Если когда-нибудь, где-нибудь создадут необъятный музей "XX век", признанный одним или самым решающим в человеческой истории, может, в неприметном уголке какой-нибудь чересчур любознательный посетитель, что всерьёз задумал, если не объять необъятное, то из мозаики узнанного представить поглубже — что же в этом веке творилось на самом деле, прочтет и оставленное мной. Как-то в своем опусе я отмечал, что от Геродота до обстоятельных книг по истории — всеобщей, народа, государства, определённой эпохи — и в той или иной степени очищенной от мифологизированных наслоений, с максимальным привлечением записей хроникёров, летописцев, документов — особенно нового времени; — всё же по аналогии с макро- и микромиром — можно сказать — макроистория. На первом плане, стоявшие на вершинах власти — цари, короли, султаны, эмиры, вожди, президенты, премьеры; выделяются им противостоящие мятежники; отмечаются религиозные лидеры; упоминаются внесшие вклад в литературу, разные сферы искусства, науку. И укрупненно повествуется о жизни большинства людей, может, особо бытовые детали, опять же — из описываемого сочинителями. А если б, ничего не выдумывая, подробно рассказал о своей жизни, отношении к тому, что он пережил, узнал, постиг —— допустим, живущий в Древнем Египте обыкновенный житель двадцатого века, но до нашей эры; или в ту же эпоху в Китае, Индии, а то и на Американском континенте — или тогда туда не ступала нога человека. То же относится к гипотетической автобиографии мыслящего обитателя каждого континента в любую эпоху.
Так, полагаю, открылся бы и тот исторический микромир, в конечном счёте определяющий, как самоорганизующаяся из атомов материя во всей природе — происходящее, — то, что происходило и происходит с человечеством по закономерностям, о которых мы разве что смутно догадываемся. Конечно, в отличие от структур микромира, многозначность каждой человеческой личности делает бессмысленным сугубо статистический подход к историческим событиям, и правомерно ли, так сказать, интегрирование историками индивидуальных человеческих особей подобно населяющим муравейники неотличимым друг от друга насекомым. И всё же — внимательный и вдумчивый энтомолог может многое понять, наблюдая за муравьем, неощутимо для последнего меченым. Может, и автор этих строк также отмечен — будем считать, даром по-своему отразить век, в котором довелось прожить — в том, что запечатлено на бумаге, на сайте, в том числе — об одном из необыкновенных учёных, отчасти XIX, но и XX века.
Из послесловия к сборнику, очевидно избранного из огромного наследия учёного Макса Планка "Единство физической картины мира" — вехи его биографии. В своей "Научной автобиографии", написанной за несколько месяцев до смерти (то есть, когда Планку шел девяностый год), он свидетельствует, что научное обучение в классической Максимиллиановской гимназии (в Мюнхене) было поставлено очень хорошо. Так он вспоминает уроки Германа Мюллера "общительного, проницательного, остроумного человека, умевшего на ярких примерах объяснить смысл тех физических законов, о которых он нам, ученикам говорил". Планк приводит и один из примеров: "Незабываем для меня рассказ Мюллера о том, как каменщик с трудом втаскивает на крышу дома тяжелую черепицу. Работа, которую он при этом совершает не теряется, она полностью сохраняется, возможно на долгие годы, до тех пор, пока в один прекрасный день эта черепица, может быть, сорвется и свалится кому-нибудь на голову".
