Шуни или «Так надо»

Такого слова - Шуня - с прописной или заглавной буквы нет ни в одном словаре, это имя собственное, уменьшительное, вроде Алик, Нюра, Гоша. Так в коллективе проектного института, в котором я работал в 50-60-е годы, звали одного из сотрудников. В этот период в стране, то есть в СССР, и в мире происходили разные события, на которые, по убеждению тогдашних заскорузлых официальных идеологов - народ должен был гласно реагировать. Граждане старших поколений наверное помнят, как это осуществлялось. В обеденный перерыв, а то и в рабочее время объявлялся всеобщий сбор: на заводе - в просторном цехе, в учебном заведении и в относительно солидном учреждении - в актовом зале, а в других местах народ набивался в самое большое помещение с импровизированной трибуной, которую у нас тотчас занимал упомянутый Шуня.

Он, по бытовавшему тогда выражению, всегда был "в курсе дела", читал газеты, слушал радио, разумеется, родное, а главное - был абсолютно благонадёжен, по крайней мере, наружно. И ещё одно немаловажное достоинство; ему не нужно было растолковывать, что говорить по тому или иному поводу, понимал с полуслова, тем более, что всё сводилось к тому, чтобы осуждать и превозносить. "Мерзкая антипартийная клика Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова уже не помешает нашему дорогому, горячо любимому Никите Сергеевичу..." Правда, через какое-то время тот же Шуня на той же трибуне: "Волюнтаристские выкрутасы Хрущева пагубно сказались на ..." То " Руки прочь от братского Китая", а после: " Эти лицемерные лжемарксисты из Пекина..." Тут же предлагалось проголосовать за подготовленную резолюцию, принимаемую, понятно, единогласно. Шуня вдохновенно клеймил: самозванного правителя Катанги Чомбе; чилийского диктатора Пиночета - а, может, последнего уже позже, другой Шуня, германских реваншистов; буржуазных националистов; израильских агрессоров; диверсантов, забросивших нам колорадских жуков; голоса "из-за бугра"... Но непременно при этом славил нашу миролюбивую политику, невероятные достижения в промышленности и в сельском хозяйстве. Справедливости ради: действительно было чем гордиться у нас в стране, и порицать определённые негативные явления и тенденции за рубежом, но красноречие Шуни с явными перехлёстами в конечном счёте порождало здоровый скептицизм и вызывало обратный эффект.

Подобные Шуни, однако, всегда под рукой у тех, кто готов кинуться исполнять любой идущий сверху пропагандистский заказ, не думая о том, что порой, по выражению Козьмы Пруткова, "усердие превозмогает рассудок". Вспоминая собственно Шуню, не уверен, чтобы такое усердие как-то особенно поощрялось. Это было какое-то, я бы сказал, добровольно-сладостное холопство. Нечто вроде конформизма, буквально соглашательства с диктуемым свыше, доведенное до абсурда. В отечественном варианте можно привести простодушное признание няни Татьяны Лариной "бывало слово барской воли..."

И уже в новое время горькие строки поэта Бориса Пастернака: " Когда я устаю от пустозвонства во все века вертевшихся льстецов.." Подобные Шуне нередко проявлялись как классические подхалимы, лизоблюды, стукачи, так сказать, по призванию, и такого рода причастность к власть имущим служила для них едва ли не высшим вознаграждением. Я бы воздержался объявлять таковые проявления тем, что именуется чертой национального характера, хотя минувшие перипетии истории немало тому способствовали. Впрочем, не менее силен был и бунтарский дух, тяга к свободе во всех проявлениях, и всё, на мой взгляд, зависело, в основном, от чувства человеческого достоинства, по-своему понимаемого каждым индивидом. И при всех переменах - и в мире, и в нашей нынешней державе, Украине, поневоле приходишь к выводу, что "Шуня", как нарицательное понятие, пожалуй, бессмертен, добро бы это относилось, скажем, только к дикторам телевиденья или радио - им положено озвучивать заготовленное, разве что интонация порой выдаёт верноподданнический восторг. Но иной говорящий вроде бы "от себя" - обозреватель, министр, а то и депутат Верховного Совета лезет, как говорится, из кожи вон, доказывая как всё замечательно "под мудрым руководством", и попутно клеймя тех, кто это оспаривает или даже сомневается. Закрадывается озорная мысль: а в семейном или проверенном дружеском кругу крутится, как говорили прежде, "та же пластинка"?

