетельствуют лесные пожары. Или такое: поверхность ткани из специальной модификации целлюлозного волокна становится водоотталкивающей.
В отличие от растений или “братьев наших меньших”, люди уже несколько тысячелетий производят, получают то, что непосредственно в природе не рождается. Этот рукотворный мир с достаточной полнотой представлен буквально в каждом доме - убедиться несложно. Но - глядя на ту или иную вещь в нашем обиходе, и вокруг - на улицах, в небесах, на водных просторах, - можем представить себе, каким образом она появилась из необъятных кладовых, лучше сказать, сокровищниц природы. Какой путь прошло дерево после того, как его срубили в лесу; или добытая из недр земных железная руда; извлеченная оттуда же нефть; песок, глина, цемент; или - из исходных компонентов химической индустрии: производимые красители и лекарства, моющие средства и пластмассы. Вошли в нашу жизнь и плоды многовековой селекции, о которых уже упоминалось, - тонкорунные овцы, замечательные сорта хлопчатника, ну, и, разумеется, урожайная пшеница, сочные яблоки, питательные грейпфруты...
И со времен Пифагора за всеми этими технологиями добычи, получения необходимых, полезных, интересных людям вещей - сначала робко и неуверенно, а затем всё более обретая самостоятельность, шла наука, зажившая в конечном счёте своей собственной жизнью, хотя и оставаясь надёжным партнёром практики, доказывая порой неожиданно, какую важную услугу в силах оказать производству материальных и духовных благ тем, что казалось столь отвлеченным и никак не связанным с грубой действительностью.
Чистое золото
В семействе лантаноидов есть такие элементы, которые вроде бы нам ни к чему, пока или вообще. В том смысле, что без них можно обойтись во всех сферах рукотворного мира. Разве что считанные граммы этих элементов задействованы в лабораторных исследованиях. Но есть среди всех элементов один такой, практическое применение которого, имеется в виду - в технике, современной электронике - ничтожно в сравнении с его добычей и запасами, относительной ценностью, и особенно контрастирует вышеозначенное с отношением к нему едва ли не всех людей на свете. После такой наводки и школьник догадается, что это - золото.
К сожалению, нередко приходится вспоминать, что “не всё золото, что блестит”, впрочем, чаще - в переносном смысле. Да и в истории с участием Архимеда о заказной короне суть оригинальной экспертизы в том, что золотой блеск не доказательство выделки символа власти из отпущенного для этой цели чистого золота. Но что же это такое вообще - чистое золото - Сам эпитет “чистый” в русском языке многозначен. Чистая комната, чистое бельё, но также и дело чистое, небо чистое. Чистая речь и чистая работа, чистый доход и чистый вздор. Так какое же золото - чистое - Самой высокой пробы? То есть, 958-ой? Если расшифровать эту цифру, то окажется, что в таком золоте содержится сто процентов минус 4,2 % постороннего металла, лигатуры, как говорят специалисты, чаще всего - меди. Так нужно, чтобы ювелирные изделия сохраняли свою форму. В прошлом было своего рода шиком, когда улыбка дополнялась золотыми зубными коронками, тоже не из совсем чистого золота - для крепости золотой сплав содержал несколько процентов хрома.
А как же самородное золото - оно-то наверняка самое что ни на есть чистое? Отнюдь: природа очень редко собирает воедино значительные количества одного-единственного элемента. А человеку для решения определённых технических задач нередко необходима высокая, даже сверхвысокая чистота однородного материала, в том числе и золота. Степень такой чистоты измеряется своеобразно, допустим, “шесть девяток”. В переводе на обычный математический язык это 99,9999. Можно представить себе килограммовый слиток, в котором не более ста миллиграммов примесей. Аналогичный слиток, но уже с семью “девятками” включает менее стотысячной доли от общей массы примесей к золоту: серебра, меди, железа, магния...
Спрашивается: всё же кому и зачем может понадобиться такое, исключительно чистое золото? Что касается именно этого благородного металла, то - для некоторых особо точных приборов и исследований. Однако в широком плане понятие “чистое вещество” сегодня приобрело гораздо большую актуальность, чем отошедшее на второй план “чистое золото”. Пожалуй, лишь на рубеже XXI века выяснилось, что в ряде областей техники чистое - по возможности безо всяких примесей вещество - нужно буквально до зарезу.
Например, в транзисторах, без которых немыслим нынче ни радиоприёмник, ни, если уж на то пошло, космический корабль. Можно назвать целые отрасли современной техники, которая развалилась бы без полупроводниковых материалов, обладающих особыми свойствами, неразрывно связанными с исключительной чистотой. О структурах, образованных однотипными элементами, “блоками” - у нас уже была речь, и теперь для наглядности представим себе некий, назовём его - микроград, состоящий исключительно из них. В нём, в этом микрограде, как положено в твёрдой фазе вещества, выстроились атомы, состоящие, как мы знаем, из элементарных частиц.
Согласимся с тем, что на субатомном уровне любая модель соотносится с реальностью весьма условно, и принимать это мы можем, как образы мифа, сказки, фантастики, как смелые поэтические метафоры, помогающие сознанию, душе представить и уяснить глубинную сущность, сложность, многозначность, отчасти непостижимость явлений. Итак, перед нами - застывший микроград, на “улицах” которого, выстроенных из атомов данного металла, с бешеной скоростью проносятся электроны, и на всех путях и перекрёстках для них - зелёный свет. Но если на каком-то углу вырос атом другого элемента, на микросветофоре зажигается красный свет, хода нет...
Продолжим эксплуатировать эту, так сказать, базовую модель. В 70-х годах XIX века было открыто явление полупроводимости. Применительно к нашему микрограду - возможность в нём улиц с односторонним движением электронов. Из чего же могут быть построены именно такие “улицы”? Например, из атомов элемента германия. И - одно “но”, притом чрезвычайно существенное: если попадутся на этом особом электронном маршруте атомы иных, посторонних и потому нежелательных элементов - пиши пропало, - тот же германиевый полупроводник в таком случае никуда не годится.
Вспоминаются наши улицы в натуре, и лихие шофёры, для которых и массивные бетонные блоки - не преграда, найдут как объехать. А тут - какой-то единичный атом - таким уж сверхчистым должен быть германий для полупроводников, да? Помните чистоту золота в шесть девяток - куда уж чище! А германий - восемь девяток, то ещё в сто раз чище. Иначе говоря: один посторонний атом, допустим, никеля - встретится лишь на целый миллион атомов германия. Достаточно? Пойдёт? Никак нет. Так что - не прикажете ли очищать материал так, чтобы, предположим, один-единственный атом никеля приходился на миллиард атомов германия? Исключительная чистота, о такой можно только мечтать... Оказывается, мечтать, нужно и не о такой чистоте, и не только мечтать, но стараться достичь любой ценой. Один “чужой” атом на десять миллиардов “своих” - это ещё куда ни шло... Четырнадцать “девяток” - вот каков нынче германий. И это ещё не предел чистоты материала, достигаемый современной наукой и техникой.
В очень малых дозах
Предвижу читательские возможные претензии к автору. Дескать пугал представлением чуть ли не целой или цельной философской системой, какой-то монадологией, посредством которой высветятся скрытые пружины миропорядка, а кормит сведениями, подпадающими под рубрику “это любопытно” на последних страницах газет, да и то - куда этим мини-репортажам из неопределённого микромира - до настоящей экзотики или разоблачительных сенсаций...
Забегая вперёд, замечу, может быть, отчасти в своё оправдание, что в идеальной монаде не может быть ничего лишнего, необязательного. Так ли важно - что находится на столе, на окрашенной скатерти в “Тайной вечере” Леонардо да Винчи, в частности, не то бокал, не то подсвечник в правом углу? Октет Шуберта - задействованы музыкальные инструменты: скрипка, альт, виолончель, кларнет, контрабас, фагот, валторна. Допустим, без каждого со своим особенным звуком не обойтись, но зачем и вторая скрипка? Или о мастере, который “искусно грозного пса и в могучих когтях у него молодую лань изваял, как живая она трепетала; и страшно пёс на неё разъяренный глядел...”, что добавляет описание этой фибулы-застёжки на одежде одного из участников Троянской войны к драматической эпопее, и так ли важно при этом была ли лань “молодой”? В запеве “Войны и мира” появляется супруга князя Болконского “со вздёрнутой губкой”, и умирает, чтобы на время уступить место Наташе Ростовой в душе Андрея. Несколько раз переписывала неутомимая Софья Андреевна эту рукопись, но “вздёрнутая губка” не только оставалась, но и воцарилась навечно в лице скорбного ангела над могилой маленькой княгини. Наверное, в каждом случае великий принцип “необходимо и достаточно” подсказывал гению - что можно и нужно безжалостно отбросить, а без чего, без какой малости творение не предстанет совершенным, не сделается - опять же забегая вперёд полноценной духовной монадой...
Я далёк от того, чтобы свой труд не то, что равнять с упомянутыми шедеврами, но и нередко меня заносит, и что вероятно не всё излагаемое так уж необходимо для утверждения и подтверждения основ монадной концепции, или достаточно для этого. Правда, перепечатывая первоначальный текст, что-то убираю, что-то добавляю, и, если бы в запасе было ещё лет десять, возможно, довёл бы свой этот опус до относительной кондиции. Пока же хотелось бы, чтобы сознание читателя, как и моё, подзуживалось тем же вопросом: почему в “целом” - один атом на много миллионов, один штрих на десятом плане в искусстве, и, добавлю, один ген в хромосоме оказывает порой решающее воздействие на свойства, возможности, судьбы “целого”?
Исходя из этого, по-моему, стоит продолжить репортажи из окружающего нас микро или макромира. Нет, не случайно виновником возможных срывов в германиевом микрограде выставлен именно никель, его атом. Другой - тоже помеха, но почему-то именно никель - не дай Бог! А вот кремниевый полупроводник, так же, как атомов никеля, боится - атомов и бора, и фосфора, и железа, и алюминия. Зато атомы мышьяка в таком микрограде - совсем не посторонние. Оказывается, если на каждые сто миллионов атомов германия приходится один атом мышьяка, а может, и два - и не больше, но во всяком случае при этом образуется как раз то, что нужно для ряда электронных систем. После этого должно быть не удивительно, что и германий, и кремний, доведенные до необходимой чистоты, затем легируются, разумеется, в минимальных дозах - тем же мышьяком, или сурьмой, кадмием, литием...
Но определяется такое эмпирически, и лучше не приставать к учёным с докучливыми “а почему?”. Вот сейчас, в преддверии нового 2002 года мои жена и дочь возможно решили испечь торт или пирожки на Новый год. В тесто кладут корицу. На вопрос - почему этот вид пряности так называется, участница игры “Что? Где? Когда” ответит, что корица - из коры некоторых тропических деревьев. Следующий вопрос: а для чего её употребляют, также не останется безответным и со стороны неграмотной бабушки: а чтобы было вкуснее, милок. Но уже наивно-дурацкое: а почему с корицей вкуснее? - вряд ли будет так же удостоено внятного ответа. Так же, впрочем, как и “почему атом никеля или мышьяка в полупроводнике?..”
Помните эф-элементы, и среди них - гадолиний, названный так по имени финского химика Юхана Гадолина, в конце XVIII века положившего начало исследованию “редкоземельных”. По отношению к гадолинию это название более чем уместно: в земной коре содержится менее тысячной доли процента этого элемента. Однако, не приведи господь, чтобы хоть малость от этой малости каким-то образом занесло на атомную электростанцию, в атомный реактор - доставит хлопот этот страшный, по словам специалистов, “реакторный яд”.
Из букв химического алфавита
Как ещё проиллюстрировать соотношение части и целого, малого и большого, вернее, взаимоотношения этих категорий - на том, что нам близко и понятно. И, чтобы подступиться к этому, начнём совсем уж с прозрачной аллегории, с букв алфавита - не иероглифического, пускай русской азбуки. После Октябрьской революции были упразднены: “і” с точкой, ижица, фита и ять - сохранились разве что в поговорках “поставить точку над и”, или “сделано на ять”. Полагаю, что именно эта реформа новой власти в России не сказалась отрицательно на новой литературе на русском, правда, кажется, Иван Бунин неизменно писал с “ятью”.
А вообще букв подобных алфавитов примерно впятеро меньше, чем элементов периодической системы, и посредством этих букв, их сочетаний, передаётся безграничный объём информации, что само собой разумеется. Но сколько элементов необходимо и достаточно для того, чтобы образовалось живое, сверх “каркасной” целлюлозы у растений или - представителей фауны, вплоть до нашего брата? Установлено, что на 96 с лишним процентов всех атомов, составляющих человеческий организм, приходится лишь четыре элемента, три тех же “целлюлозных” - углерод, водород, кислород и четвёртый - азот. Относительно водорода и кислорода - вместе образуют воду, что составляет около двух третей от веса взрослого человека и даже 98 процентов у медузы.
У человека жесткий скелет, кости, значит, для этого требуется килограмм-полтора кальция; фосфор, по расхожему мнению необходим лишь для поддержания интеллектуального уровня, видимо - не только: и по весу в организме занимает шестое место, составляя более полу-килограмма. За фосфором следует натрий и калий - от их присутствия в организме зависит многое, в частности, состояние мышц и чувствительность нервов. Те пол-кило этих элементов, которые всё время содержатся и отчасти расходуются организмом, попадают в него с овощами и фруктами - не будем об этом забывать. Ещё триста граммов от нашего “взрослого” веса, составляющего в среднем 70 килограммов, приходится на: серу, хлор, магний, фтор и железо. И на все перечисленные 13 элементов положим 99,99 процента или четыре девятки по шкале чистоты.
А что же остальное - сотая процента, даже меньше, каких-то несколько граммов - случайные примеси, ненужный балласт - так? Нет, не так. Скрупулёзные исследования показали, что, например, медь, концентрация которой сравнительно высока в печени, нужна для синтеза гемоглобина, и не только для этого. А для ферментов обязательно включение в их сложнейшую структуру цинка, марганца, кобальта. Щитовидная железа потребляет йод, и худо, когда его недостаёт - пусть потребность выражается лишь в долях грамма в год, однако без этого никак не обойтись.
Кроме того, выяснилось, что иммунные системы нуждаются в титане, органы зрения в барии и особенно - в селене. В мозгу относительно высоко содержание вольфрама, того, из которого делается нить накала в электролампочках, и в голове эти атомы, должно быть, что-то “освещают”... Одним словом, на сегодня число биоэлементов, таких, в которых содержится нечто существенное для нормальной жизнедеятельности, во всяком случае, превышает количество букв алфавита. И ещё неизвестно - какую роль в живом играют ничтожные доли золота или мышьяка - со знаком плюс или минус, а то и какого-либо редкоземельного - а вдруг могут оказать влияние на жизнь, подобно тем же атомам мышьяка или никеля в кристаллах полупроводников...
А какую роль могут сыграть яды, опять-таки в ничтожных дозах - хватает, например, одной сотой грамма цианистого калия, чтобы отправить человека на тот свет. Но эти вещества, изготовляемые в лабораториях, по своей смертоносной силе не превосходят природные. Ядовитая лягушка кокоа, что водится в Южной Америке, весит около одного грамма. Сколько же у неё в запасе может быть ядовитой жидкости? Однако индейцы-аборигены ухитряются намазывать ядом, полученным от одной лягушки кокоа, наконечники пятидесяти стрел; и если такая стрела попадёт в кабана или буйвола, зверь падает замертво. Попутно: а как эта самая кокоа дошла до того, чтобы в целях самообороны изготовлять вот такой яд? Может быть, какой-либо учёный подробно расскажет, как это происходило в ходе эволюции? Или лучше оставим ответ на этот каверзный вопрос на потом, с обещанием выдвинуть свои соображения на этот счёт, подкреплённые излагаемым и ранее, и впредь не на одной сотне страниц...
А, если уж зашла речь о “рекордсменах” в области смертельных для человека микродоз, то тут пальма первенства принадлежит микроорганизмам. Известно, что при домашнем консервировании порой возникает ботулизм; в этом случае для летального исхода несчастного потребителя достаточно одной миллионной от одной миллиардной доли грамма. К этим пагубным для жизни веществам в наше время добавились оборотни-нуклиды - ведь за всё многомиллиардное время эволюции живого на Земле организмам вряд ли доводилось опасаться внезапно возникающих радиоактивных изотопов - сравнительно короткоживущих - вместо стабильных. И, скажем, атомы радиоактивного йода отбираются организмом так же, как стабильные, и доставляются в щитовидную железу, но держатся там недолго, и оказываются как бы бомбами замедленного действия...
И гомеопатия
Когда говорилось, что чистые - в смысле совершенно однородные, содержащие атомы лишь какого-либо элемента - образования в более или менее значительных количествах, по крайней мере, в доступных людям поверхностных слоях земного шара встречаются весьма редко, в такой констатации звучит оттенок досады: дескать, нам, людям, при надобности нужно очищать вещество от примесей, и это ой как бывает непросто... Однако для всего живого на Земле, его зарождения, развития - эта всемирная мешанина обернулась великим благом.
Благом - потому, что даже самые примитивные растения и животные как-то научились извлекать - из океана, из почвы, из пищи как раз те вещества, которые нужны им для их жизни, пожалуй, нелишне добавить - образа жизни. Иные обитающие в океане моллюски концентрируют в своих телах медь, марганец; а, например, ряска в период своего развития выуживает из воды все без остатка атомы радия. Бывает, конечно, что в какой-то местности ощущается явный дефицит какого-то элемента, которым природа ненароком обделила этот край. И овцы тоскуют, когда не удаётся полизать где-нибудь выступающую наружу поваренную соль; и хлопок, как выяснилось, оскудеет урожаем без достаточного содержания в почве такого микроэлемента жизни как ванадий...
Нам кажется, что в отличие от приведенных ничтожнейших доз ядов, способных вызвать даже смерть, эффект лекарственных препаратов достижим лишь при более весомых количествах. В самом деле - нам предписывают принимать столько-то капель микстуры или таблетку не меньше, скажем, чечевицы. Между тем, значительную часть той же таблетки нередко составляет наполнитель, и выходит, что крохи, составляющие менее стотысячной части от веса тела человека, способны снизить температуру тела больного, умерить боль, ублажить печень, утихомирить чересчур растревоженное сердце.
Не утихают споры ярых приверженцев гомеопатии и скептиков, полагающих, что столь сверхмалые дозы не могут оказать заметного влияния на состояние организма - даже при регулярном приёме. Думается, тщательная и беспристрастная экспертиза рано или поздно вынесет свой приговор, и, разумеется, не мне, совсем не компетентному в этом, склоняться на ту или иную сторону, однако свидетельства необычайного эффекта малейших количеств определённых веществ, попадающих в организм, действующих в нём не всегда понятным образом, заставляет более почтительно относиться и к гомеопатии.
Кто знает, сколько тысяч различных лекарств применяется нынче в мире? Среди них немало синтезированных, некоторые даже в космосе, где, кстати, в условиях невесомости удаётся получать и сверхчистые вещества. Но фармацевтика с незапамятных времен заимствует для своего арсенала то, что содержится в природе, в бесконечном разнообразии флоры, а иногда и фауны. Тут уместно вспомнить о хинине, первоначально получаемом из хинного дерева, как надёжное средство борьбы с малярией; в начале XIX века был установлен его химический состав, а в середине XX осуществлен полный синтез.
И это также говорит о том, что шаг за шагом мы, люди, повторяем то, что ветхозаветному Иегове удалось сделать за считанные дни, а природе - за многие миллионы лет - живое, одушевленное, мыслящее, наконец? Подумав, поставил в конце предыдущей фразы знак вопроса, и в оправдание этого прошу задержать внимание на том, что занимало автора, когда писал книгу “Почему мы так одеты”; и как бы повторить древний маршрут с Востока на Запад - по Великому шелковому пути...
Дороже золота
Шёлк появился в Китае задолго до нашей эры. Предок нынешнего тутового шелкопряда - предположительно бабочка Теофила Мандарина, обитавшая в предгорьях Гималаев. Предположительно... Если нам известны достоверно предки одомашненных животных, кроме разве что собаки - то ли волк, то ли шакал, то ли лиса, - то теперешний производитель натурального шелка необычайно далеко ушёл от возможного прародителя. Ещё одно свидетельство целенаправленной селекции: находясь в полной зависимости от человека, тутовый шелкопряд взамен отдаёт замечательную шёлковую нить.