Казалось бы, незамысловатая научная притча. Но что кроется за этим, даже не назовёшь смелым, разве что озорным примером? Связь, не станем сходу утверждать — между материальным и духовным, но — между абстрактным, отвлеченным, умозрительным, недействительностью мироздания, миропорядка. Собственно, не здесь ли тот, что называется, камень преткновения, который по-разному стремились преодолеть или объяснить мыслители из поколений гомо сапиенс? Эта связь зашифровывалась в мифы и басни, эпизоды "священных" книг и законы, регулирующие человеческие взаимоотношения, писаные и неписаные. И, можно сказать, заразила тем стремлением мышление учёных, то есть ищущих опять же вроде бы отвлеченные закономерности, которым подчиняется всё, происходящее в мире. Если говорить об истоках такого, скажем так, научного мышления, то повторю то, что в "Ранней ягоде" писал о Пифагоре и его школе. Миром управляют числа, только остаётся — ни много, ни мало — постичь — как они управляют, каким образом. Оказывается, на примере простого треугольника — фокус в том, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы, однако это не очевидно, и можно доказать логически и математически. Для пифагорцев определённые соотношения чисел знаменуют воплощенную гармонию — в небесной сфере или в музыкальном строе. И, в общем, совсем немного — сравнительно с возрастом, если не вселенной — принимая гипотезу о точке отсчёта, то даже появление вида гомо на планете, до и начала трансформации в гомо сапиенс — с полулегендарной жизни Пифагора — каких-нибудь примерно двадцать пять веков, всего раз в тридцать больше, чем продолжительность моей жизни до дня нынешнего, — и каких невероятных высот достигла и наука не без активного привлечения "чисел", математики, и музыка, когда "числа" частот — волновых колебаний, которые мы, люди, слышим в диапазоне от 16 Гц до 20 кГц".
Гц — герц, в честь Генриха Герца — судьба которого пересекалась с судьбой Макса Планка, но об этом отдельно. Продолжим цитирование краткой биографии Планка. "Влияние любимого учителя безусловно сказалось в том, что Планк посвятил себя изучению физики и математики. Впрочем, на этот шаг он решился не без серьёзных колебаний: у него была ещё одна страсть — музыка... Юного Планка естественно волновал вопрос: а не стать ли ему пианистом?.. Впоследствии Планк пользовался репутацией блестящего пианиста и знатока классический музыки. Он даже читал лекции по теории музыки в Берлинском университете. Интересно также, что первой его печатной работой была... "Темперированная нормальная гамма", как следствие увлечения Бахом, которое он пронёс через всю свою долгую жизнь".
Как водится, вклинивается моё "лирическое отступление", размышления, фантазирование вокруг темы, сейчас меня захватившей. Я уже в достаточно зрелом возрасте пришёл к Иоганну Себастьяну Баху, в моей грампластиночной фонотеке, собираемой в 60-70-х годах XX века, десятки разных произведений Баха, в том числе "Хорошо темперированный клавир", время от времени прослушиваю эти пластинки. Как я понимаю, прообраз современного фортепиано, рояля — во времена Баха совершенствовался настолько, что звучание каждой ноты соответствовало идеальной — пусть для нашего, человеческого восприятия органов слуха — гармонии, регулируемой соотношением "чисел" — колебаний звуковых частот в единицу времени. А если под знаком моей монадологии — то монады, может, начиная с бесконечно-малых, но всё же действительных — в сигмонадном звучании "клавира", или в голосах других музыкальных инструментов, как и человеческих голосов, гармонизируемых при пении, — в свою очередь, воплощаются в те сигмонадные вариации, что столь разнообразны в исполнении "Хорошо темперированного клавира", и всё усложняющейся с эпохи Баха структуры и языка разнообразных музыкальных произведений.
И — пусть вовсе гипотетическое — не вызревала ли в мышлении Макса Планка при углублении в построение физики нового времени, живущими в тех же землях его коллегами — о самых — назову снова бесконечно-конечных — в числах — монадах — квантах энергии? Идея, основополагающая в физике нового времени, и в какой-то мере вызвавшая к жизни теорию относительности Эйнштейна, увязавшую мыслительные абстракции многих веков — пространство, время, материю, энергию — в ту ткань, из которой скроено всё сущее. И далее — фантазирую — мне позволено— возможно эти монадные кванты энергии по принципу самоорганизации образуют сигмонады— уже материальные, или частично таковые, как электрон. И в структуре с другими элементарными частицами уже вполне материальные атомы, впрочем, управляющие "числа", верней, законы существования любых монад и сигмонад, разве что усложняются, для ученых порой вплоть до непостижимости.