Сказанное, увы, относится и к пишущей братии, к которой подходит известное присловье: "нанялся - продался". Может быть, в каждом случае следует учесть, взвесить - насколько рукой журналиста водило доминирующее в душе беспринципное "шуньство" или сознание того, что провал семейного бюджета приведет в непоправимому.

А возможно срабатывает психологический феномен, блокирующий все сомнения по некогда провозглашенному теологичесному принципу "верую, ибо нелепо". Полное отсутствие критического мышления во имя легкости того, что называется "плыть по течению". Кто-то внушительно говорит: - "Так надо!" - и рассуждать не приходится. Возможный пример голосования на выборах, где-нибудь в воинской части, учебном заведении, в селе начальство объявляет: "вот за этого кандидата, поняли? Так надо!" - и дело с концом. По той де нехитрой методике можно запросто из сотни интервьюируемых по актуальным политическим или социальным проблемам, из писем читателей газет, звонков слушателей радио, телезрителей - отобрать десяток-другой "шунь", готовых со всем пылом восхищаться настоящим, предвосхищающим "светлое будущее", и попутно гневно осуждать всех тех, кто с этим не согласен. Мне доводилось - и в былые времена, и нынче вступать в полемику со знакомыми и случайными незнакомцами по вопросам не только политики, но морали, религии, науки - нередко с порога отвергались любые аргументы, доводы, даже неопровержимые факты.

Разумеется, сказанное ни в коей мере не должно послужить упреком автору этих строк, что его суждения - это, как говорится, "истина в последней инстанции". Все дело в способности, и, главное, желании прислушаться к тому, что несомненно опирается на фактическое положение вещей. Гротескная иллюстрация отстаивания высказанной чуши в эпизоде из романа "Золотой теленок" Ильфа и Петрова, книги, которую многие, если не читали, то смотрели на экране отснятое на ее основе.

Авторы книги - по рождению и воспитанию - одесситы, и место действия - условный Черноморск ~ безусловно Одесса рубежа тридцатах годов XX века. На приморском бульваре собирались преклонных лет "пикейные жилеты". "Пике" - от французского, буквально "стеганый" - двойная хлопчатобумажная ткань, и жилеты из такой ткани были впору пожилым в южном влажном климате. Обсуждались свежие политические новости, и, между прочим, собравшиеся единодушны были в одном: вскоре Черноморск должны объявить вольным городом. Но вот один из "пикейных жилетов" сообщает вроде бы только что вычитанное из газеты: "Ганди приехал в Данди". Нелишни, думается, краткие пояснения. Мохандас Карамчанд Ганди — лидер борьбы за независимость Индии от британских колонизаторов, причем ненасильственными методами. Данди - городок в Шотландии, на берегу Северного моря. Скорее всего, посещая метрополию, Ганди бывал преимущественно в Лондоне, и фраза с рифмованным созвучием придумана авторами юмористического произведения.

Итак, старик, у которого в голове застряли избитые сентенции, глубокомысленно произносит: "Ганди - это голова..." Продолжил задумчиво: " И Данди - голова..." Однако кто-то из слушателей спохватился и заявил, что Данди - город, и потому головой быть не может. Разгорелся горячий спор. Часть собравшихся поддержала справедливое замечание относительно Данди, но часть других, как сказано в романе "с сумасшедшим упорством доказывала обратное". Когда с пафосом утверждается, что черное - белое, а белое - черное, задумываешься: как это понимать? Срабатывает "синдром Шуни"? Раз "так надо", то полагается держаться усвоенного, хотя бы "с сумасшедшим упорством". Возможно, согласные с изложенным, попробуют решить, кого персонально сегодня можно у нас причислить к последователям описанного Шуни.

Григорий ФИЛАНОВСКИЙ
Газета «Народная Справедливость»
№ 43, октябрь 2002 года

на главную
наверх

Дизайн: Алексей Ветринский