И в этой связи также любопытно вникнуть в то, что человеку под силу изменить в живом, а что ему никак не подчиняется, и, повторим, не поддаётся дублированию. С одной стороны эти шелкопряды даже внешне изменились до неузнаваемости почти, а люди научились и пол регулировать, то есть выводить преимущественно самцов, выпускающих на треть больше нитей, чем самки. С другой стороны, меню этого насекомого, в отличие от его собратьев, например, дубового шелкопряда - исключительно листья дерева шелковицы, и ничего другого он, как говорится, в рот не возьмёт. Недаром, согласно легенде, китайская принцесса, выехавшая в Индию к своему нареченному, умудрилась в итоге нарушить монополию своей родины, запрятав в головной убор не только грену - крохотные яйца с будущими производителями шелковой нити, но и семена шелковицы, распространившейся затем по всему свету.
Дошедший в начале нашей эры до Рима шёлк ценился на вес золота в буквальном смысле, благо желтый металл тяжел, а шёлк лёгок, можно сказать, воздушен. Высокая стоимость шёлка была обусловлена не только его экзотическим для Европы происхождением, но впрямь изумительными качествами: полупрозрачность, способность окрашиваться в яркие цвета и вдобавок особый блеск, что в сочетании давало ни с чем не сравнимую нарядность облачения. Об особенном значении этого материала в древнем мире говорит и наименование многотысячекилометрового маршрута торговых караванов с Востока на Запад: Великий шелковый путь. Разумеется, по нему двигались не только тюки с шёлком, да и не одни товары - это был мостик между, с позволения сказать, - двумя разными духовными мирами - Востоком и Западом...
Несмотря на то, что производство шёлка постепенно осваивалось в Индии, Японии, Средней Азии, Южной Европе, шелковые наряды были по-прежнему дороги и доступны не каждому. Объяснялось это, прежде всего, трудоёмкостью производства шёлка: попробуй сперва получить сотни тысяч коконов, размотать тончайшие ниточки, выделать из них пряжу, затем соткать, окрасить... Не удивительно, что и шёлк, наряду с золотом, драгоценными камнями и редкими красителями, привлёк внимание алхимиков. Заманчиво было, обходясь без шелкопрядов, посредством того же философского камня или какого-либо тайного знания получать сколько угодно шелковой нити - допустим, из той же шелковицы.
Дороже золота, однако, было и остаётся понимание, лучше сказать, осознание сущности живого, одушевленного, и возможности или невозможности человека повторить - практически или даже теоретически то, что было в “дни творения” по Библии или за миллионы лет на Земле нашей...
Гора родила мышь?
Для затравки хочу привести рассказ, из разряда “не выдуманных” - моего дяди Нахмана - о казусе, имевшем место в начале злосчастных 30 годов XX века на Украине. В числе руководителей сельского хозяйства оказался некий “партиец” с безупречным пролетарским происхождением, что в ту пору считалось необходимым и почти достаточным для того, чтобы занять ответственную должность. В один прекрасный день этот деятель созвал учёных и без особых церемоний ошеломил их внезапно осенившей его превосходной идеей.
- К чему эта возня с коровами, - рассуждал он, - и сена на зиму на них не напасёшься, и скотные дворы для них строй, и сколько пастухов, доярок возятся с ними... Одним словом, пора получать молоко прямо из травы, минуя этих животин! Понятно? И когда один из присутствующих робко осведомился у начальника - как, каким образом осуществить такую замечательную идею, выдвиженец спокойно парировал: А это ваше дело, на то вы и учёные...
Справедливости ради: учёные, химики в XIX и особенно в XX веке сумели получить, синтезировать немало соединений, в том числе рождаемых живой природой. Вслед за легендарным индиго - ряд красителей, сегодня в основном вытеснивших натуральные; за хинином - множество лекарственных препаратов; появились синтетические дубители кожи, правда, не отменившие начисто собственно дубовый экстракт, так же, как синтетические каучуки не привели к исчезновению плантаций натурального.
Полимерные соединения, то есть образующие цепочки из одинаковых звеньев-молекул, число которых - тысячи, десятки тысяч - тоже своего рода необыкновенная выдумка природы, и как многозначительно даже целлюлозное её воплощение! Хочется напомнить - из многих тысяч растений, сотканных из целлюлозы, буквально считанные: хлопок, лён, конопля, джут - пригодны для получения нитей, тканей, как текстильное сырьё. Напомнил это потому, что и среди тысяч полученных в лабораториях мира полимерных соединений, опять-таки считанные по всем статьям оказались пригодны для тех же целей. Полиамиды, известные под фирменными названиями: нейлон с определённым номером, или капрон, нитрон, орлон, куртель, такрил; полиэфирные: лавсан, терилен, ну, чтобы не утомлять читателя химическими терминами или фирменными именами таких волокон, подтвердим, что к названным можно добавить не более трёх-четырёх..
Надо сказать, что эти немногочисленные полимеры, что называется, завоевали с ещё несколькими, уже не волокнообразующими - рукотворный мир, прочно вошли миллионами тонн в наш быт, повседневность, чуть ли не во все сферы человеческой деятельности, причём по ряду показателей, не только экономической выгоды, но - прочности, стойкости, эластичности давая фору извечным натуральным материалам. Так что сугубо для наших нужд можно, оказывается, не только целлюлозу сделать лучше, чем Бог или природа, но и одеваться переработанными из угля и нефти. Так, может, и советский пролетарский умник был, в общем, прав, призывая ученых мужей: “дерзайте, не ждите милостей от природы!”?..
Что касается коровы, то и в XXI веке ей вряд ли грозит отставка, хотя проблема получения молока из простых органических веществ - не совсем из области безрассудных прожектов. Как тут не вспомнить академиков Лапуты из “Путешествий Гулливера”, в частности, одного из них. “Я вошёл в следующую комнату, где стены и потолок были сплошь затянуты паутиной, за исключением узкого прохода для изобретателя... Он стал жаловаться на роковую ошибку, которую совершал до сих пор мир, пользуясь работой шелковичных червей, тогда как у нас под рукой множество насекомых, бесконечно превосходящих упомянутых червей, ибо они одарены качествами не только прядильщиков, но и ткачей...” Любопытно, что в данном случае фантазия Свифта имела реальное основание: в истории бывали попытки, и не всегда такие уж безуспешные, использовать паутину в качестве материала для одежды, но, насколько известно, дальше перчаток для одного из французских королей дело не пошло.
Внимательное и раздумчивое прочтение великого произведения Джонатана Свифта спустя почти два века после его написания весьма поучительно. В ту эпоху Англия, как часть Европы и вместе с тем самая “великая держава” могла считаться мировым лидером в прогрессе: первые шаги в области демократии, родина первой промышленной революции, царица морей, властительница колоний в Азии, Африке, Америке. Но - что всё это принесло людям - сделало ли их в большинстве обеспеченнее благами жизни, удовлетворенней, добрее, порядочней?
Что касается власть имущих, дворцовых интриг, принципов членов различных партий или религиозных конфессий, то сарказм Свифта и сегодня злободневен, притом тем более, чем менее демократичен строй в той или иной державе. Но особенно интересно, как для меня, отношение автора к науке, вернее к учёным - в удивительной Лапуте и при знакомстве с её Академией. Вспомним, что Свифт был современником Лейбница и Ньютона, а последний даже пережил его на два года.
Вероятно, Свифту приходилось общаться с учёными мужами, во всяком случае, видел их насквозь, впрочем, как и всех прочих. Чего стоит хотя бы такое замечание: “Большинство лапутян, особенно те, кто занимается астрономией, верят в астрологию, хотя и стыдятся открыто признаваться в этом”. Попутно, между прочим, упоминается об открытии двух спутников планеты Марс, и доныне неведомо, как автор знал это до времени их открытия, подтвержденного документально. Однако - Марс далече, а вообще-то от этих учёных, “прожектёров” - название это сделалось отрицательно нарицательным - толку, что от козла молока. Хуже, что эти дармоеды внушают легковерным покровителям, что занимаются полезными делами, сулящими практическое воплощение, радужные перспективы.
”В этих заведениях профессора изобретают новые методы земледелия и архитектуры и новые орудия и инструменты для всякого рода ремесел и производства, с помощью которых, как они уверяют, один человек будет исполнять работу десятерых; в течение недели можно будет воздвигнуть дворец из такого прочного материала, что он простоит вечно, не требуя никакого ремонта; все земные плоды будут созревать во всякое время года, по желанию потребителей, причём эти плоды по размерам превзойдут в сто раз те, какие мы имеем теперь... но не перечтёшь всех этих проектов осчастливить человечество. Жаль только, что ни один из них не доведен до конца, а между тем страна в ожидании будущих благ приведена в запустение, дома в развалинах, а население голодает и ходит в лохмотьях. Однако всё это не только не охлаждает рвения прожектёров, но ещё пуще разогревает его, и их одинаково воодушевляет как надежда, так и отчаянье”.
Знаменательна заключительная фраза этой цитаты: панегирик чудакам, которые верят во всемогущество научных открытий и путаются в лабиринтах возможных псевдорешений. Но - находились и выходы из этого лабиринта кажущихся традиционных решений поставленных задач. Всего через двадцать лет после смерти Свифта в Англии на текстильных фабриках заработала “Дженни”, названная в честь дочери изобретателем Джеймсом Харгривсом - и работник на ней запросто справлялся с трудом десятерых, действующих вручную. Солнечная энергия, аккумулируемая в огурцах - не правда ли забавно, но если вместо “огурцов” ядерное топливо? Нечто вроде гибрида печатной машины и датчика случайных чисел, когда вероятность получения вразумительного текста приближается к нулю даже при огромном количестве вариантов - аналог лапутянского “научного” абсурда, но существенно скорректируем: изначальная информация осмысленна, соответственно подобрана; задан алгоритм её обработки; и мы уже смотрим в монитор компьютера. Получение плодов садовых растений покрупней, и не обязательно по сезону - разве это уже не сделалось реальностью в наши дни, пусть отчасти? И о роли при этом регуляторов роста растений потолкуем детальнее - тоже не в стороне от нашей общей монадологии...
А вот тему о подыскании “замены шелковичных червей” - мечте одного из прожектёров, немного продолжим. Пауки, при всех относительных достоинствах выпускаемой ими паутины, притом в ассортименте, увы, для нас не могут стать конкурентами шелкопрядов, зато ведь у шелкопряда тутового есть ближайшие родственники, которые также выпускают нить для защитного кокона, и к тому же выгодно отличаются от своего привередливого к меню тутового братца, да ещё как отличаются - например, дубовый шелкопряд вообще гроза и губитель дубрав, так что хоть бы от него была какая-то польза. Не без того - и от этого шелкопряда-тассара, и, тем более от разводимых даже а Индии родственников тутового шелкопряда получают ткань, известную под именем чесуча, - но далеко не шелковую во многих отношениях...
А наука нового времени, о которой во времена Свифта и не догадывались не только в Лапутянской Академии - органический синтез - ну что ей стоит - шелковую нить “построить” - из немногих подручных и весьма распространенных элементов: углерода, водорода, кислорода, азота, серы, ну может быть ещё парочки?.. Но: сначала нужно образовать белковые соединения, из которых состоит шелковая нить, известно какие - глицин, аланин, треолин, пролин, валин... стоит ли продолжать, если упомянуть, что пока о синтезе даже самого простого из этих белков не может быть и речи. Но и это не всё: белковые молекулы, в свою очередь, образуют структуру фибриона - одного из составляющих шелковой нити, с особой оболочкой и полой сердцевиной...
Будучи не в состоянии, пусть пока, выделывать то, чему природа терпеливо миллионы лет обучала и отлично обучила своих питомцев, догадываемся ли мы хоть о том, как это делается, происходит?..
Выражение “гора родила мышь” понимается нами как несоответствие каких-либо многообещающих начинаний и жалких результатов. Но есть версия, что у древних это воспринималось буквально: считалось, что мелкие животные рождаются из того же вещества, из которого состоят горы - из глины, грязи, почвы, словом, того, что на их отрогах - в изобилии. Немного исторического времени прошло с того дня, когда окончательно было доказано, что даже микроорганизмам чуждо самопроизвольное зарождение. И от веры в то, что гора и впрямь рождает мышь, скептицизм качнул маятник в другую сторону - в утверждение, что вообще ничто, производимое живой природой, не может быть воспроизведено в лаборатории, “в пробирке”.
И когда немецкий химик Фридрих Вёлер в 1824 году получил вследствие определённой реакции бесцветные кристаллы, то должно было пройти четыре года, прежде, чем он установил, что это вещество абсолютно тождественно мочевине - продукту обмена веществ в организме животных и человека. Затем ещё в XIX веке начался синтез красителей, ни по химическому составу, ни по свойствам не отличимых от природных, ряда лекарств, каучуков, по крайней мере, столь же эффективных по своему назначению как натуральные, и это вселяло надежду, что не за горами и воссоздание более сложных структур, собственно живого...
Однако - не тут-то было, несмотря на то, что к осаде крепости со всех сторон приступили, лучше сказать, подступили многие тысячи исследователей во всём мире - физики, химики, биологи, кибернетики, притом с самым современным арсеналом приборов для анализов и экспериментов. Но штурмующие эту и впрямь будто бы заколдованную крепость оказались скорее лазутчиками в её непостижимых лабиринтах, и кажется, что горы собранных сведений вряд ли когда-либо по-настоящему родят хотя бы самую заурядную мышь.
Весны огнём оживлено...
Снова из Пушкина: “Так в землю падшее зерно весны огнём оживлено”. То есть, - оно прорастает: корни - в почву, стебелёк - в высь, и как же иначе? Но что же всё-таки происходит с этим зерном, каков, как принято ныне говорить, механизм реализации пробуждения любого зернышка, семечка или желудя? Анекдот, которому, наверное, больше ста лет. Забредшему в большой город тёмному мужичку его племянник, работающий “на железке”, демонстрирует в депо тогдашнее чудо техники - паровоз. Долго и подробно объясняет, как эта штуковина приводится в действие. Наконец, спрашивает дядю: всё поняли? - Понял, - довольно отвечает мужичок, - только вот скажи, милок: куда впрягают лошадёнок?
Все мы немножко знаем ботанику, отчасти физиологию растений, наслышаны о генетике, но, честно, понимаем ли - почему так получается: когда зерно прорастает, корни тянутся вниз, а стебелёк рвётся вверх? опять же: какая сила тащит его в строго вертикальное положение - перпендикулярно той плоскости, на которой растёт, а корешки, наоборот, лезут вглубь, в почву?
Великих секретов сегодня тут нет, и всё откроется, когда совершим очередное микропутешествие. Не в пример довольно однообразному миру, микромиру полупроводников или относительно упорядоченному царству омертвелой целлюлозы, любое зёрнышко - целая живая планета. Да что там зёрнышко в целом - каждая живая клетка! Между прочим, таких клеток в каждом древесном листике - миллионов двадцать. Но все эти миллионы вырастают, вероятно, из нескольких клеток или десятка-другого, не более. Происходит это, как мы знаем, в результате деления клеток надвое, и ещё, и ещё раз, и так далее.
Вот только: откуда клетки узнают, получают указания, сигналы о том, что им надлежит делиться? Причём: в ту или иную сторону, мало того - в том или ином качестве: корешка, стебелька, почки... Эпитет “живая фабрика” по отношению к клетке растения или животного сделался заезженным штампом. Более или менее подробное описание такой фабрики заняло бы сто, двести, а, может, и тысячу страниц, и всё - по делу, без каких-либо “лирических отступлений”. А, короче говоря, “живая фабрика” занята тем, что вместе с легионом себе подобных обеспечивает общий рост, развитие, жизнестойкость растительного организма. Делается всё это по привычной и накатанной за миллиарды лет генетической программе, и в зависимости отчасти от внешних обстоятельств.
И вот наступил момент, когда “весны огнём” пробужденное семечко начинает прорастать. Так что же при этом происходит? Точнее: каким образом живая клетка получает команды - в какую сторону, в каком направлении ей делиться - чтобы продолжать запланированный рост и развитие? То, что дополнительное тепло и вдобавок влага, водная среда могут многократно повысить интенсивность химических и биохимических процессов - мы знаем со школьной скамьи, из обыденной практики, хотя бы заваривая чай. Так же весеннее тепло и талая вода “запускают” на полный ход определённые участки “живой фабрики”, и в микродозах начинают вырабатываться - ускоренно благодаря ферментам - нужные вещества.
А дальше? Допустим, какие-либо из этих веществ весьма тонко воспринимают силу земного притяжения, и способны под этим влиянием менять своё положение в полужидком содержимом клетки. Но - по-разному: одно как бы “тонет”, уходит на дно - условное; другое наоборот - всплывает, концентрируется в верхней части клетки, накануне её деления в силу также заданного импульса. Да, говоря об этих “взвешенных” в субстанции клетки веществах, не упомянули, может быть, о главнейшем: они посылают химические сигналы - к делению клетки, активно стимулируя эту, так сказать, “цепную реакцию”.
Но только в одном случае - вниз, а в другом - вверх, вгрызаются в грунт корни, всё глубже, а стебли могут порой и асфальт пробить, во всяком случае с невероятным упорством стремятся навстречу солнечным лучам. Такова в самой общей форме модель роста и развития растений, вернее, несколько проясняющая чрезвычайно сложную и туманную картину того, что происходит в действительности. И подумать только - совсем недавно эта картина была полностью скрыта от нас, хотя кой о чём давно можно было догадаться...
Теория и практика
А вы говорите - наука... Старается отвечать на “сто тысяч “почему”. Другое дело, что эти “почему”, подобно живым клеткам, размножаются, и сегодня, думается, разных “почему” - от “мировых вопросов” до возникающих, скажем, у вирусологов или лингвистов, исследователей элементарных частиц или астрофизиков - предостаточно, уже не говоря о психологах или даже уфологах. И если сегодняшние ответы на “почему” далеко не окончательны, - это не повод считать их априори неудовлетворительными, упрощенными, ложными...
Недавно упоминаемый Джонатан Свифт в ходе путешествий своего героя по лапутянским окрестностям, отправил его на Глаббдобдриб - остров чародеев, способных вызывать духи или души покойников любого века и даже устраивать между ними минидиспуты. “Затем я попросил вызвать Декарта и Гассенди, который предложил изложить Аристотелю их системы. Этот великий философ откровенно признал свои ошибки в естественной философии, потому что во многих случаях его рассуждения были основаны на догадках, как это приходится делать всем людям; и он высказал предположение, что Гассенди, подновивший по мере сил учение Эпикура, и Декарт с его теорией вихрей будут одинаково отвергнуты потомством”.
Насчёт Декартовых “вихрей”, вроде бы вращающих планеты, мы уже говорили, когда упоминали картезианцев - идейных противников Ньютона, и здесь автор, прячась за авторитет Аристотеля, как в воду глядел. Впрочем, и сам Аристотель мог, выходит, в чём-то ошибаться, довольствоваться гипотезами, недостаточно опирающимися на действительность. Что касается философа Гассенди, впрочем одновременно и учёного - математика, астронома, то у Эпикура он, можно сказать, позаимствовал атомистику, правда считал, что атомы - божественного происхождения. Но атомы никак не были “отвергнуты потомством”, разве что это уже совсем не те атомы, которые представляли себе Эпикур, Лейбниц, Гассенди...
Но Аристотель, за спиной которого стоял Свифт, стал уж совсем безапелляционно вещать: “Он предсказал, что ту же участь ( как и вихри Декарта и атомы Гассенди ) постигнет теория тяготения, которую с таким рвением отстаивают современные учёные”. Нет, законы всемирного тяготения устояли и без активной агитации за них, и теория относительности лишь подкорректировала этот основополагающий принцип макромира и миропорядка.
На всём протяжении построения научной картины мироздания понимание действительно происходящего, причин и следствий, проверялось практикой, и, как бы привлекательны ни были теории, рушились под напором противоречащих им фактов, или, напротив, любые модели до поры, до времени выстаивали, когда опытные данные им соответствовали.
...В прошлом веке улицы крупных европейских городов освещались газовыми фонарями, и при этом обнаружилось, что листья разных пород деревьев опадали преждевременно. Это явление объясняла следующая гипотеза: время жизни листьев с осени до весны определяется количеством “световых часов”, и при свете газовых фонарей в этот счёт пошли и светлые - на освещенных улицах - ночи. Однако, когда газовое освещение было заменено электрическим, более ярким, листья, словно сговорившись, перестали опадать до положенного срока.
Так обозначилась истинная причина преждевременного старения листьев - выделявшийся при горении газа также газообразный этилен, молекулы которого играли роль ускорителя созревания листьев и - плодов. Этилен, образующий весьма распространенный полимер - полиэтилен, выделяется, в частности, при горении некоторых материалов органического происхождения. Между прочим, ещё в Древнем Китае окуривали культурные растения дымом ароматических трав - именно с целью ускорить созревание плодов.
Интересно, что догадку о возможном существовании химических веществ, определяющих рост и развитие растений, высказал ещё Чарльз Дарвин, но какие в то время могли быть реальные доказательства существования и характера действия подобных соединений? Но вот в конце 20-х годов XX века японские учёные, исследуя “бешеные всходы” риса, с эпитетом “глупый”, извлекли вызывающее эту аномалию вещество - гибберелин, точнее, одну из его разновидностей. Будучи введенным в организм других растений, гибберелин оказывал аналогичное действие...