И снова — из биографии Планка. " В связи со смертью Кирхгофа в Берлинском университете освободилась незадолго перед тем созданная кафедра теоретической физики. Гельмгольц в качестве возможной замены, предложил кандидатуры Герца и Планка. Но Герц отказался от шумного Берлина, решив занять кафедру в Бонне. Тогда Гельмгольц настоял, чтобы пригласили Планка. Эта кандидатура оказалась на редкость удачной. Планк утвердился в Берлинском университете более, чем на четыре десятилетия... В своё время между студентом Планком и профессором Жолли имел место примечательный разговор. Планк, намеревавшийся посвятить себя теоретической физике, спросил, что думает об этом его профессор. Жолли считал, что с открытием закона сохранения энергии физика как наука, в основном себя исчерпала. Он воскликнул: "Молодой человек, зачем вы хотите испортить себе жизнь? Ведь теоретическая физика уже закончена, дифференциальные уравнения решены, остаётся рассмотреть отдельные частные случаи... Стоит ли браться за такое бесперспективное дело?"
Впрочем, в то время так думали многие, даже мудрый Дж.Дж. Томсон, президент Королевского общества. В речи, произнесенной буквально за несколько дней до конца века, уже после открытия радиоактивности, рентгеновских лучей и им самим — электрона, Томсон заявил, что наука вошла в спокойную гавань, разрешила все кардинальные вопросы, осталось лишь уточнять детали". Ах, эти "детали", эти небольшие, казалось бы, неувязочки — со скоростью света и её конечностью, с нюансами энергетических действий на микроуровне, одним словом, прошлифовать те "чуть-чуть", что не вписывались в почти завершенную и весьма внушительную по масштабам и структуре картину миропорядка. Нет, наверное, недаром в запевах своей "Ранней ягоды" посвятил столько внимания этому "чуть-чуть", на поверку столь существенных, начиная от свойств и возможностей атома в зависимости от дополнительной или недостающей парочки элементарных частиц, или сравнительно ничтожных легирующих добавок в металлические сплавы, и кончая гомеопатическими дозами витаминов, ядов или даже таких молекулярных сочетаниях в генах, обуславливающих и черты характера, и потенциальную талантливость личности в той или иной области творчества. А уж о роли личности в истории — не только стоящего на вершинах власти, но — поэта, живописца, и — всё больше — учёного, что стало совсем ясно в минувшем XX веке. А "Конец века не предвещал ничего тревожного. Спокойно и размеренно текла жизнь в тихих лабораториях. Никому даже не грезилось, что, как потом скажет Планк, так близка "эпоха научных боёв", "бури и натиска" (это уже из лозунга юных Гёте и Шиллера), что физика на пороге небывало мучительной ломки и потрясения самих своих основ".
Драматической, во многом трагической была судьба как человека — потеря самых родных — жены, детей Макса Планка, и не менее драматичной, смею заметить, как в музыке композиторов после эпохи Иоганна Себастьяна Баха, возможно и начиная с его сыновей, — та, можно сказать, научная симфония, основные темы которой вызревали в сознании или, лучше сказать, в душе великого подвижника науки нового времени. Универсальная постоянная наименьшего кванта действия, обозначенная латинской буквой h, — как эта абстрактная категория, это "число" проявляет себя в реальности, в природе, в действительности? Из статьи самого Планка: "Теперь, когда был окончательно установлен смысл кванта действия для связи между энтропией и вероятностью, оставался ещё полностью неясным вопрос о той роли, которую играет эта новая константа в закономерностях физических процессов. Поэтому я тогда же попытался как-то ввести h в рамки классической теории. Однако, вопреки всем таким попыткам, эта величина оказалась весьма строптивой. До тех пор, пока её можно было рассматривать как бесконечно малую, т.е. при больших энергиях и при медленных изменений во времени, всё было в полном порядке. В общем случае, однако, в том или ином месте возникала зияющая трещина, которая тем сильнее бросалась в глаза, чем более быстрыми были рассматриваемые колебания. Провал всех попыток перекинуть мост через эту пропасть вскоре не оставил более никаких сомнений в том, что квант действия играет фундаментальную роль в атомной физике, и с его появлением в физической науке наступила новая эпоха, ибо в нём заложено нечто, до того времени неслыханное, что призвано радикально преобразить наше физическое мышление, построенное на понятии непрерывности всех причинных связей с тех самых пор, как Ньютоном и Лейбницем было создано исчисление бесконечно малых".
То, что авторы, верней, творцы дифференциального исчисления как одного из фундаментальных инструментов математики и её применении в ряде точных наук Ньютон, и Лейбниц — неоспоримо, и спор о приоритете, так сказать, на национальной почве между соотечественниками того и другого — теперь лишь в подробностях истории науки. Однако, я высказывался в каком-то опусе — эти бесконечно малые и Ньютоном и Лейбницем представлялись, так мне кажется, по-разному. Для Ньютона это было эффективным оружием в арсенале математики для решения определенных тактических или стратегических задач, как, скажем, геометрия Эвклида в античную эпоху, алгебра в основном с ХVІ века, и не случайно Пушкин вложил в уста Сальери стремление или уверенность, что "поверил алгеброй гармонию", ну это, можно сказать, на уровне хорошо темперированного клавира как инструмента, но отнюдь не для того, чтобы в своём творчестве подняться до высот Баха или Моцарта. И дифференциальное исчисление — замечательное подспорье, без которого невозможно было бы решение многих научных или технических задач.
Для Лейбница — так я представляю себе — бесконечно малая величина — нечто вроде зародыша монады, или потенциальной её составляющей — при определённом сочетании, структурировании совместимых микромонад; способных интегрироваться — и введенный Лейбницем знак интеграла совсем сродни скрипичному ключу в нотах — знаменательно ли? А квант действия Планка — получается — не абстрактная бесконечно малая, как дифференциал, непрерывно и неразрывно связанный в условности причинно-следственной зависимости, но что-то отдельное, автономное, монада сама по себе, да и то, что пусть не материя, даже в элементарных частицах, но энергия не делится до бесконечности, как, допустим, в наималейшем промежутке времени на электросчётчике — это как-то не укладывалось в сознании, и — тем не менее — доказано — такой вот квант действия, и каким-то образом должен вписаться в классические физические представления столь успешного для этой науки, её развития и совершенствования в XIX веке.
"Мои тщетные попытки как-то ввести квант действия в классическую теорию продолжались в течение ряда лет и стоили мне немалых трудов. Некоторые из моих коллег усматривали в этом своего рода трагедию..." Трудно сказать, в какую эпоху существования гомо сапиенс в душах людей глубоко чувствующих неповторимую радость полноты своей осознаваемой сопричастности ко всему сущему, всё явственней проступала горечь не соответствия своей судьбы некому истинному предназначению, и только ли своей — бессмысленная толпа, в которую я затесался с рождения, и по какой-то избитой дороге влечет с собой — не вырваться, разве что вопить — куда вы? задержитесь, пробудитесь! Эти трагические ноты звучат в отчаянье Будды, воплях библейских пророков, сетованиях Иисуса, страданиях героев античных мифов; а в новое время, как мне сдаётся, после погруженного в высшую гармонию Баха даже в его "Страстях по Матфею" и по Иоанну, и порой слегка омраченного у Моцарта — уже во весь голос слышатся у Бетховена, просматриваются в живописи позапрошлого века, русской, реалистической; и, может, ухода от невыразимости в абстракционизм, прорывают колоссальное жизнелюбие Льва Толстого, прячутся за безжалостной грустью Чехова, рыдают в музыке Шостаковича... изложенные невнятности у меня вырываются наверное подобно возгласам рыдающего от внезапно настигшего непоправимого горя...
Опять же — с каких пор наши предки — в истории человечества совсем не такие уж далёкие, начали задумываться над тем — а в каком мире мы живём? Что управляет, движет, создаёт и рушит всё сущее? И если поначалу акцент был на том, чтобы уяснив это, подладиться под так или иначе растолкование миротворцами, основателями религиозных систем и комплекса жизненных правил для верующих — обрядности, жертвенности и различных суеверий, — то приоритетность достоверности, может сперва как условный рефлекс самосохранения, присущий живому, — как, скажем так, безусловный, сделался движущей силой научного познания мироздания, того, что в нём таится, но постижимо в конечном счёте. Но эволюционный принцип необходимого и достаточного — не раз проходящий красной нитью в моих опусах — как гарантия жизнестойкости при достижении гармоничного совершенства данной монады — от атома до вида растения или животного, — делает своё дело и в человеческом мышлении, и проявлении консерватизма при достижении какой-то условной ясности в понимании того, что происходит в действительности, присуще, как показывает и история науки, не только многим учёным, совершившим выдающиеся открытия; по отношению к новаторским идеям, гипотезам и даже фактам, но эти тормозящие ингибиторы сродни тем, что в сознании верующих отвергают какие бы то ни было сомнения в предельной истинности положений даже концепционных постулатов.