Как полагают специалисты, в растениеводстве XXI века регуляторы роста и развития растений, сокращенно РРР, станут играть не меньшую роль, чем обработка почвы, удобрение, орошение. Да уже теперь семейство РРР насчитывает свыше шести тысяч природных и синтетических соединений, и многие из них успешно применяются в сельскохозяйственном производстве. Одни служат для того, чтобы, например, на хлопчатнике появлялось больше цветков и значит - коробочек; другие - ускоряют вызревание ранних овощей - вот бы порадовался один из лапутянских академиков-прожектёров; третьи, как в сказке о “корешках и вершках”, способствуют тому, чтобы и рост и сахаристость нацелены были именно на “корешки” сахарной свёклы; четвёртые, как этилен из былых газовых рожков, ускоряют опадение листьев в тех культурах, где это усложняет сбор урожая; пятые, снова по той же упомянутой сказке - укрепляют “вершки”, колосья - чтобы не полегали от непогоды, и так далее.
Так непонятное становится со временем понятным и даже полезным - РРР - пример тому. Надо, выходит, повнимательней всматриваться в механику природы... Помните - когда лилипуты изымали вещи из карманов “человека-горы”, то описывали эти предметы. В том числе - некое дискообразное чудовище, внутри которого что-то безостановочно ритмически стучало, а через прозрачную толщу на одной из сторон диска было видно, как двигались две огромные лапы: одна, что побольше, раз в шестьдесят быстрее, чем та, что покороче... Странно, что Свифт отказал в общем-то развитой лилипутской цивилизации в изобретении механических часов, которые в ту эпоху были уже неплохо известны в Европе. Другой вопрос: а возможны ли в принципе такого масштаба часы - ещё неизвестно, как бы повела себя в таком миниатюрном механизме пружинная сталь...
Но не об этом речь. Если достаточно разумные обитатели Лилипутии вскрыли бы крышку часов Гулливера, то, наверное, разобраться в устройстве механизма было бы вполне возможно, и поняв назначение часов, не исключено, внесли бы какие-либо улучшения в их конструкцию... Может быть, и мы шаг за шагом начинаем разбираться в устройстве и назначении того или иного природного механизма? И разве не подтверждает сказанное ещё один пример, достаточно выразительный.
Червяк по имени элеганс
Повторим установленное: любой организм начинается с одной-единственной клетки. И дальнейшее его развитие предопределено генетическим кодом: вырастает, предположим, лягушка или соловей, человек или свинья. И, если соловей, то: небольшого по птичьим меркам росточка, в серых тонах, с горлышком, способным издавать изумительные трели. Но как всё-таки получается, что из одного соловьиного яичка в крапинках - и это не случайно, - из одной, по существу, живой клетки - развилась такая вот птичка - маленькая, серенькая, с чудесным горлышком?
- В соответствии с генетической программой, - бодро отвечает отличник, и, надо сказать, правильно отвечает, правда, несколько “в общем”. А настырный экзаменатор допытывается: не можете ли вы подробней растолковать - как именно сие происходит?..
Отличник - не зубрила, парень сообразительный, не уклоняется от ответов и на каверзные вопросы. Отвечает: при делении клеток они специализируются - обращаясь, допустим, в мышечные, нервные или роговые-перьевые, как их именуют гистологи. Организм строится - развивая мысль хорошего ученика - в некотором смысле подобно дому - и в нужном месте оказываются также изготовленные по утвержденным, пусть эволюцией в случае живого, или - архитектором в рукотворном мире - стены и потолки, окна и лестничные клетки, ванны и трубы...
- Ладно, ладно, - прерывает неуёмный преподаватель испытуемого, - но уточните, пожалуйста, - откуда новорожденной клетке становится известно - какой она должна стать - уже по “строительной аналогии” - “окном”, “ванной”, то бишь - мышечной или нервной? Как ген выполняет функцию прораба, руководя сотворением очередного живого объекта - клетки? Как вы себе это представляете в более или менее реальных категориях?
Молчит бедняга-отличник и размышляет. А вместе с ним помалкивают и раздумывают крупнейшие учёные, работающие в области познания живого. Никто им не подскажет ответ, кроме, разумеется, самой природы, и то, когда у неё - полушутя - будет подходящее настроение. При этом она всё же нехотя “пробалтывается”, открывает свои секреты. В том числе - материальных “команд”, получаемых новорожденными клетками. В одном случае исследователям, можно сказать, повезло: им попался замечательный объект, в котором просматриваются тайны рождения клеток.
Для изучения сложнейшего - простейшее. Существо, в котором не более тысячи клеток - у взрослой особи. Выросшим наш герой - червяк элеганс - становится уже через три года после рождения, и с этого момента готов продолжать род, совмещая в одном лице оба пола. Рост крохотный - около одного миллиметра, а под микроскопом отлично виден, тем более, почти прозрачен. При всём том, тонкие процессы, материальная основа которых призрачна, обычно не наблюдается непосредственно: - в данном случае “выдаёт” этот уникальный объект - как ряд косвенных данных, получаемых с помощью могучего исследовательского арсенала современной науки.
Таким образом, установлено, что существуют конкретные исполнители отвлеченной “генетической программы”; назовём их вслед за учёными: “гены-распорядители” и “гены-организаторы”. В распоряжении первых - как бы оптимальные графики строительства организма, а в графиках этих, согласно генетической программе, чётко определено - в какой последовательности производится “монтаж” организма, причём ведётся, как о том мечтают строители и осуществляют наиболее передовые, - параллельный монтаж всех “этажей”, всех коммуникаций, и не остаются “на потом” отделочные работы - вплоть до такого совершенства. Заслуга во всём этом принадлежит генам второго рода, так сказать, “прорабам”. Они-то дают команду, предположим: “клетке делиться, причём новорожденной надлежит сделаться клеткой-нейроном, элементом нервной системы организма!”
Команда эта даётся на знакомом нам по регуляторам роста растений химическом языке, впрочем, вероятно, не обходится и без электромагнитных, а, может быть, и другого рода сигналов.
Диалектика
Что такое - диалектика? “Наука о всеобщих законах движения и развития природы, человеческого общества и мышления”, - как определяет один словарь, или “развитие, во всей его сложности, многообразии форм и противоречивости”, - формулирует другой. И ещё - противопоставляет диалектику - метафизике, по советским понятиям - “антинаучный метод мышления, рассматривает явления не в их развитии и взаимной связи, а разрозненно, изолированно, в состоянии покоя и неподвижности...”, наконец, “служит для обоснования консервативной и реакционной идеологии...”. Одним словом, те, кто чуждается диалектики - или узколобые недотёпы, или состоит на идеологической службе у реакционных сил, правда, не думаю, что для этого непременно нужно быть “метафизиком”...
В советские времена книга классика марксизма Фридриха Энгельса “Диалектика природы” изучалась, начиная со студенческих лет, впрочем, крайне формально, и три закона диалектики “перехода количества в качество и обратно”, “взаимного проникновения противоположностей” и “отрицания отрицания” приводились в пресловутой четвёртой главе “Краткого курса истории ВКП (б)”, как философская основа всего сущего вообще и построения коммунизма в частности. Правда, относительно того, как соотносятся “взаимное проникновение противоположностей” или “отрицание отрицания” с большевистской практикой - можно было только догадываться...
Между тем, неплохо было бы, по-моему, если бы какой-либо серьёзный философ хотя бы к столетию со времени выхода работы, книги Энгельса, рассмотрел бы её серьёзно, непредвзято “в свете нашего опыта”. Но не ошибся ли я с датой опубликования книги - ведь Фридрих Энгельс скончался в 1895 году? Но “Диалектика природы” и впрямь впервые была напечатана в 1925 году в Москве, сперва на немецком, затем в переводе на русский, а написана была ещё за полвека до этого. И уже в XX веке ряд её составляющих был анахронизмом, в начале XX века, а в конце или в XXI - тем паче. Тем не менее, мне по душе пафос этой книги - как бы призыв к глубокому осмыслению сущности явлений, их взаимосвязи; взаимодействию созидательных и разрушительных сил; отрицание невозможности чего-либо - как, думается, один из аспектов “отрицания отрицания”.
Знаменательно высказывание Энгельса, которое хочется прокомментировать. “Менделеев, применив бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно сравнить с открытием Леверье, вычислившего орбиту ещё неизвестной планеты - Нептуна”. О господине Леверье у нас будет особый разговор, и заранее скажем, что он выполнил по существу “компьютерную” вычислительную работу, не более того, и прославился благодаря подтверждению нахождения планеты Нептун в определённой точке неба, кстати, указанной Леверье не совсем точно. Сбылись и предсказания Менделеева о неоткрытых ещё элементах, в том числе названным экаалюминием, что дало повод Энгельсу сравнить это с указанным Леверье. Но Менделеев действительно открыл закономерности построения “кирпичиков мироздания”.
Трудно судить о том, что, если бы Менделеев знал на зубок гегелевский закон о переходе количества в качество, то открыл бы свой закон лет на десять раньше. Полагаю, что если то, что понимается под диалектическим мышлением, присуще учёному, рискну дополнить - поэту, композитору, живописцу, то плоды его творчества предстанут более многоплановыми, полнокровными, неподвластными разъедающему влиянию времени, насколько это возможно. Диалектика, по моему разумению, может и должна способствовать созданию таких моделей мира, которые с одной стороны проясняли бы истинное состояние и развитие той или другой части природы или человеческого общества, отдельного индивида; с другой стороны такие модели должны быть доступны пониманию, признанию, закреплению в мыслях, в душе воспринимающего - будь то учёный, знакомящийся со свежей статьей в научном журнале или тот же учёный, или обыватель, приходящий на художественную выставку. Во всём многообразии таких, грубо говоря, моделей, если включать в их число и законы неорганической химии, и симфонии Бетховена, и философию Канта, и Свифтовское “Путешествие Гулливера”, и поэзию Пушкина, и квантовую механику...
Не знаю, нарочно или нет, выше перечислено то, что в основном нетленно, а сколько за века существования гомо сапиенс, пользуясь тем же термином - “моделей” - кануло в Лету, разве что историки - в буквальном смысле, или в узкой области науки, литературы, быта - перелопачивают завалы сохранившихся материалов, добро если не только в поисках затерявшихся на этих свалках жемчужин, но для ответов на вопросы: “почему?”. Да и у меня, возможно была такая задача, когда я, просматривая объемистые тома по истории костюма и всего с этим связанного, писал свою книгу “Почему мы так одеты?”
Отступление, понимаю, совершенно неуместное, но то, что пишу и переписываю, как-то соотносится с хронологией моей жизни, и - передо мной первый том Александра Солженицына - исследования “Двести лет вместе” - русских и евреев в России, и после его “Архипелага Гулаг” и романов - я убежден, что он ставил перед собой задачу, аналогичную предыдущим: доискаться - почему и этот аспект жизни его отечества складывался именно таким образом, по возможности непредвзято, - однако вполне объективным мог быть только Пифагор, и только в доказательстве теоремы о катетах и гипотенузе, - это полушутя, и учёные, как вскоре хочу проиллюстрировать, бывают ой как субъективны...
Мне, грешным делом, казалось, что ответы на роковые “почему?” могут квалифицированно давать философы, что это, по крайней мере, прерогатива мыслителей, пускай тех, для кого диалектика, умение правильно ставить вопросы, не шарахаться от парадоксов, сопоставлять казалось бы разнородные явления, обобщать, так сказать, в крови. И, отдавая должное Гегелю, как философу, то есть заранее соглашаясь с тем, что опоздал проштудировать его сочинения и проникнуться их глубиной, пытаюсь понять то, в чём вроде бы мало-мальски разбираюсь.
Открываем “Философию природы” на разделе “Физика”, подразделе “Физика свободной индивидуальности”, § 305 “Теплота”. Итак: “Передача теплоты различным телам содержит само по себе только абстрактное непрерывное продолжение этой детерминации сквозь неопределённую материальность, и поскольку теплота не допускает качественных измерений в самой себе, а способна только на абстрактную противоположность положительного и отрицательного, количества и степени, и в качестве абстрактного равновесия на наличность одинаковой температуры тел, среди которых распределяется степень”.
Надеюсь, у читателя сохранилось в памяти образное описание того, как более энергичные - в буквальном смысле молекулы воды, но это могут быть и атомы металла - “расталкивают” своих соседей по микромиру, ну и, в свою очередь, через стеклянную оболочку атомы ртути в градуснике, которая при этом расширяется в объёме, или окрашенной жидкости в наружном термометре на балконе, или промышленной термопары, показания которой основаны не неравномерном расширении разных металлов. Обыкновенного читателя, думаю, удовлетворит такое объяснение сущности явления, может быть, наглядное, но несколько упрощенное, а "необыкновенного", снова адресуем к Гегелю, для которого и молекулы - некие “абстракции”: “Если мы здесь и в других местах говорим о материальных частях ( слово это выделено в тексте курсивом ), то под этим выражением не следует понимать ни атомов, ни молекул, т.е. чего-то существующего само по себе раздельно, и следует под этим понимать лишь нечто количественно или случайно различное, так что существенно то, что нельзя отделить их непрерывность от их отличности друг от друга...”
Как говорится - приехали. Выходит, и атомы, и молекулы - не более, чем фикция. А уже во всю слышались победные шаги науки XIX века, могучей симфонии науки, в которой атомы и молекулы играли первую скрипичную партию, но слышался и задорный голос электричества, ещё отроческий... Однако это широкомасштабное наступление науки, которая попутно захватывала неприступные, лучше сказать, недоступные в течение веков крепости, например, органического синтеза, практического применения электричества, информационных технологий, атомистики, - в конце века обнаружило некоторую слабость своих тылов. И можно грешным делом, задуматься и над тем - что имел в виду Гегель...
Для того, чтобы только что высказанное несколько прояснилось, счёл наилучшим обратиться к фигуре одного из - без преувеличения - величайших учёных XIX века - Уильяму Томсону, он же не менее известен как лорд Кельвин, но лордов много, да и учёных с фамилией Томсон - несколько, вошедших в энциклопедии, но тот, о котором пойдёт речь - первый. Он родился, когда ещё был жив Георг Гегель, а скончался после того, как уже была опубликована теория относительности Эйнштейна, но признана лишь немногими учёными в мире. Простое перечисление его открытий и формулировок мало что скажет даже просвещенному читателю. Разве что вспомнит, что измерение температуры от абсолютного нуля минус 273оС - идёт по “шкале Кельвина”. И, если мы читаем “В 1856 году открыл явление переноса тепла электрическим током”, то не сразу ассоциируем это с лампочкой или электроплитой в нашем доме; а “Совместно с английским учёным Дж. Джоулем установил, что при адиабатическом расширении газ охлаждается” - тоже не вдруг соотносим с тем, что происходит в нашем холодильнике; и его разработки в области электрических колебаний сегодня нашли свой практический отклик в телефоне и интернете.
В “Диалектике природы” Энгельса сказано: “Ведь старик Томсон был в своё время авторитетом; кроме того в его распоряжении была уже весьма значительная часть трудов величайшего до настоящего времени исследователя в области электричества, Фарадея”. Прилагательное “старик” можно расценить и как знак уважения и как некоторую иронию. Следующая фраза “И несмотря на это в его книге содержатся по меньшей мере столь же нелепые вещи, как в соответствующем отделе гораздо более ранней по времени гегелевской натурфилософии”.
В центре внимания автора, то есть Энгельса - в данном случае не что иное, как “электрическая искра”, электрический разряд - в более современной терминологии. Это и молния в грозу; и то, чем испытывают в лаборатории электроизоляторы “на пробой”; и возникающее порой, когда гладим кошку или ощущаем покалывание от синтетического белья - как неприятное или лечебное: и чем обороняется электрический скат или угорь. Энгельс, мне кажется, с удовольствием цитирует набор нелепостей в отношении некоторых проявлений электрической энергии, как у Гегеля, так и у “старика Томсона” - того, что им казалось достоверным или весьма вероятным.
“Что же касается априористической спекуляции, то Томсон угощает нас следующей теорией электрической искры, автором которой является не кто иной, как сам Фарадей”. Но, оказывается, “угощает” “старик Томсон” обширной и невнятной цитатой “самого Фарадея”, и завершает сдержанно: “Я здесь передал это объяснение его собственными словами, ибо я его не совсем понимаю”. Фарадей - уже патриарх для Томсона, но современник последнего Максвелл как бы перевёл гениальные идеи Фарадея в области электричества на язык математики, который исключал чуждые подлинной науке не раскрывающие сути явлений “спекуляции”. В отношении резюме Томсона о невнятном объяснении Фарадеем сущности этого явления - электрической искры, Энгельс, как бы частично соглашаясь с ним, Томсоном, продолжает: “Это могут сказать, несомненно, и другие точно так же, когда они читают у Гегеля, что в электрической искре “особенная материальность напряженного тела ещё не входит в процесс, а только определена в нём элементарно и как проявление души”, и что электричество - это “собственный гнев, собственное бушевание тела”, его “гневная смелость”, которая “проявляется в каждом теле, когда его раздражают”.
Если и сам Уильям Томсон немного грешен в том, что не всегда подкрепляет свои домыслы экспериментальными подтверждениями, привлечением аппарата математики, то наука нового времени мужая, уже категорична в своих требованиях. Да и собственно Томсон, как я понимаю, хотел бы все, чем он занимался, как говорят, довести до ума, и начинал он свою научную деятельность как математик, внесши заметный вклад и в эту науку. Но и в чистой воды практику: усовершенствовав компас, лот для измерения морской глубины и даже водопроводный кран.
И рожденная на закате его жизни теория относительности далеко не сразу предстала в полном математическом облачении - как известно, в этом Эйнштейну содействовал его друг Минковский, и когда Александр Фридман математически доказал спорность одного из выводов Эйнштейна из его теории, автор теории относительности признал свою ошибку. Вообще в XX веке наука распространила свои требования, можно сказать “математической строгости” - даже на генетику, демографию, лингвистику. И в разделе “Диалектика природы” - “Математика”, трактуя то, что сегодня ясно и для старшеклассника, Энгельс в подтексте панегирически возносит универсальный язык математики.
И эта жажда, чтобы всё было ясно как дважды два, в том числе, заметим, и ход исторического процесса - от становления гомо сапиенс на трудовой основе до выхода из коллизии классовой борьбы - в социализм и коммунизм, это неудержимое стремление у такого недюжинного мыслителя, каким был Фридрих Энгельс, выливается после всего язвительно отмеченного у Гегеля и путаной цитаты из Фарадея в такой вывод: “И всё же основная мысль у Гегеля и Фарадея тождественна. Оба восстают против того представления, будто электричество не есть состояние материи, а некоторая особая, отдельная материя”. Можно не продолжать, хотя не обойтись и без такой дальнейшей фразы оттуда же: “Для нас загадка, конечно, решена с тех пор, как мы знаем, что при искровом разряде между металлическими электродами действительно перескакивают “металлические частицы...”
Рискну выдвинуть свою психологическую, как и во взгляде на великих учёных былых веков, мотивировку происхождения такого подхода одного из “классиков марксизма”, чьими бородатыми профилями советские люди могли любоваться и часто и повсеместно. Очень уж заманчиво было скрестить утвердившийся в XIX веке не без активной поддержки позитивной науки материализм с воскрешенной и во всю мощь расцветшей диалектикой под неутомимым пером Гегеля. Плоды такого скрещивания лишены всякого привкуса чудесного, веры в Творца, мистики во всех её проявлениях, преклонения перед жребием или культом случая.
Но материализм XIX века, как ни крути, всё-таки, можно сказать, лапласовского толка. Энергия всех частиц во вселенной в общем сохраняется неизменной, однако выравнивается, подобно массе воды в ванной, льющейся из горячего и холодного крана. Усредняющая энтропия, постепенно забирая солнечную энергию, слегка повышает температуру даже на отдаленном Нептуне, однако в итоге мы получим застывшее Солнце и еле тёплый Нептун, да и такую же нашу Землю, одним словом - неизбежную тепловую смерть вселенной - таков неутешительный вывод Уильяма Томсона. А ведь ещё древние китайцы фиксировали вспышки “сверхновых” звёзд в небесах, но это не вписывалось в подтвержденные земным бытием законы термодинамики.
Томсон утверждал, что для всех явлений можно строить механическую модель. И электромагнитная теория света Максвелла была им признана только после того, как подтвердил её экспериментально Пётр Лебедев в конце XIX века, факты неопровержимы. Подступался Томсон и к проблеме, очевидно, связанной с неизменностью скорости света, предложил механическую модель эфира, но лишь гений Эйнштейн дал новое понимание соотношения пространства, времени, массы, энергии. И материальность электрической искры - в свете признанного дуализма электрона как частицы и волны уже сегодня воспринимается по-иному.