И преодоление этого, я бы назвал, героическое, в высшей степени у Макса Планка, того, повторю, что по отношению к Канту, сказал соотечественник философ Ясперс, правда, как я понимаю, в его философском понимании человеческого существования науки занимает далеко не почётное место, но выражение "интеллектуальная честность" — по- моему, относится к Планку, как вероятно к немногим подвижникам-мыслителям. И то, что для коллег Планка представилось трагедией в том смысле, что неразрешимость проблемы ставила учёного в тупик. "Но я был другого мнения об этом, потому что польза, которую я извлекал из этого углубленного анализа, была весьма значительной. Ведь теперь я точно знал, что квант действия играет в физике гораздо большую роль, чем я вначале был склонен считать, и благодаря этому полностью осознал то, что при разработке атомистических проблем необходимы совершенно новые методы рассмотрения".
В сборнике, вышедшем в СССР в 1958 году — столетию со дня рождения Макса Планка — статья Льва Ландау "Теория квант от Макса Планка до наших дней". "Планк ввел в физику, если можно так выразиться, нелогичность. Однако нелогичность эта в физике продержалась двадцать семь лет, в течение которых основы физики, по существу, противоречили элементарной логике, и окончательно уяснить картину, восстановить логичность удалось лишь позднее". Автор, так сказать, не биографического, а научного послесловия к сборнику некоторых статей Планка — замечательный популяризатор физики нового времени Б.Кузнецов, дополняет высказывание Ландау: "Нелогичность" концепции излучения абсолютно черного тела была предвосхищена неклассической логически замкнутой теории. К ней привело открытие дискретности электромагнитного поля (не только актов излучения, но и самого излученного поля) в работе Эйнштейна, которая содержала концепцию квантов света, получившие впоследствии название фотонов. Далее, созданная Бором квантовая модель атома, в которой электроны, переходя с одной орбиты на другую, излучают фотоны. Наконец — открытия 1924-27 годов, создавшие квантовую механику".
В сборнике статей, где Планк выступает преимущественно как популяризатор и, можно сказать, апологет науки вообще и — физики нового времени особенно, вспоминаются более сотни имен людей, в этой духовной сфере подвизающихся — от античной эпохи до своих младших современников, причём акцентируя на их заслугах в постижении мироустройства, и как бы между прочим сожалея о том, что заставляло некоторых останавливаться на полпути, и восхищаясь смелостью прокладывающих новые методы познания, в частности, намеченные им самим. Мы остановились в цитировании статьи Планка на том, что "... при разработке атомистических проблем необходимы совершенно новые методы рассмотрения..." И затем: " Развитию таких методов, в которых я сам уже, конечно, не мог принимать участие, послужили прежде всего работы Нильса Бора и Эрвина Шредингера. Своей моделью атома и своим принципом соответствия Бор заложил основы разумной связи квантовой и классической теорий, Шредингер же создал с помощью дифференциального уравнения волновую механику и этим установил дуализм волн и частиц". Подумалось, как автору фантастики в былом — а не воплотились ли здесь дифференциальные монады Лейбница — духовно-материальные — в ту реальность, что зеркально отражает действительность в сознании?..