Но эту затянувшуюся главу “Диалектика” мне хочется завершить, продолжая размышлять над тем - что же это такое, и верно ли я, мы понимаем этот термин. В начале я ссылался на определения советского периода, тенденциозные, но объективней и несколько обстоятельнее тот же Брокгауз. В Древней Греции диалектика - слово родственное “диалог” - искусство вести беседу. И у наших прадедушек “диалектик” - человек, искусный в споре. Но в более узком или близком к науке смысле родоначальником диалектики, согласно Аристотелю, считается философ Зенон, который в философских дискуссиях разил противников выискиванием противоречий в их суждениях. Термин “диалектика” узаконил Платон, основываясь на Сократовском требовании правильного обоснования понятий. У Платона диалектика означает, во-первых, умение методически вести диалог, но и во-вторых - учение об идеях, в неё входят логика и теория познания. У Аристотеля диалектика, как бы прикладная логика, искусство нахождения нужных доводов для доказательства истинности суждений.
В новой философии впервые Кант обозначил диалектику, причем трансцендентальную, как решение задачи раскрытия призрачности суждений, возникающей в том случае, когда чистые понятия рассудка мы относим не к только предметам опыта, и если из идей разума, переступающих границы всякого возможного опыта, мы делаем заключение относительно мира явлений и предметов самих по себе. Не припоминаются ли в связи с этим “Грёзы духовидца”, как “переступающие границы всякого возможного опыта”?.. Если “не может быть...”, то какая тут к черту диалектика...
Дореволюционная энциклопедия констатирует: “Самое большее значение диалектика получила в системе Гегеля, метод коего принято называть диалектическим”. Но теперь можем снова вспомнить три основных принципа диалектики, наверное, “по Гегелю”: переход количества в качество, единство и борьба противоположностей, отрицание отрицания. Наконец по философу XIX века Владимиру Соловьеву “Диалектика - такое мышление, которое из общего принципа в форме понятия доводит его конкретное содержание”. Декларированные принципы диалектики, как инструмента раскрытия и понимания сущности явлений, кажется мне, можно проиллюстрировать на примере такого сызмальства знакомого во многих ипостасях и вместе с тем необыкновенного, известного и неизвестного вещества по имени - вода.
Как две капли
На память после такого заголовка ассоциативно приходит строфа стихотворения Афанасия Фета: “Две капли брызнули в стекло, от лип душистым мёдом тянет, и что-то к саду подошло, по свежим листьям барабанит”. Ей-богу, напечатал это, и в эту минуту, среди настоящей зимы - в душе повеяло этим летним дождём... А попробуйте слегка изменить, поставить вместе “две капли”, предположим, “вот капля” или “сто капель”. Суть вроде бы не изменится, но многое, ох, многое убудет от поэтического очарования. А какое волшебство черпает из языкового океана такие чистой воды бриллианты!?..
Но чаще словосочетание “две капли” сопрягается с выражением “похожи как две капли воды”. И этому народному обороту присуща условно-поэтическая окраска, и разве что какой-либо занудливый педант возьмётся выверить буквальную справедливость того, что “не плюй в колодец...”, и он может быть взаправду испоганен плевком; когда - чего только в былые годы не “наплевали” в наши чистые когда-то источники, и ничего - пьём, куда деваться...
Но после сказанного приходится прикинуться именно таким придирой, пытающимся подвергнуть аналитическому разбору и критическому рассмотрению крылатое выражение тождества “как две капли воды”. Нет, не станем опускаться до того, чтобы доказывать разницу между каплями воды речной и морской, “боржоми” и “свалявы”, родниковой и водопроводной. Никаких примесей, растворенных солей - дистиллят, чистый, очищенный, насколько это доступно современной технике.
Можно прибавить строгости - а не подвернётся ли одна из капель так называемой “тяжелой воды”, свойства которой, как известно, благодаря наличию в ней другого водородного изотопа, отличаются кое-в чём от обычной. Нет, тот же набор стабильных, с одинаковым “номером” изотопов кислорода и водорода, образовавших молекулы воды. И, как говорится - из одной бочки, да и кругом всё одинаково: температура, давление, воздух - что там ещё? А вес, а объём? Вот этим-то как раз и можно пренебречь - больше на столько-то миллиардов молекул воды или меньше - дела не меняет, суть не в качестве, а в свойствах. Можно ли в наших сверхчистых, находящихся в одинаковых условиях каплях считать их конгениальными во всех отношениях?..
Если да, то, значит, если одну из капель заморозить, а потом разморозить, в принципе они не должны ничем отличаться друг от друга? Процесс этот, напомним, абсолютно обратим, что нам отлично известно из практики, да и что может произойти с молекулами - на какой-то краткий сравнительно период объединившихся в кристаллы льда, а при повышении температуры запросто разорвавшие эти связи в кристаллах? По всем законам физики и химии - две капли - одна из которых превращалась в льдинку, градинку - должны быть совершенно неотличимы одна от другой во всех отношениях.
Но - не знали и не знают об этом обитатели предгорий Кавказа, предпочитающие исключительно ту воду, что выходит из таких ледников. И, как ни странно на первый взгляд, именно среди этих людей весьма высок процент долгожителей. Одно с другим никак не связано? Так как же понимать в таком случае древний обычай российских крестьян поить скотину талой водой, чтобы лучше росла и была здоровой - рудименты языческой магии, дань суевериям? В конце концов такие вещи можно проверить, произвести опыты по всем правилам. Представьте себе, проводили в солидных лабораториях, и не единожды. Оказалось, что семена, прорастающие в талой воде, развиваются лучше, и что цыплята, которых поили талой водой, крупнее, чем их сородичи из контрольной группы. Вот вам и задача с двумя каплями...
Вилами по воде
Вилами по воде - примерно из той же оперы. Никаких следов! Или, ещё лучше, вовсе не касаясь воды, воздействовать на неё... Нет, нет, если вы подумали, что речь пойдёт об освящении воды каким-либо служителем культа, это уже совсем из другой оперы. Попробуем подействовать на воду - чем бы вы думали - магнитом. И школьнику известно, что намагнитить воду можно с таким же успехом, как табуретку из дерева. Или - того же школьника. Впрочем, разве мы, люди, не подвержены влиянию магнитных бурь? Но вода? Как она может реагировать на “крещение” магнитным полем?
Опять-таки, по законам физики и химии вроде бы никак. Но снова эксперименты, на этот раз - на производстве. Оказалось, что эмульсия на омагниченной воде, служащая для охлаждения алмазного инструмента, что нередко чрезмерно разогревается при работе, делает шлифовку в полтора раза эффективней. Или: гораздо легче снимается накипь с котлов, в которых используется “магнитная” вода. Наконец, проверено: ванны с такой водой благотворно действуют на людей, страдающих бессонницей. Так ещё одна задачка с “двумя каплями” заставила учёных призадуматься…
Что ж, выдвинули гипотезу: намагниченные частички растворенных в воде солей во всём “виноваты”, - отсюда и возникают особые свойства. Но - вода-то для таких экспериментов уж как тщательно дистиллирована, очищена! Так-то так, да, наверное, не совсем: как на Земле нет никакой абсолютно чистой воды, так и никакой перегонкой не выгонишь из неё всех, до последней молекулы, солей. Что, очистить воду до скольких там “девяток” - руки коротки, у вооруженных новейшей аппаратурой? Ладно, пошли другим путём: синтезировали воду, понятно, из кислорода и водорода, и тут уж за абсолютную чистоту можно поручиться вполне. Но - дабы исключить всякие сомнения, эту синтезированную воду перегоняли сорок раз под током инертного газа в специальной кварцевой посуде. Гипотеза о том, что всё дело в следах солей - лопнула.
Но фокусы с превращением “ничто” в “нечто” в водной стихии на этом не кончаются, и на этот раз некоторым образом всё-таки связаны со “следами солей”. В обиходе каждый из нас мог убедиться в том, как крохотные кристаллики “марганцовки” или глауберовой соли придают изрядному количеству воды дезинфицирующие свойства или горький вкус. Но при всей тонкости наших органов чувств наступает предел, когда фиолетовый оттенок при высоком разбавлении “марганцовки” уже не воспринимается, аналогично и горьковатый привкус от молекул глауберовой соли. И вновь трудно отказаться от того, чтобы взять напрокат словосочетание “капля в море”. Иначе говоря: концентрация может в конечном счёте сделаться настолько малой, что вероятность нахождения хотя бы одной молекулы из этой “капли” в литре воды из этого “моря” фактически равна нулю.
Но это - общие рассуждения, и поскольку мы смутно представляем себе, что такое молекула в её малости или море в его величии, и вряд ли сходу ответим хотя бы на вопрос: чего больше - молекул в капле или капель в море, - следует привести некоторые несложные математические выкладки. Допустим, общее содержание воды, как в одном из пресноводных водоёмов - Байкала - свыше 20 тысяч кубических километров. Если объем капельки воды примем в два кубических миллиметра, то в Байкале собралось порядка 1031 капель.
Пойдём дальше. Сделаем невероятное допущение, что достаточно всего одной молекулы, чтобы капля воды, её содержащая, обнаружила изменение цвета или вкуса. Вспомним ещё знакомое из школьного курса физики определение грамм-молекулы, и знаменитое число Авогадро, и, опуская расчёты - вкупе с просьбой поверить в их правильность, выведем заключение, что запустив каплю или грамм какого-либо вещества в Байкал, мы можем гарантировать, что в миллиардах капель байкальской воды не обнаружим ни единой молекулы этого вещества. Примерно так же, как - не в конце, в начале мая в наших среднерусских краях в лесу найти зрелую земляничку, или лучше - пускай в конце мая, в июне находить её на каждом шагу...
Всё это представлено для наглядности, для некоторого смещения абстракции в реальность. Теперь можно к делу. Французские учёные провели эксперимент: когда разбавление достигало величины 10120 - осуществляемое многократно, и это даже не одна молекула на целый Байкал, но - на весь мировой океан. Для чего? Чтобы проверить, станет ли вода, не содержащая молекул, в данном случае определённого биологически активного вещества - проявлять то же действие, какое она проявляла при определённой концентрации этого вещества. Чудовищное разбавление, как вы понимаете, не оставило и следов тех молекул, что могли влиять на живые организмы. Разве не так?
Не так! Следы остались. Молекул не осталось, но вода и без них, словно наученная, действует так же. Опыт этот повторяли, и не в одной лаборатории мира, а результат тот же. Вода как будто помнила, в чём заключалось действие растворенной, присутствующей в её структуре молекулы, вернее, молекул. И этот факт пока не поддаётся научному объяснению. То есть, современная наука, роль которой в познании сущности столь многих проявлений окружающей нас действительности трудно переоценить, запнулась перед загадкой, далеко не единственной, не находя ответа, выдержанного в укоренившемся стиле - строгом и безусловном - языка законов и формул. Констатировать можно было лишь то, что в данном случае проявился феномен памяти.
Наука умеет много
В известном карточном фокусе публике предлагается задумать две карты из части колоды, затем исполняющий фокус раскладывает все карты в четыре ряда по пять карт в каждом, и после чего просит указать - в каком ряду или в каких рядах находятся задуманные карты, затем сразу же безошибочно указывает - какие были задуманы. Ключ к этому фокусу в пятибуквенных словах, в каждом из которых две буквы одинаковы, и две буквы обязательно встречаются в паре ключевых слов. Выдумавшие этот фокус, видимо, поначалу легко подбирали первые три слова: наука - умеет - много... А уже заключительное слово образовалось вынужденно и бессмысленно: гитик. Этот нехитрый фокус в домашнем кругу забавлял не одно поколение...
В XXI веке человечество не может не видеть, не понимать, не чувствовать, как много умеет наука - и объяснить, и переводить свои объяснения в практическую сферу. Но в каких-то вопросах не всё поддаётся объяснению полностью “по науке”. В частности, относительно воды сложности начались тогда, когда обнаружилось, что она не во всём подчиняется тем законам, которым вроде бы должна безоговорочно следовать, и эти странности, аномалии воды были очевидны.
Нормальные жидкости, как и металлы, при охлаждении сжимаются, а если бутылку с водой выставить на мороз, то она разорвётся - понятно отчего: лёд занял больший объём. Ещё века назад определилось, что вода несжимаема - ну попробуй протиснуть пробку поглубже в доверху заполненную водой бутылку. Тут, правда, силёнок не хватает, при достаточном давлении воду всё-таки можно сжать хоть немного. Но, как ни странно, горячая вода сжимается с большим трудом нежели холодная. Можно представить себе, что толпа более энергичных, активных молекул, несмотря на усиленное и всестороннее давление, всеми силами сопротивляется уплотнению. Однако современной науке подобные “антропоморфные” аналогии - не к лицу, хотя, запомним это, сохраняется соотношение между индивидуальным характером молекулы, взаимоотношениями молекул и - их поведением, свойствами...
Но вот он, можно сказать, Пифагоров треугольник, в углах которого: атом кислорода и два атома водорода, всё как на ладони - угол кислородного атома равен 104о 27, а расстояние между атомами водорода 1,515 оА - ангстрема, и между атомами, а также молекулами действуют различные силы, причём тоже узаконенные наукой - и названные, и обозначенные, и зашифрованные на языке математики. И по этим теориям и формулам всё или почти всё, ах, это “почти”... - сходится, хотя абстрактные построения, теоретические модели, да простят меня учёные - своего рода “гитик” - для того, чтобы сходились концы с концами.
Более того: открывалось нечто новое. Наука XX века открыла такое, связанное с водой, что и не снилось учёным сравнительно недавнего прошлого: разновидности льдов при определённых давлениях и температурах, в том числе “горячий лёд” в буквальном смысле, не тающий при температуре кипения воды. Да и вообще, как выясняется, внешние по отношению к молекулам воды факторы - и давление, и температура, и магнитные поля, и вещества, образующие водные растворы - существенно и не всегда понятно влияют на структуру воды, на то, как водные молекулы взаимодействуют между собой, образуя кристаллы, ассоциации, квазиполимерные комплексы. И то, о чём не хочется говорить сейчас вскользь - наличие у воды признаков феномена памяти...
Стараюсь вспомнить - какие наиболее яркие впечатления оставила водная стихия во всех своих проявлениях в моей душе... Чистейший, сбегающий к морю ручей, мимо “Царской тропы” в Ливадии, вернее, через неё - в Ливадии, в 1937-ом году. Довоенный, из того же детства - подсвеченный разноцветными фонарями вечерний фонтан в Золотоворотском саду, напротив дома на Владимирской. Таинственно-черные озёра в лесу под Челябинском в 1941 году, ныне, возможно, надолго, если не навсегда отравленные радиацией, майский обледенелый колодец в Бийске в 1942-ом. Величественный Иртыш в Восточном Казахстане, это уже в 70-е годы. Изумительное озеро вокруг Тракайского замка в Литве. Берег Рижского залива, море по обе стороны Курошской косы... У каждого в памяти, наверное свой колодец, ручей, река или океан...
А из бесконечного разнообразия этой же водной стихии - чему не перестаёшь удивляться? “Приедается всё, лишь тебе не дано примелькаться...” - нет, я не о том, не о море, а о явлениях, где та же водная стихия предстаёт перед нами в таком великом разнообразии и вместе с тем неизменной естественной красоте. Это - облака и снежинки.
Облака и снежинки
Каких только облаков не бывает - от сплошных, подобных густому туману, заволакивающих небо, до загадочных серебристых, лёгких и недвижных пёрышек в поднебесье... Или бегут вольные “тучки небесные”, очертания которых в каждый миг и впрямь напоминают то верблюда, то корабль... А то - рванётся на землю ослепительная молния, прокатится гром, хлынет ливень, а то и град застучит, или в морозец начнут опускаться, паря в воздухе, наземь мириады снежинок...
Какой контраст: бесформенный хаос дождевого облака, неуправляемых туч, и - строго симметричных снежинок, каждая со своим, словно выданным компьютерной графикой, узором. Некий энтузиаст, с помощью специальной аппаратуры многократно фотографировал снежинки, и альбом, где собраны, вернее, отобраны такие фотографии - демонстрирует десятки различных кристаллических структур, образованных исключительно молекулами воды.
Многоликая беспокойная стихия - чуть ли не каждой молекуле то и дело приходится определяться в многомиллиардном сообществе товарок и чужих, испытывая действие различных сил - находить оптимальное положение и состояние в общем раскладе, всеми силами противостоя хаосу и разобщенности в беспрерывно меняющемся мире. И как тут не вспомнить три великих закона диалектики - как они прослеживаются на примере воды. Первый - сразу на виду: переход количества в качество, скажем, количества энергии а определённое агрегатное состояние: твёрдое, жидкое, газообразное, от льда до пара. Да и давление - количественно отражается на образовании льда, как отмечалось, даже “горячего”.
Такое приложение первого постулата диалектики, как говорится, и ежу ясно - хотя бы на приведенном примере, или на обывательском уровне, когда количество денег определяет качество жизни, хотя тут ещё можно поспорить... А вот “единство и борьба противоположностей”: той же молекулы воды как в какой-то степени автономной, самостоятельной, самодостаточной единицы и совокупности таких, возможно, с участием других молекул в их сплоченной массе. С одной стороны “целое” стремится подчинить себе “часть”: а ну, без проволочек отдавай свой излишек энергии или принимай нехватку в сравнении с окружающими молекулами; при кипении и достижении критической энергии - не место тебе в общей массе - вырывайся, эмигрируй в пространство; а когда энергия сникает до нулевой по Цельсию температуры, вступай немедленно с товарками в кристаллическую связь - можно оригинального узора, однако - строго симметрично, по двум осям симметрии. Всем этим закономерностям, этому диктату общего молекула подчиняется, но и противостоит попыткам смять её индивидуальность, борется за свою, шутки ради, “самостийность”. Прилагайте какое угодно давление - молекулы, в отличие от пассажиров в троллейбусе или метро, электричках и трамваях - в часы пик, - не сожмутся ни на йоту, соблюдая какую-то мини-дистанцию друг от друга, на каком-то этапе как бы неколебимо упорствуя: всё, хватит. Интересно, что и молекулы водяного пара, вроде бы такие разрозненные, тоже на какой-то стадии не хотят ни за что сжиматься сверх допустимого, добавим, в их борьбе, а при охлаждении также дружно демонстрируют неразрывное единство. Возможно, такое приложение диалектики кому-то покажется слишком субъективным, - ваше право так считать, но уж больно это ложится на развернутую картину монадологии.
А, трактуя заключительный догмат диалектической триады, намереваюсь посягнуть на фундаментальные основы диалектического материализма. Напомню: материя первична, сознание вторично, оно “свойство материи”. То есть на каком-то этапе развития у материи пробуждается “сознание”, которое приводит Пифагора к его теореме, Моцарта к “Волшебной флейте”, Пушкина к “Пророку”, где пробуждение этого “сознания” даётся в ином ключе, похоже, более близком к истине... Итак: отрицание первичности духовного - сознания, памяти, “идей” по Платону, вплоть до исходных посылок и побудительных начал образования всего сущего. Отрицание такого подхода и взамен утверждение развития материального и только мира природы, благодаря её, природы, по Энгельсу, внутренней диалектике, и - по боку Гегелевскую “феноменологию духа”. И вот это “отрицание”, по моему крепнущему убеждению, следует подвергнуть “отрицанию”, но уже не "назад к Платону", Гегелю и даже религии в её традиционном понимании, но - по-новому, на основе того, что может и смогла наука, и чего она ещё не может или не сможет вообще.
Священная вода
В последнее время появилось немало прекрасных книг, посвященных исключительно воде; человечество начало сознавать, чем оно ей обязано, да своим существованием - начиная от рождения живого и кончая перспективой выживания. Впрочем, люди всегда интуитивно чувствовали: вода это нечто большее, намного большее, чем пригодное для утоления жажды. И это отразилось в обычаях, обрядах, культах, языке, наверное, всех народов мира. В воде, в реках и морях обитали не только рыбы, но - фантастические морские драконы, наяды, русалки, водяные. И вообще - чудодейственная сила заключена в воде. Доныне во время своего главного праздника тхинджянь бирманцы, вспоминая натов - духов рек и озёр, задорно обливают друг друга, и облитому, кем бы он ни был, не пристало сердиться и обижаться. Священная обязанность индуиста - ритуальное омовение в водах Ганга: так смывается бремя грехов и уходят болезни. Мусульманский обряд салат предусматривает многократное омовение в течение суток. Вода играет не последнюю роль в христианских обрядах освящения, крещения...
В известном словаре Даля воде и всему связанному с этим понятием, словом - отведены целых четыре страницы в книге большого формата. Алмаз чистой воды - светится и переливается огнями как утренняя росинка. И “тёмна вода” - болезнь глаз. И производные от “вода”: водица ( “темна во облацех” ), водка, водовик - судёнышко; водея-озерцо среди топи; водобой по Далю - не прижился, остался в русском языке - фонтан; водоклёв - капeль; водолюб, он же водопьяница, водокряка. Но вообще-то отношение современного, может, добавить - западного обывателя, если под Западом понимать и Россию, и Украину, и Европу, и Северную Америку - преимущественно утилитарное; и как ни парадоксально, трепетное отношение к воде присуще нынче скорее учёному, экологу, каким-то образом причастному к изучению этого вещества и его роли в жизни, чем равнодушному потребителю. Вода, как, впрочем, и природа в целом, во многом утратила для нас свою волшебную чарующую силу, ещё “для нас” - для значительной части человечества. А таинственное и чудесное полуцивилизованное сознание доверило лишь избранным магам - прозорливцам и целителям или пришельцам из дальних, а то из потусторонних миров. Мы похоже не замечаем, как рвутся и рвутся наши связи - друг с другом, с теми, кто не вписывается в наши эгоистически-замкнутые рамки, с прошлым и полнокровным настоящим, с будущим, закладывая в него хилый духовный фундамент...
Что такое монада
В первой части книги говорилось о монаде - что подразумевалось под этим словом понятием - от философов античной эпохи до Лейбница. Многое из запечатленного на предыдущих страницах должно было подготовить читателя к восприятию того, что есть монада в моём разумении и представлении. Энциклопедическая дефиниция могла быть такой: монада - более или менее автономная, самостоятельная структура, система, объект, в котором все элементы взаимосвязаны и относительно совместимы. Не уверен, что эта формулировка позволит ознакомленному с ней сразу же вычленить монады из окружающего мира, тем более, что наше сформировавшееся сознание привыкло и вычленять и группировать объекты исходя из иных критериев. Потому необходимы, полагаю, дополнительные разъяснения, и опора на примеры из самых различных сфер - от субатомных до галактических, от пчелиного улья до многомиллионного народа.
Выше недаром столько уделялось внимания воде. Предположим, что молекула воды - типичная монада. В определённых условиях её можно разложить на изначальные составляющие - атомы водорода и кислорода, которые - и это чрезвычайно существенно - не переставали быть собственно монадами, входя в молекулярную структуру воды, так же, как и молекула воды при образовании снежинки, которую, в свою очередь, можно рассматривать как монаду, пока она существует в таком виде, в таком качестве. Таким образом, мы устанавливаем иерархию монад - едва ли не каждая входит в - назовём её сигмонада, от “сигма” - в математике знак суммы, но в монадологии не просто совокупности однотипных или различных монад, но определённым образом связанных между собой.
Как же связанных? Так, что каждая монада, входящая в сигмонаду хоть ничтожнейшим образом, но влияет на общее, целое, его свойства, его возможности, его способность реагировать на внешние или внутренние импульсы; но и целое, сигмонада опять-таки хоть как-то направляет возможности, устремления, поведение входящей в неё монады. Другое дело - насколько ощутимо это влияние - части на целое и целого на часть, монады на сигмонаду и сигмонады на единичную монаду. Отчасти показывали это взаимодействие сведенья о сплавах металлов, стекле, полупроводниках, структурах атомов, лекарств и ядов для живого организма, - вернее действие малых монад на во много раз количественно превосходящие сигмонады.
Важнейший принцип совместимости прослеживался пока на примере стабильных и нестабильных изотопов, если при этом атом - сигмонада, а элементарные частицы - отдельные монады. Речь шла о том, что несовместимость составляющих сигмонаду монад приводит к невозможности её более или менее устойчивого, стабильного существования, жизнестойкости - если имеется в виду “жизнь” атома, молекулы, звезды, муравейника, разумеется, с учётом условий, в окружении данной монады.
Принцип совместимости, как основополагающий в нашей монадологии, заслуживает более глубокого, всестороннего, обстоятельного обсуждения, впрочем, с последующим возвращением к нему на будущих страницах книги, применительно к рассматриваемым темам и проблемам. Прежде всего то, что представляется самоочевидным: категорическая несовместимость монад и в пространстве, и во времени. Если по листу, заложенному в пишущую машинку, ударяет одна буква, то в тот же момент на её месте никак не может оказаться другая, и моё место в кресле вы сможете занять только тогда, когда я его покину. Высказываю парадоксальное, возможно, на первый взгляд, предположение, что именно такой принцип совместимости, гарантирующий образование и существование монад, был первичным по отношению к категориям пространства и времени.
Пойдём дальше: и время - производное от совместимости в пространстве, занимаемом монадой, её составляющих. Ярче всего это демонстрируют нестабильные изотопы, коих у подавляющего большинства элементов несколько, и только у водорода и гелия по одному. Впрочем, если атом - сигмонада по отношению к элементарным частицам, и соответственно более сложные образования по отношению к атомам, то мы вправе говорить о сигмонадах и о совместимости входящих в неё монад. Но в каждом случае прежде следует определить: данный объект представляет ли собой монаду или это некий конгломерат монад, составляющие этого объекта слабо удовлетворяют критерию совместимости.
Возьмём наудачу следующие объекты-понятия: созвездие, костюм - всё дополняющее естественный облик человека - по терминологии специалистов, зоопарк, телевизор, лес. Что из перечисленного можно характеризовать как: монада, сигмонада? Начнем с того, что когда мы вели речь о “классической” монаде - молекуле воды, и совокупности таких молекул - как о сигмонаде, то всё-таки рассматривалась некая умозрительная модель, хотя и существующая в действительности. А яркие звёзды, видимые на небе как некий каркас определённого рисунка, что подметили ещё в древности безымянные фантазёры разных народов и соответственно дали образные названия - созвездие Большой медведицы - с античных времен или “Воз” - у жителей юго-запада России, на Украине, - как выяснилось уже в новое время, никак не связаны друг с другом, просто кажутся наблюдателю с Земли как лежащие в одной плоскости.
Так можно ли считать такое созвездие монадой? Да, можно, но с оговоркой - условно; представленная так в нашем сознании, однако подтверждающая принципы совместимости, опять-таки в сознании, и об этом речь впереди. В том же ключе можно трактовать и понятие “зоопарк” - у каждого при этом возникает свой объединяющий образ. Костюм - если принять определение специалистов в области материальной культуры, - обычно увязывается с определённой личностью, хотя может быть и вычленен, как совокупность облегающих тело человека предметов, создающих характерный антураж, и если этим вещам присущ какой-либо объединяющий стиль, направление моды, то и этот комплекс воспринимается сознанием как некая монада - с тем же критерием совместимости.
Прежде, чем приступить к рассмотрению остальных примеров, акцентируем на известном принципе “необходимо и достаточно” - по мере приближения к идеальным монадам. В структурах атомов, как их представляет современная модель, вхождение данных элементарных частиц, именно таких, и в таких соотношениях для атома данного элемента, - абсолютно следует указанному принципу. Возвращаясь к образам созвездий - две-три звезды для этого образа - мало, два-три десятка - чересчур, притом нужно, чтобы расположение звезд было не по прямой, не образовывало строгую геометрическую фигуру, вообще - желательно минимум симметрии, - и тогда опорный контур приемлем.
По своей монадной сути очередной наш объект “пробы на монадность” - телевизор - сродни предыдущим. Но лучше, пожалуй, в этом плане сравнить его с хрусталём, не горным, а полученным стекловарами. У структуры, включающей равномерное распределение оксида свинца, возникло нечто новое в свойствах, а именно - особый блеск и звон хрустальных бокалов. Но это уже информация о свойствах, которые передаются в определённых обстоятельствах воспринимающим такую информацию. Но ведь любой осколок хрустального стекла сохраняет все его свойства, чего не скажешь о названных выше созвездии, костюме, зоопарке. Правда, и “осколок” молекулы воды - атом кислорода - вовсе не сохраняет свойств воды, кстати, при определённых количествах молекул, вода остаётся водой, а “осколок” молекулярной сигмонады - уже другая монада.
Но что изменится оттого, что мы назовём тот же телевизор, допустим, квазимонадой или монадой искусственной? Станет ли эта конструкция удовлетворять тем требованиям, которые в нашей монадологии мы полагаем необходимым для признания за данной структурой наименования монады? Воплощается ли в телевизоре принцип необходимого и достаточного? В общем - да, но с существенной оговоркой: для чего? Уж не в первую очередь для независимого и долговременного существования собственно телевизора, но как нечто сопутствующее той монаде, которую мы называем человеческой. Аналогия может быть, скажем, с птичьим гнездом, термитником или раковиной улитки: это входит в орбиту существования монад, будем говорить, одушевленных - для того, чтобы обеспечить их относительно благополучное существование и продолжение рода. На это сопутствующее также распространяется принцип совместимости - прежде всего с основной монадой, но также и элементов, входящих в такую сопутствующую конструкцию.
Такой подход выявится закономерным, когда мы станем рассматривать не совсем материальные информационные монады, входящие опять-таки в орбиты одушевленного, и человека в наибольшей степени. Разумеется, эти информационные монады - оторваны сознанием от каких-то реалий, и упомянутые выше псевдореальные монады - созвездие, зоопарк, костюм - отразились в нашем сознании как образные монады, входящие в картину мироздания, добавим, по-своему у каждого индивида, чему также есть “монадное” объяснение.
Наконец, стоящий в конце выбранных наудачу понятий - для пояснения - что такое монада - лес, будем считать, не слишком искореженный вмешательством человека. Вот где супер, сверх, сигмонада во всём своем разнообразии и многогранности. Лес - миллиарды монад, и, наверное, каждая из них может заявить о себе: “ - монада, настоящая, поскольку во мне, живущей, воплощены все принципы идеальной монады”; всё в ней максимально совместимо, и ничего сверх необходимого и достаточного, всё для того, чтобы по возможности насытить и продлить свое существование в оптимально-генетических пределах, и, главное, передать эстафету жизни потомкам, о чём, в очередной раз обещаю, - будет особый разговор. И попутно - нельзя не изумляться величайшей целесообразности - и внутренней структуры, и связанных с ней возможностей оптимального снова-таки бытия: дуба с неповторимой формой его листьев и желудями; комара с тончайшим искусством кровососа; земляники, умеющей захватывать солнечные поляны; кукушки с её монотонными позывными и перекладыванием на других функций заботливой мамаши; запасливой и любопытной белки; тщательно распланированных и сооружаемых муравьиных городов...
И не менее изумительны взаимосвязи данной экосистемы - явные и потайные. Подосиновики непременно неподалёку от осин; птицы питаются комахами, которые тем не менее не переводятся; и ящерицы в любом уголке леса как дома, и подобное в лесу на каждом шагу, только не всегда мы это замечаем и понимаем. Но при этом каждая живая монада представляет собой и, возможно, ощущает это - “я”, отдельное, обособленное от прочих - даже муравей в муравейнике, и вместе с тем - для одних - добыча, для других наоборот, хищник, которого следует опасаться; и как, допустим, некое живое существо взаимосвязано - с деревом, травой, Солнцем, себе подобным, соседями по лесу - от иных надо держаться подальше, к другим подбираться, одним словом “я” каждой монады зависит от того - с какой стороны это “я” проявляется. Это у обитателей леса, его флоры и фауны, а как у нас, людей?
Так что значит “я”?
Детская присказка, что дескать “я” - последняя буква в алфавите относится лишь к “я” неоправданно выпяченному, эдакому наивному эгоцентризму. Хотя - для каждого, чуть снова не вырвалось “для каждой монады” - мир делится на “я” и всё остальное, и главное - как это “я” со всем остальным соотносится. Но попробуем определиться по отношению к нам самим: что же такое собственно “я”? то, что отражается в зеркале, когда глядишься в него? Или, возможно, когда некто указывает на фигуру из давней групповой фотографии: третий слева - я?..
Из свидетельства художника прошлого века, который в поисках экзотических сюжетов оказался, вслед за Гогеном, в Полинезии. Нарисовав, по его мнению, удачный, реалистический портрет, понятно, схожий с оригиналом, художник показал его старику-туземцу из племени маори - “Ты?” - “Нет, это вовсе не я! - решительно отверг такое предположение туземец, - вот он - я” - и показал на свою причудливую татуировку ,отличающую именно это племя. Но разве у цивилизованной сегодняшней большей части населения планеты не привязывается ли “я” к какой-либо явной или неявной категории людей, так сказать, сигмонаде?
Я - мужчина, я - врач, я - еврей, я - гражданин США, я - филателист, я - футболист, я - “голубой”, я - социал-демократ, я - пенсионер, я - домовладелец, я - гений, я - красавица, я - диабетик, я - чернокожий, я - верующий в истинного Бога, я - должностное лицо высокого ранга, я - экстрасенс, я - глава семьи, я - скрипач, я - наркоман, я - вор в законе, ну и наконец: я - инопланетянин... Разумеется, краткая и односложная самохарактеристика выделяет лишь одну грань личности, притом порой чисто анкетную и не всегда верную.
Но, предположим, в доверительной обстановке идёт задушевная беседа, когда человек охотно говорит о себе, когда тянет его исповедываться. В этом случае “я” делается гораздо отчётливее, даже когда говорящий от первого лица хитрит, скрытничает, что-то вольно или невольно затушевывает, а что-то твердит без устали. Но и самая, казалось, искренняя биография, написанная близким человеком, или автобиография на сотнях страниц в каком-то смысле поверхностна: поблескивает в лучах памяти видимая часть жизненного айсберга, и как знать - что в глубинной его основе... Растает и следа не оставит, а?.. “Лев Толстой - это целый мир” - восхищенно заметил Максим Горький, и в наше время уже общим местом сделалась сентенция: “каждый человек - это целый мир”. Но каков этот “мир” в пространстве и во времени?
Как известно, на протяжении жизни у человека обновляются едва ли не все клетки организма, но “я” при этом вроде бы сохраняется. Так же, как, допустим, у человека безногого, безрукого, или даже слепоглухонемого. Можно представить “голову профессора Доуэля” или нашего современника учёного Хокинга с почти безжизненным телом, однако какое интеллектуальное, да и эмоциональное “я”. Где же это “я” - в мозгу? А если, скажем, с опухолью удаляется часть мозга, или он частично разрушается вследствие инсульта - какое-то “я” остаётся. А у тех, о которых мы говорили, у кого “сдвиг по фазе”, и настолько, что и “дважды два” даётся с трудом - вправе ли они претендовать на собственное “я”? И совсем уж неясно, как быть в случаях “раздвоения личности”: с ярко выраженными различными характерами и поведением?
В одной музыкальной семье
Думается, один из интереснейших аспектов соотношения “я” и монады в нашем понимании, да и того, чтобы ярче представить это понимание - этот феномен, так сказать, двойного “я” - в разных его проявлениях. Легко догадаться, что отныне речь у нас пойдёт о близнецах. Наверное, самый любимый мой композитор - Бах. Почему - не знаю, трудно или невозможно объяснить, но он - Иоганн Себастьян Бах. В который раз оставим “на потом” попутные вопросы из разряда “детских”: в каких хромосомах, генах, молекулах и каким образом таится тот музыкальный талант, что у тех же Бахов неизменно передавался по наследству. И нельзя ли будет когда-либо в грядущем такой талант прививать загодя по желанию родителей, как нужные свойства к искусственным волокнам? Притом в достаточной концентрации, чтобы не просто бренчать на “фортепианах”, или, как нынче модно, на гитаре, но хоть любить и понимать музыку на уровне Сальери, ежели не дано стать Моцартом...
Что касается самого великого из Бахов, то долгое время отнюдь не он, а Филипп-Эмануил, его сын считался наиболее выдающимся из семьи Бахов. И мы остановимся именно на его, но не, кстати, новаторском музыкальном наследии, но на мемуарном. И не воспоминаниях о несравненном отце, а на записях, относящихся также к Бахам-дядьям: Иоганну-Христофору и Иоганну-Амброзиусу, близнецам. По шутливому замечанию сограждан они отличались друг от друга лишь именами, и то частично. Сходство их было настолько полным, что даже их жены порой терялись. У каждого из этих Бахов вроде бы шла своя жизнь, но, например, стоило одному почувствовать головную боль, как то же самое ощущал второй. И если, скажем, у Иоганна-Христофора требовал пломбы четвёртый справа верхний зуб, то вслед за братом к врачу с той же просьбой мог не задумываясь идти Иоганн-Амброзиус.
Читатель может принять последний пример как некую вольность в изложении племянника близнецов, дескать дал волю не только музыкальной фантазии, но и тут несколько, как говорится, загнул. Придётся рассказать о происшедшем уже на рубеже XXI века. Одну из сестёр-близняшек угораздило проходить подземным переходом на Пушкинской площади в Москве как раз тогда, когда там прогремели взрывы, и с ожогами она была доставлена в Боткинскую больницу. Каково же было удивление врачей, когда у навестившей её сестры на тех же обожженных у пострадавшей местах виднелись явные следы фантомных ожогов. Занесём и этот факт в копилку межмонадных связей. И на очереди на мой взгляд не менее характерное: сограждане-меломаны Бахов-близнецов развлекались тем, что задавали им порознь разработку предложенных музыкальных тем. И: точь-в-точь - до последней ноты...
Пусть насчёт тех Бахов всё-таки приходится верить на слово Филиппу-Эмануилу, но в наше время существует целая наука о близнецах - геммелогия, и опирается она, эта геммелогия - на демографию и статистику, генетику и психологию, на факты, достоверность которых проверяется и перепроверяется. Хотя при современных аналитических методах нет нужды подвергать сомнению, допустим, анализы крови, кардиограммы, энцефалограммы. Или образцы почерков близнецов. Картина примерно та же, что и со внешностью. Как правило, специалисты-графологи с трудом отличают почерк одного близнеца от другого, заметим, в пяти случаях из ста - “с огромным трудом”. Незначительно различаются и соответствующие результаты медицинских исследований.
Интересны и проверки психологических тестов. Например, у двух американских сестёр-близняток - Клары и Сарры Айсон - очевидные математические способности. Сдавая сложные экзамены, обе правильно ответили на 92 вопроса из ста. Неправильно - всего на 8, но обе не знали, как отвечать на одни и те же вопросы. Проделывался и такой эксперимент. Близнецам поочередно показывали полуабстрактные изображения, которые могли бы вызвать те или иные ассоциации. И, если у одной пары близнецов изображенное представлялось видениями тропической флоры, то у другой возникали картины космической фантастики. И схожесть их собственных рисунков на заданную тему порой поражала - совсем как у Бахов-близнецов...
Расходятся ли параллельные?
Что же это, в самом деле получается? Две жизни словно отштампованные грампластинки: пошла иголочка времени, завертелась судьба, но - не уйти от намеченных мелодий, и каждая нота прозвучит, когда надо и как задумано. Настоящий музыкант, прослушав несколько, выхваченных наугад тактов, тотчас воскресит в памяти и начало и финал сонаты или симфонии - не так ли, по нашей аналогии, гадалка говорит о нашем прошлом и пророчит будущее? О том, как это у неё получается, мы опять же - успеем потолковать, а пока нас интересует другое. Собственно, всё сводится к проблеме соотношения генотипа и фенотипа - по терминологии учёных. Наследственного и приобретенного - во взаимодействии с окружающим миром - в самом широком смысле. Вспомним “табуля раса” философа Локка и справедливые возражения Лейбница. А для изучения этой проблемы трудно представить себе более подходящий объект, нежели близнецы, по каким-то причинам разлученные в более или менее раннем возрасте.
Примеры черпаются из архивов геммологии. Достаточно характерные примеры. Одна из сестёр-близнецов в юности попала в весьма респектабельную семью, получила соответствующее воспитание. Другая продолжала трудиться на ферме. Те, кто встречался с обеими сестрами, когда они уже были пожилыми, замечали, что внешность первой была более холёной, манеры близки к аристократическим, могла она порой блеснуть эрудицией. В то же время её сестра, чья трудовая жизнь проходила на ферме, отличалась от первой лучшим здоровьем, крепостью тела. И при некоторой грубоватости была прямодушней и отзывчивей. Хотя всё это зафиксировано документально, в чём-то отдаёт ожидаемым стереотипом. Однако весьма вероятно, что так оно и было...
Впрочем, и у близнецов, растущих вместе, судьба так же может сложиться по-разному. Со школьной скамьи сестёр Ерёминых привлекал баскетбол, и одна из них, Нина достигла в этом виде спорта высших результатов, а затем в течение многих лет телезрители СССР видели её в роли спортивного комментатора. Выходит - чуточку больше воли, упорства, честолюбия, да, чуточку больше, чем у сестры - решили судьбу. А вот киевляне, близнецы Анатолий и Сергей Белоглазовы - волевые и целеустремленные - оба, “максималисты”, - вынуждены были “разойтись” в весовых категориях, чтобы не вступать в единоборство друг с другом... Тоже ведь неспроста: один из них решил сбавить вес, а второй - потяжелеть...