"В то время как таким образом квантовая теория всё в большей степени оказывалась в центре моих научных интересов, присоединился ещё один принцип, который ввел меня в новый круг идей. В 1905 году в "Annalen der physik" появилась статья А. Эйнштейна, содержащая новые идеи теории относительности, появление которой тотчас живо меня заинтересовало". Не помню, где я вычитал упоминание о личной встрече Макса Планка и Альберта Эйнштейна. Допустим, это произошло вскоре, через год-другой после упомянутой публикации, кстати, весьма скептически, чтоб не сказать, незамеченной — встречена подавляющим большинством ведущих учёных-физиков. Нетрудно представить — насколько разными были эти люди. Правда, как замечается в послесловии биографическом: "Первым, кто принял кванты Планка всерьёз" был молодой Эйнштейн. Итак "Макс-Карл-Эрнст-Людвиг Планк родился 24 апреля 1858 года в Киле. Стародворянская семья фон Планков дала Пруссии не одно поколение чиновников, офицеров и профессоров. Профессорами были прадед и дед учёного, профессорами стали его дядя и отец. Дед преподавал теологию в Геттингентском университете. Не тогда ли, когда там учился "Ленский, с душою прямо геттингентского". К моменту встречи Планку около 50 лет, но признание величайшего вклада в понимание сущности происходящего в микромире пришло далеко не сразу, и Нобелевская премия была дана шестидесятилетнему Планку. А в конце первого года двадцатого века он — "Худощавый, лысеющий, негромким профессорским голосом докладывал с кафедры о новой формуле излучения. Ни сам Планк, ни его слушатели не понимали важности, а точнее — всей грандиозности происходящего. Доклад назывался: "К теории закона распределения энергии в нормальном спектре". Казалось, узкий круг лиц, причастных к спектроскопии, обсуждает довольно узкий вопрос..."
Глядя из XXI века можно полагать, что был перейден рубеж, когда новое время — узаконенное понятие — сменилось, скажем так, — новейшим. А до нового времени тихо высказанное Коперником о замене геоцентрической системы — тогда почти мироздания — гелиоцентрической, принятая, как верная, Галилеем — жестко сказалась на судьбе итальянского учёного, и ещё не одно десятилетие немногочисленные, принявшие истинность утверждения Коперника, сделали её общепринятой. Но в XX веке Нильс Бор, Эрвин Шредингер, Альберт Эйнштейн, Вернер Гейзенберг, Луи де Бройль, Поль Дирак и другие развили всесторонне представление о том, каков микромир в одном из фундаментальных направлений физики, по праву именуемой квантовой; во многом начисто лишенной наглядности и рисуемое в основном "числами", но без неё на практике вряд ли произошло бы высвобождение атомной энергии. Параллельно в новейшее время подлинное научное открытие в разветвленной научной среде пользуется таким же вниманием как бестселлеры у неутолимых читателей.
Но мы прервались на том, каким был Планк, когда к нему явился Эйнштейн. Нет, должно быть, недаром столько замечательных музыкантов, верней, композиторов, философов, учёных дала Германия нового времени, и Гётевский Фауст им предтеча; и неведомо — какие земли прошли многие поколения предков Эйнштейна прежде, чем осесть в Германии, но интеллектуальная составляющая жизни этого богоизбранного народа — в смысле не сугубо религиозном, а причастности к высшему назначению человека и принятия душой этого назначения, уже в новейшее время обернулась более чем серьёзным вкладом именно еврейских ученых в науку переломной для неё эпохи, и в частности в физике микромира. Такой особенный образ мышления был, как мне представляется, у моего дедушки Менделя, и, возможно, цветастые отголоски этого проскальзывают в том, что я сочиняю, наверное, столь же замкнуто, как в своём общении со Всевышним мои предки — не на показ, а для душевной гармонии при всех испытаниях, выпадавших на их долю.
В документальном рассказе о встрече Эйнштейна и Планка в его доме, между прочим упоминается, что после беседы о возникших невероятных проблемах — очерченных физикой, но выходящей за её рамки в понимании сущности мироустройства, собеседники сыграли какую-то скрипичную сонату, — скрипичная партия Альберта Эйнштейна — любимого ли Планком Баха или Эйнштейном Моцарта, а в моём воображении Гайдна или Генделя. В статье Планка, приуроченой к семидесятилетию Арнольда Зоммерфельда — надо ли перечислять для непосвященных — что внёс в обновляемую физику этот человек, — знаменательные такие строки: "Но внимательный наблюдатель не может не заметить, что в духовной мастерской Зоммерфельда, наряду с математически точным восприятием физической действительности, звучит ещё один тихий мотив. Источник его коренится в более далёкой области, базируясь на эстетике, и встречается у наиболее богатых идеями естествоиспытателей всех времен — от Пифагора до Бора. Речь идёт о таинственной прелести гармонии и законченности ясности картины, открывающейся творческому воображению учёного, когда он пытается охватить мыслью всю совокупность явлений природы..."