Помните сказку: царь по уговору с добрым молодцем, выполнившим все опасные и хитроумные поручения, должен получить в жены царевну. Но, не питая особого расположения к такому незнатному зятю, коварный царь напоследок предлагает герою всего лишь угадать - которая из десятка или дюжины совершенно одинаковых девиц - настоящая царевна, поскольку прочие - дубликаты, волшебно клонированные что ли, а то и выставленные на этот случай призраки, голограммы - в контексте современной цивилизации. Небезразличная к достоинствам искателя её руки и сердца, царевна незаметно подсказывает ему - по какой едва уловимой примете он наверняка сможет указать на подлинную. А, если бы не эта подсказка - сколько бы он не бился - не отгадал бы. Но это в сказке, - а в жизни?
Одно время в развлекательных рубриках различных периодических изданий печатались двойные картинки, и предлагалось найти, скажем, десяток различий между ними. Поначалу эти картинки представляются как с одного клише. Потом, когда всматриваешься, замечаешь, что в правом рисунке, допустим, иной изгиб скатерти, и у пальмы на лист больше. А вот слева покороче солнечный лучик... Слыхали, наверное, о постулате дактилоскопии: нет в мире людей с совпадающими отпечатками пальцев. Уже упоминалось, что близнецы в этом плане - почти исключение, но всё-таки - почти. Правда, расположение узоров в этих случаях рассматривают под значительным увеличением, особенно тщательно. И тогда - пусть едва заметные различия, но всё же находятся.
Сложнее с так называемыми “сиамскими близнецами” - нарицательным это словосочетание стало в XIX веке после того, как родившиеся в тогдашнем государстве Сиам - сросшиеся туловищами Чанг и Энг ( по-тайски “левый” и “правый” ) перебрались в Америку и таким образом приобрели всемирную известность. Это не единственный случай не только рождения такого рода скорее не близнецов, а двойняшек, доживших до зрелого возраста и даже чуть ли не старости: учёными задокументировано не менее 80 подобных вариантов. Чанг и Энг оба были женаты, имели соответственно 10 и 11 нормальных детей. Интересно другое: как свидетельствуют знавшие их люди - Энг был по характеру мягким, а Чанг - что называется зловредным, к тому же неравнодушным к выпивке, но и поздоровей и энергичней. Характерный пример вынужденной монадной совместимости. И ещё примеры, дополняющие сказанное. В середине XX века в Подмосковье родились Маша и Даша, имеющие один тазобедренный сустав и сопутствующие неразделимые органы. Волею судеб они оказались заброшенными, и при достаточно развитом интеллекте их темпераменты и вкусы, даже в отношении выпивки и курения - различны, если не сказать противоположны, что понятно приносит им страдания. Более гармонична жизнь таких же “сиамских” - сестёр Абигаль и Бритни Гензель, во многом благодаря родительским заботам, хотя, например, одна любит живопись, другая - животных, одна - молоко, другая его терпеть не может, но вынуждена некоторым образом, однако эти сестры никогда не ссорятся...
Как бы между прочим сказано о вынужденной совместимости различных монад, то есть различных, но неразрывно связанных, в крайнем варианте как сиамские близнецы. Однако такого рода вынужденная совместимость может обернуться и благом, разумеется, не в столь экстремальных случаях. В том смысле, что образованная такими различными монадами сигмонада приобретает возможности как для выявления новых свойств и этой сигмонады, и влияния на их образование в свою очередь каждой составляющей сигмонаду монады и тем самым как бы повышения её статуса. Попробуем подкрепить это более конкретным.
Безусловно, незначительные отличия в характерах, интеллекте формирует и то, что наблюдается в иерархической структуре животных сообществ, и что социологи именуют распределением ролей. Впрочем, если особь хоть немножко сильнее, или хитрее, или быстрее, то в определённых условиях это приобретает решающее значение в иерархической лестнице. Но то же мы наблюдаем в коллективах: группе детского сада, комнате общежития, воинском подразделении, даже в компании случайно собравшихся туристов. Нечто подобное замечается и у близнецов, однако в силу их изначальной близости - чуть ли не с рождения. Оксана и Наташа, первая “старшая”, хотя родилась всего на 50 минут раньше. И линия её поведения - как у старшей сестры, что, впрочем, устраивает обеих сестричек, веселых и дружных. Наблюдал я в последние годы и сестёр-близнецов Любу и Раю Кардашей, которых знаю ещё со школы, то есть более 60 лет назад увидел впервые. С некоторых пор они живут вместе, и не вызывает сомнения, что лидер - Рая, и это нелегко объяснить чисто внешними обстоятельствами.
А если это не двойня, а, допустим, четверня? Подробно описана такая четвёрка близнецов из Канады по фамилии Морлок. Внешне они едва различимы. Разве что одна - чуточку повыше остальных. Вот она-то и считается “заправилой”, и к старшим обращается от имени всей четвёрки. Самая маленькая - “бэби”, как и подобает младшей в семье, так чувствует и ведёт себя, - по отношению к сёстрам, хотя в данном случае разница в возрасте измеряется даже не часами, а минутами. Ещё одна девочка, с более выраженными, чем у прочих, наклонностями к музыке, рисованию - “артистка”. Наконец, четвёртая, вероятно, с повышенным чувством юмора - “клоун”, играющая свою роль в ближайшем окружении родных. Попробуй, определи в данном случае соотношение генотипа и фенотипа - что сыграло большую роль: едва заметные штрихи характера, способностей у каждой, в отличие от других, или формирование микроколлектива?
И не так ли какие-либо привходящие обстоятельства могут порой увести человека от линии, казалось бы, предназначенной ему судьбы - на рельсы иных увлечений, тягот, служения другим богам? Или...
В легендах и в жизни
Возможно, сказанного о близнецах достаточно для того, чтобы отчасти от этого отталкиваясь, продолжить тему монад, но хочется поговорить о тех же близнецах ещё немного, и попутно задеть некоторые, опять же, связанные с близнецами факты, которые так же могут пригодиться в дальнейших рассуждениях не только сугубо о монадах.
У всех, пожалуй, без исключения народов планеты с глубокой древности к близнецам, к этому феномену складывалось особое отношение. Достаточно напомнить о культе легендарных близнецов: божественных Асвинов в Древней Индии, ХЭ-ХЭ Эршань в Китае, Козьмы и Демьяна у славян. Интересно при этом, что мифические образы близнецов акцентировали не столько их внешнее сходство, сколько глубинные различия. А может, та же извечная идея, то же диалектическое единство и борьба противоположностей, заключена в древнеиранских божествах света и тьмы, близнецах Ормузе и Оримане? Или - в тех же ролях выступают: античный бог холодных и жестоких ветров - Борей, и его брат-близнец - тёплый, нежный Зефир?
Могучие Диоскуры, в честь которых зодиак обрёл созвездие Близнецов, проявляли свою силу каждый по-своему. Согласно легенде, Кастор был укротителем коней, а Полидевк - кулачным бойцом. Но гораздо более несходны между собой другие античные близнецы: Зет и Амфион. Если первый - необузданный богатырь, то второй - кроткий музыкант. При возведении крепостных стен Зет с колоссальным напряжением ворочал тяжелейшими камнями, а у Амфиона глыбы под музыку сами слагались в прочную стену. Возможно, в данном образе воплотилась мысль о сопоставлении физических сил, пусть и незаурядных, и - мощи духовной, интеллектуальной - при решении практических задач.
Но - не мифические, а реальные близнецы, если и бывали людьми одаренными, то в какой-то определённой области человеческой деятельности - будь то искусство, наука или спорт, и - примерно в равной степени. После упомянутых Бахов можно указать на оперных дирижеров Вилли и Вольфа Гейнц. Между прочим, иногда они любили проделывать такой трюк: в антракте один брат заменял другого у дирижерского пульта, и ни публика, ни даже оркестранты не замечали подмены. Имена братьев Пикар звучат, когда вспоминают пионеров воздухоплаванья. Они сызмальства мечтали о полёте, и осуществили близнецы свою мечту с помощью воздушного шара. Однако, кроме того, это были учёные: Жан Пикар - физик, а Огюст - химик.
Что касается легендарных близнецов, то всё связанное с ними можно рассматривать лишь в рамках мифотворчества, никак не привязывая к реалиям природы. Но плодовитые индусские божества порождают близнецов сотнями: в другом эпосе возникают близнецы-антиподы, но в настоящем, в действительности - как будто никаких таких чудес. Никаких? Вообще-то, внимание к близнецам понятно, этот феномен по-своему занятен, и в этом вроде бы ничего такого - что ли сверхъестественного, чудесного. Потомство во множественном числе - подумаешь, какая невидаль в природе! Сотни тысяч икринок за один нерест - для щуки, например, это норма. Рекордсмен икрометания - луна-рыба: триста миллионов за один раз. А с другой стороны самка муравьеда рожает одного-единственного детёныша, и никак не двух. Известное дело, и деревенский житель ничуть не удивляется, глядя на квочку с целым выводком, на кучу поросят, облепивших кормящую мамашу-свинью, но хорошо, когда у коровы сразу появляется пара телят.
Видимо, в ходе эволюции каждого вида определилось оптимальное число детёнышей для успешного продолжения рода. Или - наметим тему будущих размышлений - сие установилось сразу вместе с образованием данного вида? Да, в одном случае ставка делалась на выживание в данных условиях ( значит, как-то было известно - каких именно? ) - хотя бы малой части потомства, брошенного на произвол судьбы; а в другом - на возможности заботливой родительницы, у иных видов - и родители, и стая в целом - в поддержке детёнышей до их повзросления, до тех пор, пока не смогут жить вполне самостоятельно. У разных видов акценты эти смещаются в данной популяции, но усредненное количество единовременно появляющегося потомства сохраняется, в общем, стабильным.
А как в этом отношении у людей? Тут, в отличие от подхода к микромиру, на фоне усредненной статистики вырисовываются явные отклонения, флуктуации, включая из ряда вон выходящие случаи. Итак, женщина, как правило, рожает одного ребёнка. И, как свидетельствует обобщающая для всего мира статистика, на 88 таких рождений приходится одна двойня. На 7600 родов - тройня. Зафиксировано несколько десятков случаев рождения четырёх и более, даже семи, восьми, чуть не девяти детей за одни роды. Но и это как-то вписывается в физиологическую картину рода человеческого, не выбиваясь за пределы возможного.
Вообще и в частности
Замечено также, что если в роду бывали близнецы, то в последующих поколениях это может повториться. Далеко не редкость, что на протяжении так называемого детородного периода плодовитая мамаша не однажды производит на свет двойню, а то и тройню. Вразумительного ответа - почему? объяснения таких фактов наука пока не даёт. И вообще на карте молодой научной дисциплины - геммологии - такого рода “белых пятен” достаточно, и не всегда ясно, как к ним подступиться...
Вообще, близнецы и в наше время привлекают к себе внимание - не только соседей, прохожих, но и как участники особого рода представлений, шоу, например, в США, да и в последнее время в наших краях, выступают как главные действующие лица. На таких сборищах представлены и близнецы дошкольного возраста, и совсем престарелые, и все они, как правило, попарно, одеты одинаково. Кстати, зачастую так бывает у близнецов, особенно юных - в повседневной жизни, поскольку и вкусы таких братьев и сестер в значительной мере совпадают.
Это можно понять, а вот как понять, когда репортёр наугад выбирает дома, в которых проживает 25 семей, и в 22 из них обнаруживает близнецов? Может быть, это особый квартал, где селятся такие семьи? Ничуть - примерно такая же картина почти в каждом уголке города Игбо-Оро в Нигерии. Во вторую половину 80-х годов XX века там близнецов начала “выдавать” чуть ли не каждая вторая роженица. Правда, и до того среднее число близнецов у проживающих в этом городке и в этой местности - аборигенов племени йоруба превышало среднее в мире раз в семь. Почему? Учёные предположили, что здесь всему причиной - овощ ямоа, которым питаются местные жители. Дескать, в ямоа содержатся специальные гормональные вещества, стимулирующие удвоение материнских яйцеклеток.
Как всегда, хоть какая-то версия лучше, чем никакой. Но как это вяжется с тем, что рацион йоруба в последние десятилетия не менялся, а с близнецами ситуация резко сместилась? А вот ещё поводы для раздумий: по данным статистики в Скандинавии, где овощей, подобных ямоа, нет в помине, близнецов рождается вдвое больше, чем, например, в странах Южной Америки. Заметим, и - что недалеко от Скандинавии - в Эстонии относительно количество близнецов заметно выше, чем в соседних прибалтийских государствах или близлежащем Санкт-Петербурге.
Около ста миллионов близнецов, проживающих сегодня во всех уголках планеты - отличный, с позволения сказать, фактический материал для наблюдений и выводов, позволю заметить себе - в чём-то далеко идущих... И - порой неожиданных гипотез. Одна из них: большинство из нас на каком-то этапе появления на свет, в состоянии эмбриона, пребывает в паре с возможным близнецом, но в подавляющем большинстве случаев ему суждено сгинуть, оставив в нас смутную тоску по второму “я”... Но - если близнец уцелеет, то у этой пары сызмальства устанавливаются, так сказать, особые отношения - понимают друг друга с полуслова, с полу-взгляда, зачастую неразлучны. А если разлучены в силу сложившихся обстоятельств? Мы уже говорили, что общение с окружающим миром каждого из них откладывает на личность свой отпечаток.
И всё же... Истории, которые можно назвать странными, удивительными, невероятными, но поскольку они достоверны, то не грех призадуматься. Первая: два близнеца были разлучены через месяц после их рождения и жили в разных городах, а встретились много лет спустя. И узнали друг о друге следующее. Каждый из них, будучи молодым, женился на девушке по имени Линда, а после развода со своими Линдами вступили брак уже с двумя Бетси. Своих первенцев они назвали Джеймс Аллен. У близнецов этих, как выяснилось было любимое занятие - столярным делом. Отдыхать они любили во Флориде, притом оба в одном уголке этого штата. Наконец, у обоих была собака по кличке Той.
Вторая история: сестры Бриджит и Дороти Доуэ также, будучи разлученными во младенчестве, встретились лишь через 34 года, и с изумлением обнаружили, что каждая из них носит по семь колец на руках. Сына одной из них звали Ричард Эндрю, а другой - Эндрю Ричард, а имена дочерей - Карен Луис и Катерина Луис. Конечно, и на всё это может последовать сакраментальное: ну и что? Ведь при сходных - характерах, предрасположениях к определённому образу жизни, привычках, вкусах - отчего бы не совпадали предпочтительные украшения или имена детей и даже собак?..
Допустим, хотя, согласитесь, совпадения до такой степени, право, слишком... Ну, а заболевшие зубы у Бахов, следы травмы у не подвергшейся ожогу сестры - как это объяснить? А, если один из близнецов уверяет, что он может в любой момент “вызвать” брата, где бы они не находились - не по мобильному телефону, разумеется, а телепатически, и это его утверждение неоднократно подтверждалось посторонними и незаинтересованными свидетелями... Откликается второе “я”?..
Допрос, исповедь, откровение
Двадцатый век породил колоссальнейшее количество рукотворных “близнецов”, хотя зарождалось подобное и в былые времена: когда штамповались монеты или печатались книги. А с приходом XXI века - что только не сделалось подвластно всеохватывающему божеству по имени Стандарт: от мельчайшего винтика до самолёта, от бутылки до многоэтажного дома. Интересно, насколько это нашествие стандартизации повлияло на наши представления о мироустройстве? Что имеется в виду?
Если Лейбниц в своей монадологии отмечал, что даже среди листьев одного дерева не найдёшь двух совершенно одинаковых, то с начала зарождения атомистики предполагается, что атомы одного вещества, элемента, изотопа - абсолютно схожи - до бесконечного ряда “девяток”. И не то ли самое предполагали у Лейбница “простые” или “низшие” монады? Так оно ли не так - в отношении атомов современная наука, как я понимаю, не даёт однозначного категорического ответа. Прочёл, что Нобелевская премия по физике за 2001 год присуждена, как я понял, за подтверждение существования “пятого состояния вещества”, подчиняющегося статистике Бозе-Эйнштейна, когда при температуре близкой к абсолютному нулю появляются бозоны, частицы, названные по упомянутому выше имени учёного индуса Шатьендраната Бозе. Заранее расписываясь в том, что в атомной физике, квантовой механике, я - полный профан, представляю себе эти почти неуловимые бозоны как частицы-монады, абсолютно неотличимые друг от друга не только по общим характеристикам, но и по состоянию в приближении к полному бездействию - в переводе на язык обыденных понятий, и в этом, возможно, я не так уж далёк от физической интерпретации “пятого состояния вещества”. Или ещё, как я это понимаю: мириады “я” таких частиц как бы сливаются в одно, в единое “я”...
Ах, как по-разному доходит до нас, до любого существа - до любой монады - это “я” - вещь в себе, если так понимать философский термин. А если никоим образом не доходит ни до какого другого “я”, то - существует ли вообще? Или может способно как-то таиться, вдруг из “ничто” становясь “нечто”? Чтобы продвигаться далее, давайте условимся рассматривать все обособленные объекты, начиная если не с условных кварков или элементарных частиц микромира, то с атомов и молекул, и кончая песчинками, муравьями, людьми, в том числе близнецами, - наконец, как монады. Всё то, что может быть обозначено в виде “я”, то есть некоей информационной единицы, назовём её для краткости ИН. “Я” - атом водорода, “я” - песчинка, “я” - муравей, “я” - один из близнецов...
Как же раскрывается это “монадное” “я”? По аналогии с раскрытием человеческого “я” определим три варианта: допрос, исповедь и откровение, но необходимо расшифровать, что под этим понимается. Классический пример “допроса” - история получения искусственного красителя индиго немецким учёным Адольфом Байером во второй половине XIX века. Для того, чтобы установить молекулярную структуру натурального индиго, весьма дорогостоящего красителя, добываемого в Индии из одного вида тамошней флоры, учёному понадобилось полтора десятка лет напряженных исследований, а затем синтезировать вещество с точно такими же свойствами. Прошёл век, и современный арсенал научных исследований позволяет аналогичную задачу предложить студенту-химику как дипломную работу.
Раз мы уже заговорили об этом замечательном, ценимом на протяжении веков красителе, зададим несколько дежурных “почему?”. Цитата из химической энциклопедии: “Индиго известен в цис- и транс-формах. Считают, что индиго свежеприготовленное окислением куба, является цис-формой, которая самопроизвольно в течение нескольких часов переходит в транс-форму”. И ещё цитата, из “Детства” Максима Горького: “Меня очень занимало, как ловко взрослые изменяют цвета матери: берут желтую, мочат её в черной воде, и материя делается густо синей - “кубовой”; полощут серое в рыжей воде, и оно становится красноватым - “бордо”. Просто, а - непонятно”. Речь идёт о классе красителей, что сродни индиго. Ну, а насколько “понятно”, что изначально индиго рождается в определённой структурной форме, а затем при растворении в воде такая форма отчего-то не устраивает молекулу, и за какое-то время - исчисляемое опять-таки почему-то не секундами, но и не сутками - возникает иная, так называемая “транс-форма”.
А у растения, индигоносного - цветы и пурпурные, и розовые, и белые. Насчитывается более, чем трёхсот видов таких растений, однако лишь у одного или двух концентрация замечательного красителя настолько высока. Лабораторный “протокол допроса” индиго совершенно не касается этого, да и кто вразумительно поведает, чем обусловлено рождение нежных лепестков розы, тончайшего запаха ландыша, разноцветье маргариток? Впрочем, с таким же успехом мы можем догадываться и допытываться: откуда берёт начало блеск хрусталя, подвижность ртути или даже рисунок Млечного пути? Проще всего ответить: это вытекает из определённых законов природы: такое-то строение кристаллов предполагает прозрачность для лучей света, их преломление под определённым углом - отсюда и блеск хрусталя... Металлофизика, наверное, представляет объяснение аномалии ртути, как единственного жидкого металла при обычной комнатной температуре. Да и какой-нибудь “сверхлаплас” предложит гипотезу, отчего миллионы звёзд Млечного пути так собрались, и не разбегаются, и не сбиваются в кашу, и сгруппировались именно так, как мы это наблюдаем со своей точки зрения в ясные ночи и вдали от огней и “шума городского”...
Главное, чтобы занялись такими вопросами набившие руку искусные научные следователи, и уж будьте уверены - в “протоколе допроса” найдут отражение все или почти все ответы на интересующие вопросы. И всё же попробуем подойти к тому, каким образом проявляются характер, свойства, склонности каждого объекта - с наших “монадных” позиций.