Метафорически, подобно тому, как в формуле теории относительности сошлись взаимосвязанно казалось бы абстрагированные до того понятия — пространство, время, материя, энергия, и в человеческом мышлении, отражающем действительность, издревле и всё явственнее становилась родственная связь таких сторон существования и развития гомо сапиенс, как искусство, наука, экономика, политика, причём далеко не однозначная. Как прочувствовать, насколько в науке нового времени, у её создателей доминирует интуитивное, или, если на то пошло, иррациональное? Так же, как в современном искусстве логически выверенное, компьютерное что ли. И экономика, если низвести эту категорию к стимулам материального благополучия, захватила или, лучше сказать, заразила, пускай отчасти, творческие личности в различных областях деятельности. На юбилее — когда Планку исполнилось 60 лет, "Характеризуя юбиляра, Эйнштейн говорил, что различные учёные — жрецы храма науки". В данном контексте вполне уместно сравнение со "жрецами" — священнослужителями едва ли не всех религиозных направлений — по критериям мотивов их служения. "Одни подвизаются в нём из честолюбия, других влекут цели утилитарные.... Если бы посланный Богом ангел пришёл и изгнал из храма как тех, так и других, то храм бы катастрофически опустел. Остались бы лишь немногие из числа ныне живущих и наших предшественников. Но среди них был бы Макс Планк, и за это мы его любим".
Достижения науки недавнего времени, как никогда прежде, продемонстрировали человечеству возможность способствовать рождению новых технологий, технических средств, намного повышающих доступность для многих миллионов людей благосостояния — материального и духовного, возможность самореализации. Но присущий нашему брату эгоцентризм, жажда власти, в том числе с идеологической подоплекой, это человеческое в основном со знаком минус — не обходит и гуманитарную, и научную сферы, и так или иначе сказывается на людях науки, их мировоззрении, их судьбах и в XX веке — хотя бы на примере самоуглубленного и в общем чуждого политике — не в лучшем смысле слова — Макса Планка. И не только музыка была его серьёзным увлечением. В молодости "каникулярное время он обычно проводил в путешествиях. Этот тихий и застенчивый человек увлекался, как и его учитель Гельмгольц, альпинизмом. Карабкаться по скалам, подчас с риском для жизни, " в этом была и физическая разрядка, и потребность души. Планк любил преодолевать трудности. Рассказывают, что незадолго до своего великого открытия он поднялся на самую высокую и труднодоступную в своей альпинистской практике горную вершину".
Планк прожил почти всю первую половину XX века, и как учёный, более того, физик-теоретик, свободный от необходимости практического выхода своих исследований, материально независимый, вроде был застрахован от политики в её отвратительной сущности и трагических последствий для миллионов жителей планеты в эти годы. Первая мировая война; под Верденом — кровавым сражением германской и французской армий, погиб старший сын Карл. И тогда же Германия начала применять на фронте отравляющие вещества. А выработкой их ведал один из главных организаторов военно-химической промышленности Германии Фриц Габер. Его судьба — выразительный пример сплетения науки с экономикой и политикой. Применение химических отравляющих веществ было запрещено в войнах международной конвенцией 1925 года, так же, впрочем, как и куда более эффективное, как смертоносное, атомное оружие — о нём и его создателях — позже, — что, впрочем, не даёт абсолютных гарантий неприменения отчаянными тиранами, которым в руки попадает оружие массового поражения. Но тот же Фриц Габер был автором и организатором первого промышленного предприятия по выработке аммиака — основы азотных химических удобрений, без которых невозможно было бы достичь такого уровня урожайности сельскохозяйственных культур, что исключал катастрофическую нехватку продовольствия для резко возрастающего числа жителей Земли.