Показывает и рассказывает
Будем исходить из того, что волей-неволей каждую частичку мира, вселенной, каждую монаду - так или иначе, в большей или меньшей степени связывает с такими же или другими монадами - ближними и дальними. И связь эта осуществляется - к чему тут спорить - по законам природы - известным нам или ещё неизвестным.
Загвоздка однако в том, что наука зачастую или как правило оперирует не с монадами как таковыми, а, подобно тому, как это повелось у нас, - с “трудящимися массами”, “народом”, бытие которого и устремления вроде бывали и остаются достаточно хорошо известны правителям, действующим как бы исключительно для всеобщего блага. Сравнение это не корректно в том плане, что учёные всё-таки стремятся к максимальной объективности, насколько это возможно, или, по меньшей мере, насколько они сами в этом искренне уверены.
Но при всём том предполагаемые “допросы” отдельных объектов всё же скорее превращаются в “опросы”, “референдумы”, в которых участвуют неисчислимые миллионы, миллиарды отдельных “я”-монад, и в этих грандиознейших хорах совершенно теряются голоса единиц. И, скажем, при явном факте окрашивания целлюлозных волокон посредством индиго, наблюдаемых хотя бы в распространенной джинсовой ткани, - где гарантия, что именно эта молекула целлюлозы, соединившись с молекулой индиго, начала поглощать в совмещенно-радужном солнечном луче все цвета, кроме синего?..
А как же одна монада, неодушевленная - распознаёт другую и соответственно реагирует? И вновь неизбежна реминисценция мотива одушевленного и неодушевленного, столь по-разному звучавшего с древнейших времен, от первобытного абсолютного антропоморфизма до механицизма декартовского толка, отказывавшему даже человеку в наличии души и действиях на принципе “одушевленности”. А сегодня диалог с компьютером, вхождение в интернет для нас почти равнозначно общению с собакой или волнистыми попугайчиками, что порой “выдают” и ожидаемое и неожиданное.
Вспоминается огромный цех и подъёмное устройство с электромагнитом, легко перемещающим многопудовые стальные болванки. Можно однако не сомневаться, что никому из цеховых работников не приходило в голову сравнение действий человека с притяжением этого магнита. А не так уж много веков прошло с тех пор, когда знаменитый Парацельс пытался лечить все болезни магнитом; кстати, ныне магнитотерапия возрождается на новой основе. В своё время Парацельса магнит заворожил, в частности, стрелкой компаса, подсказывающей путнику или мореплавателю нужное направление. Наверное, подобно стрелке компаса каждая монада что-то, как сделалась идиомой, - показывает и рассказывает; только мы далеко не всегда знаем и понимаем в полной мере - что, как и почему...
Исповедь
Помню, когда я был студентом, то сочинил “пасквиль” на директора нашего института Кукибного, за что был незамедлительно изгнан и с 4-го курса, и из комсомола. Пытался возражать против такой несправедливости, и один из руководящих деятелей, вероятно, чтобы я покрепче почувствовал своё падение, сурово произнёс, вперив в меня устрашающий взгляд: “мы о вас знаем всё!”. Как суровый следователь изобличающий преступника на экране: да, приоткрыта завеса над тёмным прошлым и настоящим...
Что касается меня, то, никогда не будучи особо скрытным и ни в поступках, ни в словах, был крайне озадачен и всё думал: ну что такое ужасное они узнали обо мне?.. Впрочем, в это “всё” по тогдашним меркам подозрительности входило и то, что я, оказывается, читал Достоевского, которого сам Ленин окрестил “плохим писателем”, и непозволительно хихикал, услышав сомнительный анекдот, правда любые анекдоты представлялись сомнительными...
Безусловно, учёные не блефовали, когда заявляли, что знают всё, допустим, о магните, о воде, об атомах, о муравьях. И всё же - не были ли чересчур самонадеянны? Опять-таки, если сравнить “век нынешний и век минувший”, - ведь как настойчиво, кропотливо, уверенно отпечатывали на скрижалях науки полные характеристики свойств и магнита, и воды, и данные об атомах, и наблюдения и выводы о жизни муравьев. Казалось бы - добавить к этому нечего, но, несмотря на то, что многое дополнено, уточнено, проясняется, что до “знаем всё” даже о самом малом и простом - ой как далеко...
И тот, кого мы, цивилизованные и образованные, именуем дикарями, или даже зверь лесной - знает то потаенное - о воде, о муравье, а, может, и о магните, - чего не знают, и верно никогда не узнают учёные в результате “допросов”. Правда, слово “знать” здесь следует, наверное, как родное ему “познать” - и какую-либо науку, и “познать почём пуд лиха”, и “познать впервые женщину”... То есть что-то запечатлелось не в монографиях, а в душе, и это совсем разные вещи... И плоды “древа познания” не только полезны или опасны, - они насыщают душу тем, чего она жаждет...
Но можно ли вообще о каких-нибудь монадах или одной из них “знать всё”? Фотон - следующему за ним фотону, иначе ведь не избежать столкновений, как на скоростных трассах, где авто мчатся с равной скоростью, а в космосе фотоны - в тысячи раз быстрее; и атом с соседними атомами, например, при строительстве кристаллов; и те же молекулы воды, может быть, и в проявлении феномена памяти; и каждого муравья со всеми его собратьями в муравейнике. А “звезда с звездою говорит” - только ли поэтическая метафора?
Всё это неспроста: без достаточного самообозначения реальное воплощение, или - дабы избежать упрёков в мистике - существование каждой монады просто-напросто - хотелось сказать - немыслимо, но вернее, пожалуй, - невозможно... Но, нелепый на первый взгляд вопрос: для чего? Для чего монаде “самообозначаться”? К чему, грубо говоря, такая самореклама? Ответ может быть с позиций то ли здравого смысла, то ли наивного богословия: так изначала дано проявляться свойствам каждой - пусть по-вашему - монады: вода - прозрачна и утоляет жажду, перец горчит, магнит притягивает железо, и под порывами ветра звенит эолова арфа... И вовсе уж наивным и даже бессмысленным может показаться вопрос: а зачем? Зачем каждой монаде самообозначаться так, именно так? Это, как говорится, одному Богу ведомо...
А если предположим...
До сих пор у читателя, полагаю, не было повода особо упрекать автора в беспочвенном фантазировании. Разве что несколько вольное вторжение в биографии великих людей или “лирические отступления” в собственные переживания по разным жизненным обстоятельствам, да и неоднократные обещания впоследствии, в дальнейшем вернуться к той или иной затронутой проблеме - могли вызвать законное раздражение.
Упрощенное порой изложение установленного наукой, или подтверждаемых документально фактов, думается, не влекло за собой неоправданных, совсем не вытекающих отсюда выводов. Да и предлагаемый вариант монадологии не есть чем-то противоречащим общепринятой концепции структурализма. Однако то, что монада по мнению автора наделяется чем-то сокровенным, сверхматериальным, непостижимым - вроде бы помимо присущих ей от природы свойств - не представляется ли и бездоказательным, и вообще чрезвычайно странным? Но такое представление о монаде - краеугольный камень нынешнего мировоззрения автора, и хотелось бы, подбираясь к этому как бы со всех сторон, попытаться перетащить читателя на ту позицию, с которой открывается сущность и монады, и всего того, что ею управляет.
И начинать наверное следует с элементарного, потому что, как я представляю, как хочу показать и доказать - нет кардинальных различий между сущностью и устремлением того, что нам кажется малейшим по всем статьям, и того, что представляется величайшим - в образе человека или даже человечества. Так что же главное, скажем, для молекулы воды, которая уже вошла в число ведущих персонажей этого многостраничного повествования? Что? - Сохранить навечно состоявшийся - удачно, счастливо - союз атомов водорода и кислорода? Или воспользоваться возможностями, которые открылись благодаря такому союзу? Но как реализовать эти возможности? Войти в контакт с точно такими же компаньонами-молекулами, а там - по обстоятельствам.
А вообще - получила вода на планете нашей волю в незапамятные времена, и сполна воспользовалась ею. Взовьётся в небеса, сбиваясь в причудливые и разнообразные виды облаков, и, вроде бы, собравшись с силами, внезапно устремляется наземь проливным дождём, орешками града, разноузорными снежинками, или - оседая густым туманом, искристыми шариками росы поутру, там - сливаясь в ручьи, реки, и чего только не растворяя в морской пучине, или на молодой планете в мировом океане, образуя колыбель пражизни... И, наконец, может быть, та же молекула воды проникла в нас, в тебя, в меня, в тело, в мозг, включаясь в то, что именуется памятью...
Но - где или в чём: в пространстве, во времени, в образовании изначальных “кирпичиков мироздания” - всё это было заложено, определено, предусмотрено? Нет, речь идёт не о том, что какая-то молекула воды, к примеру, зародившись миллиарды лет назад где-то в Гималаях, волею судеб пройдя бесконечное множество круговоротов, сейчас временно циркулирует в моей крови, и, если бы всё это происходило по Лапласу, то теоретически, в идеале он мог бы предсказать и это - определённо и точно. Повторяю - речь вовсе не о том. А о чём же?
А о том, что же диктовало всю дорогу этой молекуле, так сказать, правила игры: взлёт в облака; подключение к такому, а не другому узору снежинки; многовековое нерушимое прозябание в леднике; наперегонки с такими же молекулами путешествие в ручье, что ненароком нырял в землю, и восхождение через глубоко ушедший в почву корень - вверх, и по стеблю - к новорожденной почке алой розы; а там - взаимодействие с сотнями разнообразных соединений; участие в торжестве ржавчины; и - не наконец, а между прочим - проникновение в мою кровь по лимиту - так, чтобы она не слишком густела и не очень разжижалась... Так что же определяло каждый раз поворот судьбы этой молекулы?
Возможное откровение
А что такое собственно: откровение? И это слово многозначно, но в любом значении это явление доселе неведомого, безотносительно к тому, каков его источник и каково восприятие. И хотя откровение подразумевает нечто большее, чем просто передача или получение новой информации, степень этого феномена может быть, очевидно, различной. Скажем, для меня настоящими откровениями были те, которые я пересказывал на предыдущих страницах: удивительные тождества и различия близнецов и связь их душ; семейство ф-элементов, личность Сведенборга, странности обыкновенной воды, а в своё время - музыка Баха, поэзия Пушкина, хотя не сразу осознал, что и то, и другое из сферы высших откровений... Да и в моём пересказе, иной раз со скрытыми восклицательными знаками, читатель может и не ощутить дуновения, как из открытой в мороз форточки, врывающегося в будничный уют до ужаса таинственного, созвучного непостижимой вере космического мира откровений.
Вместе с тем, возможно, удастся мне предать то, что открылось душе моей в результате размышлений и переживаний, в связи со встречами с непривычными воззрениями и с тем, к чему невозможно не прислушаться. И, как можно было заметить, симпатичен мне сократовский метод продвижения к Истине через вопросы, на которые собеседник вынужден сам искать ответы. Отрадно, что на отдельные кардинальные вопросы наука, особенно наука нового времени, даёт вполне удовлетворительные ответы, по крайней мере, на нынешнем уровне понимания этих проблем. И всё же...
Чем обусловлено - с одной стороны устойчивость вселенной — и не сбивается в сверхплотный ком, с чего вроде бы всё началось, и, с другой стороны, не обращается в хаос, но представляет собой необыкновенное разнообразие, с каждым шагом науки всё более подтверждаемое и открываемое? Как это связано с обязательным условием существования материи - её движением - внешним и внутренним: и звёзд относительно друг друга, и галактик, и - того, что происходит в сердцевине звезды или вокруг атомного ядра? И возможно ли вообще нечто неизменное и вечное - об этом мы уже вели речь. И - как понимать бесконечность - пространства, времени или возможного разнообразия форм неживого и живого? Где пролегает грань между безусловным детерминизмом, подчинению до конца стабильным законам природы, и - свободой воли в самом широком плане, на любом уровне? И есть ли на свете нечто кроме или сверх чисто материального? Наконец, если есть, то, как вопрошал Кант - каково соотношение материального и духовного? Одним словом, извечные “мировые вопросы”...
В начале было...
Насчёт ветхозаветного “В начале было слово” не все комментаторы согласны с тем, что изначально в то, что переведено как “слово” вкладывался именно такой нынешний смысл. Впрочем, абстрагируясь от религиозных, мистических представлений о происхождении всего сущего, так же исхожу из того, что “началом” было нечто отнюдь не сугубо материальное и только, но то, что условно можно именовать духовным. Но, на мой взгляд, куда важнее, чем суждение о том, как понимать это самое “слово”, определить или попытаться обозначить в этой связи и “в начале”, и “было” - не как очередной комментарий к запечатленному в Библии - как началось “Бытие”, но как необходимое дополнение к основополагающему тезису о первичности духовного, не материального.
Поневоле прокручивается картина почище знаменитого “черного квадрата” Малевича: земля, а по сути и вся вселенная, по библейскому выражению в русском переводе “безвидна и пуста”. И гипотетический путешественник во времени сколько бы не озирался, не заметил бы нигде ничего. Но, если бы в своём путешествии остановился вовремя, в ту секунду, когда совершался, не могу не добавить ехидное “ни с того, ни с сего” - то ли акт творения мира ветхозаветным Иеговой, то ли “большой взрыв” по признаваемой многими современными учёными гипотезе, - то ему, этому забредшему в непостижимую глубь и времен, и всего прочего, представилось бы замечательное зрелище. Разбегаясь во все стороны, на ходу, как в рекламном мультфильме, формировались миллионы, миллиарды звёзд, группируясь в галактики, и остаётся подождать пару “дней творенья” или миллиардов лет, пока одна из звёздочек на периферии нашей галактики поостынет, но не настолько, чтобы не изливать свои лучи, своё тепло на неведомо откуда взявшиеся и кружащиеся вокруг Солнца планетки, в частности, на одну из них, и в заливающем эту планетку океане, в суматохе мириадов молекул зародится то, что сможет создавать себе подобное, по нарастающей одушевленное...
Легко, наверное, прикинуться ироническим скептиком, но ежели эта тема, эта проблема не оставляет тебя в покое, то позволительно спросить: а сам ты представляешь себе картину, так сказать, “сотворения мира”. Прежде всего, надо бы снять вопрос: почему так началось? - уместный по отношению к истории какого-либо государства или чьей-либо биографии, но совершенно не корректный, когда говорим и думаем о начале всего сущего. То есть, естественное человеческое стремление к опорным точкам отсчёта в категориях того, что мы понимаем под временем, пространством, материей - наверное, бессмысленно в своей основе, или, как нынче принято говорить, по определению.
И вынеся в заголовок выражение, включающее “начало”, мы имеем в виду то исходное, ту основу, согласно которой мир и существует, и развивается. Короче говоря, речь идёт о том нематериальном, духовном, действенном начале, которое определяет жизнь каждой монады.
Какое это “слово”
Опыт человечества показывает и подсказывает, что в мире действуют ведомые или неведомые нам законы природы. Скажем, закон всемирного тяготения; закон кристаллизации того или иного вещества в определённых условиях; закон преломления световых лучей в различных средах, и множество других законов физики, химии, отчасти биологии. И если вдруг наблюдается несоблюдение какого-либо из признанных наукой законов, то мы не вправе утверждать, что произошло то, что именуется чудом или на языке науки невероятным, но приходим к выводу о необходимости коррекции, пересмотра закона на основании новых фактов, которые по-новому должны обосновываться.
Как хотите, но я пришёл к выводу, что есть некий общий закон или несколько законов, общее начало, определяющее существование каждой монады. Это - в самом сжатом выражении - стремление к достижению в данных условиях максимально-возможного информационного потенциала, Ин. К этому положению мы шли с первой страницы книги, и его утверждению, расшифровке, доказательству, если угодно, должны быть в большей или меньшей степени посвящены и последующие страницы. А Ин, повторю - это термин не совсем совпадающий с общепринятым определением информации, хотя в чём-то сродни.
Но тут же возникает недоумение: закон этот, или гипотеза, будем скромнее, - как бы из нематериальной области бытия - если допустить возможность такой “области”, - и как он, этот закон соотносится с известными, установленными, не вызывающими сомнений законами природы - реальной, материальной? Здесь уместно поставить точку над I: если духовное, нематериальное и впрямь, по мнению автора, и не только так называемых верующих, но - мыслящих, - то: всё, что относится к категориям материи, энергии, пространства, времени - лишь естественное следствие этого изначального - его порождение, выражение, форма.
Что касается вопроса о соотношении предлагаемого “основного закона” духовного мира монад и - законов природы, то, надеюсь, последующие части книги в значительной степени и будут посвящены ответу на него. Однако предварительно хотелось бы несколько задержаться на сказанном ранее. Пояснее обозначить то, что автор именует Ин, как это мне видится. Неспроста говорилось о том, что условно называлось “допросом”, “исповедью” и “откровением” - позвольте покрутиться ещё вокруг того же.
Итак, “допрос” раскрывает то, что относится исключительно к данной монаде и по аналогии к её “близнецам”, к примеру атомам того же элемента. Своего рода “анкетные данные”: атомный вес, температура плавления и тому подобное, если это относится к атому, и соответственно - к молекуле или даже живому существу: семейство, отряд, род, вид, ареал обитания, особенности питания, образа жизни, взаимоотношения между особями. “Исповедь” - это и прошлое монады, и более конкретно её взаимоотношения с другими монадами - ближними и дальними, притом не только формальные, и на протяжении всего существования. “Откровение” - то, что может проявиться при полной свободе выбора. И - стремления при этом, и достижения, как говорилось, максимально-возможной Ин.
Совместно
Как ни прост, казалось бы, атом водорода - но с позиций современной физики и он - нечто со своими особенностями, чтоб не сказать - не вполне объяснимыми странностями, которым впрочем теория отчасти находит объяснения. Если бы мы, как уже представлялось в некоторых главах, сделались уменьшенными во много миллиардов раз обитателями микромира и обратили бы внимание преимущественно на атомы водорода, где-либо в земной атмосфере, то отметили бы следующее.
Невесть откуда взявшиеся - и об этом особо - так называемые элементарные частицы всё-таки опять же как-то находили друг друга, и многие сходились в атомах водорода по заведенному порядку. Впрочем, и атомы водорода не все одинаковы - среди 6800 обычных или основных - один несколько иной - дейтерий. А, скажем, в грозу может ненароком появиться и третий, но этот третий - тритий, в отличие от первых двух разновидностей водорода - не стабилен, из сотни его атомов через 12 лет непременно останется всего лишь половина. Но вот атомы водорода оказываются в других условиях. При определённых параметрах среды, говоря языком науки. И группы водородных атомов, объединяясь, трансформируются в атомы других элементов, включая “тяжелые”.
Домашнее, чуть не сказал - кухонное наше восприятие мира рисует неудержимый рост температуры или давления как, в общем, разрушительные факторы, превращающие зачастую сложное в более простое, разлагающее “целое” на “части”. Между тем, именно так рождаются полимеры из мономеров, или алмазы - в природе и искусственные, замечательные сплавы. Впрочем, можно привести немало примеров, когда усложнение структур, приобретение ими новых свойств “целого” возникают в процессе снижения температуры, давления, тем более, что это не единственные условия такой направленности созидательных явлений.
А когда водородные атомы соединяются с кислородными, и, тем более, с углеродными - это уже предтеча живого! Вместе с тем, сплошь и рядом наблюдаются обратные процессы - разрушение сравнительно сложных структур, и в этой связи можно ли говорить о всеобщей обратимости, так сказать, актов творения и разрушения? как в классическом примере равновесной химической реакции, когда - сколько образуется определённых соединений, столько и распадается за единицу времени. Иначе говоря, каждому мигу творенья соответствует миг разрушения...
На примере того же водорода мы видим, что в зависимости от обстоятельств или, можно сказать, по воле случая атом его может войти в молекулу воды, или вследствие метаморфоз стать частью атома золота, урана, а то и попасть в мозг автора или читателя - как бесконечно-малая частица того, в чём проявляется душа. Не так ли? А если так, то вправе ли мы предполагать какую-либо тенденцию в природе: или созидание - будем считать более совершенных, насыщенных информационно монад, - или, столь же вероятно - разрушение их, притом бесследно для накопленной было информационной ёмкости?
Первый вопрос, возникающий при таком подходе к происходящему в мире: а насколько уравновешены эти непрерывные процессы: созидания, - если понимать под этим образование монад с возрастающей степенью проявляющихся или потенциальных Ин возможностей, новых свойств - с одной стороны, и - разрушения, дробления монад более высокого порядка, в силу тех или иных причин превращение “целого” в изначальные “части”, обломки, с бесследной - хотя это отдельный вопрос - утратой какого-то Ин? То есть, непрерывно происходит, как замечает старинная русская пословица - “поп своё, а чёрт своё”, и при этом вполне естественно. Один закон природы диктует, к примеру, множеству мономеров выстроиться в полимерную цепочку, а другой, действующий при иных параметрах, так же неотвратимо заставляет эту цепочку распадаться на исходные мономеры; идёт процесс деструкции, по которому со временем пожелтеют и, в конце концов, должны рассыпаться в прах и эти листы...
Наш скромный опыт
Так не указывает ли, допустим, стрела времени, что какому-то из этих направлений - созиданию или разрушению - следует отдать предпочтение? Жизненный опыт человечества явно склоняется в пользу предположения о тенденциях эволюции, прогресса, как на земле, так и в небесах. Правда, недавно промелькнуло сообщение, что во вселенной нынче значительно больше звёзд, так сказать, в возрасте, то есть приближающихся к переходу в иной мир, чем так называемых молодых - если так, то чем это обернётся через сколько-то миллиардов лет?.. А в биографии нашей планеты чрезвычайно много того, чего “вот не было, и - сделалось...”, от одного “дня творенья” к следующему, миллиард за миллиардом лет, век за веком, день за днём, хотя и Солнце наше, без которого жизнь на Земле вряд ли возможна, - тоже звезда из довольно пожилых, но что загадывать на много миллионов лет вперёд...
А эволюция живого неоспорима: от ранних неорганических соединений до амёбы, от амёбы до... Даже на фоне как бы застывших в своём развитии папоротников или муравейников - подвижки с млекопитающими, приматами, уже не говоря об истории человечества - дают основания для веры в движущую силу эволюции - от низшего к высшему, от простого к сложному, к выявлению, проявлению совершенно новых свойств, реализации возможностей.
Век XX вроде бы ещё больше утвердил нас, детей цивилизации, во мнении, что наряду с целенаправленной стрелой времени, и весь мир развивается необратимо, приобретая больше, нежели теряя. Так ли? А сколько миллионов людей, сколько жизней человеческих, погибших в больших и малых войнах, Бабьих ярах, за колючей проволокой, или гибнущих нелепо - от эпидемий, аварий, разгулов стихий... Исчезли с лица Земли безвозвратно миллионы деревьев и сотни тихих речушек, сотни видов живых существ - перевешивает ли это наработанное людьми в науке, технике, рукотворном мире, искусстве, осознании нашего места во вселенной - допустим, за тот же минувший двадцатый век? Верно, зерно должно умереть, чтобы вырос колос с десятками зёрен, но...
Нет, продолжение этой темы в таком ключе невозможно без этического обрамления, что, по моему мнению, совершенно неуместно при предлагаемом “монадном” подходе к проблемам существования и развития вселенной - это станет понятно из последующего углубления темы. И - неужто рудименты эгоцентризма настолько сильны ещё, чтобы как-то соотносить происходящее в необозримом мире с категориями “добра и зла” в нашем понимании. Можно загодя отрешиться от попыток понимания распоряжения судьбами вселенной и между прочим каждого из нас - высшими силами, хотя бы в известной фаталистической поговорке: “Бог дал, и Бог взял” в большом и в малом, - пусть при этом отпадает вызывающее: “но почему?!.”
По традиции, идущей с незапамятных времен, разрушающая сила, зачастую отождествляемая со “злом”, олицетворяется - Дьяволом, Сатаной, коварным Демоном и сопровождающими бесами помельче, одним словом “нечистой силой”. И не счесть её ипостасей в фольклоре всех народов Земли, как противостоящая всевышней благодати, начиная от помыслов и кончая делами, отнюдь не заслуживающими одобрения, по крайней мере, людьми благочестивыми и порядочными.
В нашем же понимании динамичной картины миропорядка также включается такого рода традиционная сила или тенденция, но в ином понимании, разумении. Заметим, что образ, подобный Дьяволу, витает не только в религиозном сознании - вера в происках неких - персонифицированных не всегда удачно или совсем уж закулисных враждебных сил присуща и неверующим в обычном понимании этого слова. Опять-таки - о роли “Дьявола” - естественно в кавычках, то есть разрушительного начала в общем развитии всего сущего - у нас и пойдёт обстоятельный разговор, и в этой связи, может быть, прояснится понимание направленности “стрелы времени” - соотносимо с судьбами всевозможных монад, вплоть до монады, сигмонады - вселенной.
Так что это такое
Существование любых монад зиждется, как мне представляется, на главном принципе: совместимости. Чего именно? Отдельных “частей” данной монады в категориях, принятых нами как материя-энергия, пространство-время, и “целого”, то есть монады. Но критерий совместимости следует рассматривать прежде всего с позиций взаимосвязей “частей” и “целого” как принадлежащих тому, что можно определить как монада. Взаимосвязь эта в диапазоне от нейтральной до зависимой в высшей степени, и в этом нам надо отрешиться от привычного нам рассмотрения объекта с функциональной точки зрения, грубо говоря - чем этот объект является для нас, для наших нужд, для отнесения к определённому классу.
Мы уже отчасти касались этой проблемы, попробуем снова проиллюстрировать на примерах, уже упоминаемых и новых. Сплав и входящие в него компоненты, скажем, бронза. В конечном счёте свойства этой бронзы хоть в малейшей степени зависят от каждого атома входящего в него: меди, олова, цинка, бериллия. Но колокол из этой бронзы можно считать лишь образной монадой, хотя при его отливке, формировании закладывается определённое звучание при ударе “языка”. Так же и монета из латуни - монада, отпечатанная в нашем сознании - мы ещё будем говорить о подобных “духовных монадах”, но от того, что таких монет много, подобная монада не превращается в сигмонаду, и опять же лишь в нашем сознании тысяча золотых монет - нечто иное, чем одна.
Мы говорим пока о вещах неодушевленных. Нестабильный атом урана, именно вследствие пусть чрезвычайно малой несовместимости входящих в него элементарных частиц, и значительным периодом полураспада с выделением энергии - безусловно монада - и его судьба, и судьбы входящих в него частиц тесно взаимосвязаны. Ну, а как, например, атомная электростанция? Рукотворная монада, так же, как ранее рассматриваемый телевизор - с одной стороны высока взаимозависимость “целого” и составляющих его “частей”, с другой - условная, образованная не из внутренней потребности, а функционально потребная монаде - человеку. Так же, как мы уже ставили примером: раковина улитки, или нить шелкопряда, или “жилища” бобров - в отличие, скажем, от коралловых рифов.
Если возможность образования полноценной монады спонтанно - атома, звезды, снежинки, молекулы воды обусловлена лишь действием закона природы в определённых условиях, то “вторичными” образованиями, в которых связь “частей” и “целого” не обязательна - можно считать, например, кометы, горы на поверхности Земли, золотые самородки, облака в небе, магму из вулканов, радугу, острова в океане. Но несомненные монады - графит и алмаз, молекула воды и снежинка, кристаллы поваренной соли и асбеста, да и, пожалуй, наша Солнечная система и каждая планета в её составе. Но особенно явственно “монадное” воплотилось в живом, и тут есть где разгуляться с примерами и выводами, что мы и не преминем осуществить в следующих частях книги.
Ничто или нечто
В установленных или приемлемых для нашего восприятия и понимания категориях пространство-время-материя-энергия, в каждом объекте, да прозвучит как синоним - монаде, хотя это не одно и то же, как выше разъяснялось, - заложена Ин, информация, определяющая как существование собственно монады, так и её потенциальное взаимодействие с любыми другими монадами.
Сияют в небе звёзды - а между ними что - пустота? Космос, за отменой мирового эфира, вроде бы лишенный какого бы то ни было содержания, однако именно оттуда порой выскакивают частицы материи-энергии или энергии-материи, хотя там и время и пространство измеряются разве что пролетающими мимоходом звёздами и лучами от них. Но сквозь это условное пространство-время повсеместно тянутся цепкие лапы гравитации, и если её волны существуют в самом деле, тАо доныне они, увы, неуловимы. Гравитация, может быть, один из ликов того “нечто”, которое является не следствием существования материальной реальности, а - предпосылкой некоей изначальной данности?..
Вот исходя из этого, попробуем коснуться нашей монадологии, если взглянуть непредвзято и как бы со стороны. Итак - всемирное тяготение, попросту говоря - свойство монад тянуться друг к другу. И атомы, блуждающие в космосе, и гигантские звёзды, и вода в облаках, и целлюлозные волокна этой страницы. Но - удивительное дело: тянутся и тянутся монады одна к другой, однако не настолько, чтобы стянуться до предела, хотя считается, что в космосе происходит нечто подобное - то ли со звёздами - “белыми карликами”, то ли с “черными дырами”, хотя и при сверхплотном состоянии материя-энергия все-таки не сходится в маковое зёрнышко...
Но вокруг нас, слава Богу, ничто не сбивается в некий безобразный ком. И - от структуры атомов до солнечной системы - отдельным частям микро- или макромонад удаётся держаться друг от друга на расстоянии, и при этом при наличии закона всеобщего тяготения - залог монадной гармонии. Под рукой у меня статья академика-физика Якова Зельдовича из сборника “Будущее науки” за 1972 год - “Рождение элементарных частиц”. Некоторые пассажи из этой статьи так и просятся в контекст наших рассуждений о монадах. “Ньютон считает массы Солнца и планет заданными, авторы квантовой теории считают заданными массу и заряд электрона”.
Не следует ли из этого, что изначальное “квантование” энергии, вероятно, и того, что мы считаем материей, и вследствие - пространства-времени - предопределяют само существование монад хотя бы в определённом интервале стабильности? И то, что мы называем гравитацией - выходит не свойство уже наличной материи, а наоборот - условие её возникновения? Цитата из статьи академика, не последнего человека в ядерной физике нового времени: “Озорная формулировка вопроса: могут ли в пустом пространстве из ничего родиться пары ( электрон-позитрон ), такие материальные, зримые? Ответ оказывается утвердительным... Я пытался обрисовать причины, по которым рождение частиц в электромагнитных полях под влиянием тяготения представляется мне интереснейшей задачей ближайших лет...”
И как не процитировать заключительный абзац этой, казалось, сугубо научной статьи: “Древнегреческая легенда говорит о том, что души влюбленных рождаются парами, потом они разделяются, - не так ли частицы выныривают из вакуума в разных точках пространства, а после мучительно ищут партнёра, с которым когда-то родились. Счастье встречи этого единственного, пронзающая острота соединения - разве всё это не похоже на аннигиляцию частицы и античастицы?..”
Понятно, что мысли учёного сосредоточились на этой возникающей из ничего и уходящей в небытие паре элементарных частиц, но хочется экстраполировать эти образы, может быть, на все монады, однако в иных понятиях рождения и смерти, возникновения и превращения в нечто новое по законам бытия монад.
Душа монады
Должен признаться - не впервые,? что пребывая с младых ногтей в суровом климате безоговорочного материалистического мировоззрения, возможно, в сочетании с рационалистическим складом ума, я не без труда воспринимал то, что в большей или меньшей степени отличалось от кондового “диалектического материализма”, вплоть до безусловного принятия тезиса о том, что “сознание есть функция мозга”, примерно так же, как солнечные лучи - следствие состояния Солнца, и только.
И к монадологии своей я приходил постепенно, то ли рывками по мере накопления критической массы такой информации для обобщающих выводов, то ли в силу неподдающейся идеологическим обработкам интуиции, которая нередко прорывалась у меня, в моих писаниях и поступках, подталкивая на пути истинные. Итак, жизнеспособность любой монады, наверное, обусловлена какими-то принципами её существования. Не знаю, насколько приемлем аргумент, - что если бы монады возникали не в соответствии, скажем напрямую, с предустановленными принципами, то в образующемся хаосе вряд ли возможна была бы хоть какая-то стабилизация, и, тем более, развитие по восходящей, возрастании информационной насыщенности, того, что мы решили именовать Ин, в какой-то мере сложности структуры. Сознаю, что моя аргументация по этой проблеме носит скорее эмоционально-логический характер, чем, так сказать, научно обоснованный, и единственное утешение, что в этом я примыкаю ко многим выдающимся мыслителям - от религиозных деятелей до крупнейших учёных современности.
Как ещё убеждать сомневающихся? Можно привести и следующую аналогию. Знакомя ребёнка с шахматной игрой, можно для пущей живости рассказать малышу, что скажем, коню присуща способность совершать Г-образные прыжки; и что королева в том древнеиндийском амплуа вольна метнуться и по прямой, и по диагонали; и что прямолинейная пешка, если повезёт ей сделаться проходной и достичь благополучного финиша, тотчас сможет обзавестись короной; и что сам монарх, которому уже некуда деваться при смертельной угрозе, немедля капитулирует со всеми своими подданными, оставшимися на доске...
Вероятно, создатели изумительной игры поначалу лишь моделировали действия боевых колесниц или энергичных правительниц, вёртких коней и сомкнутые ряды наступающих воинов; и каждому из участников вроде был присущ тот или иной комплекс свойств. И, следовательно, отсюда вытекали правила игры, почти без изменений переживших века. Но сегодня игроки меньше всего сопоставляют шахматных коней, слонов, королей с реальными их прообразами - в былом или в настоящем; они символически воспроизводятся в знаковой шахматной системе, а при игре “вслепую” вообще обозначаются где-то в памяти или воображаемой картине в мозгу мастеров.
Так что? - могут возразить непреклонные материалисты, - не хотите ли вы сказать, что получается, как в “Алисе в стране чудес” - улыбка Чеширского кота может существовать и обособлено от него самого? Поскольку речь зашла о коте, а я неравнодушен к этого рода тварям, позвольте предложить несколько схожих вопросов. И где таится у них способность мяуканьем выклянчивать еду у хозяев, или - посложней - возвращаться в свой дом, будучи завезёнными за много километров от него? Меня не удовлетворит школьный ответ: в генах. Согласен, однако: как это заложено в генах, каким образом? Как определённое сочетание атомов трансформируется, например, в умение мгновенно отличать своих сородичей от, допустим, миниатюрных собачек? Наивный вопрос, один из многих, ответы на которые, как ни удивительно, но так сдается мне, - может дать наша гипотеза формирования любых монад.
Правила монадной игры
В каждом из гипотетических вариантов - от ветхозаветной версии о сотворении мира до теории “большого взрыва”, прежде всего определялись условия, и отделения тверди от хляби, или - заряд и скорость движения электрона - как предпосылки дальнейших шагов по установлению миропорядка и бытия всего сущего. Так сказать, начальные вселенские “правила игры”, заметим, которым вроде бы “несть числа” по мере расширения царства науки. Да, свои “правила игры”: и для образования атомов, в том числе стабильных; и взаимодействия разнообразных молекул; и выстраивания полимерных цепочек, в том числе целлюлозных; и рождения и функционирования живых клеток; и упорядочение жизни муравейника, верней сказать, разнообразных форм жизнедеятельности различных видов муравьиных семейств; и, наконец, законов человеческих сообществ; да и созданий симфоний...
Размышляя надо всем этим, я приходил к выводу, что, возможно, с самого начала или - если никакого “начала” не было, - всегда и повсюду в основе бытия были и остаются общие, немногие и постижимые “правила игры”, по которым существуют и развиваются все монады, все объекты вселенной - и порознь, и вместе взятые.
Итак, можно ли говорить о том, что с нашей точки зрения - определяет: рождение, существование, судьбу всех монад, о неком всеохватывающем, универсальном, незыблемом принципе, законе, который и действовал, и действует, ибо включает в себя и время изначально, то есть прежде, чем монада рождается, существует и следует своей участи?
Закон этот можно было бы определить, сформулировать так: относительная стабильность монады устанавливается такой совместимостью её составляющих, которая предполагает и максимально-возможное для данной монады Ин, заряд информации с возможной реализацией при взаимодействии с другими монадами. Может быть, на первый взгляд несколько мудрено, однако о том же говорилось или намекалось в предыдущих разделах, главах книги, а о воплощении этого закона предстоит поговорить подробнее в различных аспектах его приложения.
Всё держится на трёх китах: совместимости, информационной ёмкости, стабильности, китах, так сказать, триединых. Ещё раз о каждой из этих ипостасей монадного бытия. Например, совместимость определённых элементарных частиц друг с другом, как уже было сказано, предопределяет степень стабильности атома. В этом вроде бы нет ничего особенного и нового, за исключением увязки времени существования целостной составляющей монады с тем “числом”, которое подразумевает степени стабильности. Для наглядности вслед за атомами нестабильных изотопов рискну обратить внимание читателя на сходные процессы вокруг нас: желтеющие с веками древние фолианты, созревающий кефир, срок годности лекарства, патина на бронзовой статуе, меняющее вкус - к лучшему или к худшему - вино...
Процессы, которые в отличие от распада нестабильных изотопов, можно внешними воздействиями несколько ускорить или замедлить, но происходящее никак не мгновенно - часы, годы или века. Можно повторить, что всё определяется степенью нестабильности, однако вопрос: почему возникает эта нестабильность в отдельной монаде?
От чего же зависит несовместимость отдельных “частей” монады в “целом”? В рамках нашей монадной гипотезы это происходит потому, что эти “части” могли бы реализоваться с большим, нежели в структуре нестабильной — Ин. Степень этой нереализованности соответствует степени нестабильности, и отсюда - времени существования монады.
Такие “правила игры” и предопределяют те воплощения монад, которые передаются нам нашими органами чувств, или косвенно, приборами исследования: и масса протона, и энергия электрона, и размеры атомов, и их расположение в кристаллах, и скорости фотона, и периоды полураспада изотопов... Вот где таятся и заключенные в правила этой вселенной игры “числа”, что диктуют каждый раз - ход, направление разыгрываемых “партий”... И на мучительно-безответное “почему?” - и такая масса, такой заряд, такая скорость, такие размеры, такой период и так далее, приняв или отвергнув нашу гипотезу, мы всё же вынуждены отвечать: потому, что таковы изначальные “правила игры” бытия.
Не доискиваясь - кем эти правила и зачем установлены, мы вправе предполагать некий основной принцип, положенный во главу угла, тот принцип, по которому что-то непрерывно совершается - и в бесконечно далёкой галактике, и в облачке, и в муравейнике, и в нас самих. Разумеется, обозначив контуры гипотезы движущих сил в существовании, развитии вселенной, ни в коем случае не упустим возможности подкрепить “домыслы” фактографическим материалом, что, впрочем, автор делал на протяжении предыдущих страниц книги, и не раз.
А какова цель?
Если мы уже заговорили об игре, то, как известно, в любой игре задача - выигрыш. И, если уж мы начали с шахмат, заметим, что в этой игре выигрыш партии достигается нередко путём как сложных комбинаций, так и жертв - пешек, фигур - ради позиционного преимущества и, в конечном счёте, неотразимой атаки. Да и при любых условиях фигуры и пешки неизбежно исчезают с доски, отыграв свою роль, лучше или хуже, главное - для достижения любой ценой конечного результата.
Нет, природа играет не в такие шахматы - при одновременной игре на мириадах досок - сошедшие с одной доски фигуры и пешки тихо перекочевывают на другую, и далеко не всегда партии повторяются точь-в-точь как предыдущие - какой-нибудь иной ход уводит развитие партии в сторону. Но когда от космических абстракций мы обращаемся к тому, что прямо или косвенно связано с нашей жизнью, то человеческому сознанию невозможно признать все жертвы целесообразными, оправданными. Ветхозаветная книга Иова проникновенно говорит об этом, и к ней мы ещё вернёмся.
“И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть, и равнодушная природа красою вечною сиять”. Так вот в чём вопрос: впрямь ли “равнодушная природа” совершенно безразлична к собственному саморазрушению в глобальных масштабах? кажется, никому и ничему не удастся уйти от вездесущей дьявольской силы, и, рано или поздно он, Дьявол одерживает победу, только для него всемирная игра беспроигрышна. Так кажется порой... а на самом деле?
Но, может быть, доминирует пресловутое “цель оправдывает средства”? О, если бы нам известна была цель? Иначе говоря, можно ли поставить телеологию на научную основу, отрешившись от любых религиозных, этических, мистических облачений в определении такой цели? В той картине мира, в которую я всматриваюсь, и которую, очевидно, воспринимаю по-своему, в мире монад - цель всегда одна: при первой возможности возрастание Ин, и, опять-таки, при первой возможности разрушение любой монады для этой цели.
Монадная гипотеза, основные положения которой я в общих чертах набросал, так же, как любая другая, имеет право на существование, если не противоречит действительности - как минимум, и проясняет, увязывает, прогнозирует происходящие процессы и явления. Насколько отвечает моя гипотеза этим требованиям - судить не мне, однако я старался и буду стараться в последующих частях книги доказывать её применимость ко многим областям бытия, доступным нашим чувствам непосредственно или как результаты достоверных наблюдений, исследований.
Не скрою, что самое трудное здесь - проследить или установить связь между - в терминологии некоторых философских школ - физическим и психическим; в более близком мне словесном обрамлении - между душами монад и их воплощением и судьбой.