И, как вкратце говорится в энциклопедическом издании: " После 1-ой мировой войны Габер активно содействовал возрождению германской промышленности, особенно путём организации научных исследований, направленных к повышению военного потенциала Германии. После прихода фашистов к власти весной 1933 года эмигрировал в Англию". Почему? Да потому что еврей; моему поколению такое ой как знакомо... Цитирую без комментариев послесловие к сборнику статей Планка, вышедшему в СССР в 19б6 году: "Тайный советник (высокий чиновничий ранг) Планк был подавлен, сбит с толку; происходящее напоминало тяжелый бред. Поначалу он вообще ничего не понимал. Над ним тяготели сословные предрассудки. Он всегда далёк был от политики и не очень в ней разбирался. Когда началась первая мировая война, он, поддавшись шовинистической волне, повторял вильгельмовское лозунги о "долге перед отечеством", о "священной миссии" и даже поставил подпись под воззванием представителей немецких университетов. Эйнштейн, отказавшийся подписать этот насквозь шовинистический документ, заметил тогда, что " Планк понимает в политике столько же, сколько котёнок в "Отче наш.." С годами Планк не стал особенно прозорливее... Несмотря на преклонный возраст Планк оставался на посту непременного секретаря Академии и президента общества кайзера Вильгельма со всеми его тридцатью пятью институтами. Была ли это ошибка или тактический расчёт? Нет, это была инерция. Планк просто остался там, где был, как и миллионы его соотечественников, больших и маленьких".
Гитлер поклялся задушить "еврейскую физику". У фюрера были последователи, а может и вдохновители в этом плане — например, Филипп Ленард, нобелевский лауреат. "Тогда перед Планком сама собой означилась цель: защитить науку и лучших её представителей от человеконенавистнического "арийского параграфа". Он пытался отстаивать учёных общества кайзера Вильгельма, и весной 33 года был даже представлен по этому делу Гитлеру (который в этом году только пришёл к власти). Визит получился непродолжительным. Через четырнадцать лет Планк написал об этом несколько скупых страничек. Сначала Гитлер слушал молча. Потом началась истерика. Гитлер вопил, что Планк позорит Германию, что враги рейха должны быть истреблены и он, Гитлер, истребит их вместе с их заступниками. Он орал, топал ногами, вот-вот, казалось, он вцепится перепуганному ученому в горло. Вбежала охрана, решив, видно, что престарелый профессор душит дебелого фюрера".
С большой вероятностью можно считать, что ряд выдающихся учёных, работавших в области атомной физики, и вовремя покинувшие Германию и оккупированные страны Европы, — Шредингер, Бор, Ферми и другие — сделали возможным создание в США атомного оружия, и что, останься они в благоприятных условиях в Германии, сделали бы возможным обладание этим неслыханным по разрушительной мощности оружием гитлеровскую Германию в разгар войны в начале 40-х годов. Неизвестно, как понимал Сталин эту ситуацию, но отменил намечавшийся, как до того, по канонам диалектического марксизма разгром генетики — перспективного направления биологии — видимо дали ему понять, что аналогичная разруха своего рода "еврейской" физики в СССР может надолго притормозить создание атомной бомбы, и для политики это посерьезней, чем борьба с "безродными космополитами" в гуманитарной сфере. Хотя, определённые дискриминационные меры осуществлялись в отношении и учёных "лиц еврейской национальности", отстранен от руководства институтом Иоффе. И отказался от участия в атомном проекте академик Пётр Капица, как по слухам, сознательно тормозил в Германии накопление теоретических предпосылок для создания атомного оружия Вернер Гейзенберг; и, как я отмечал в одном из опусов, наш академик Владимир Фок, обогативший физику смелыми идеями, в том числе в интерпретации теории относительности, как и Планк, старался отстаивать от увольнения еврейских сотрудников своего института, не перед вождем непосредственно, но достаточно влиятельными блюстителями идеологии и проводниками курса КПСС на каждом этапе, и небезуспешны были старания Фока и в этом направлении.
Гений и злодейство — несовместимы ли в своих крайних выражениях — гениальных твореньях и убийствах невиновных, но что касается соотношения реализации своих творческих возможностей и — обозначим поскромней — порядочности, включающей в себя категорическое неприятие, что называется, сделок с совестью — тут диапазон весьма широк. И, как замечал Эйнштейн, среди современных ему учёных не так уж много подвижников в полном смысле, как, наверное, и в литературе, искусстве — личностей, для которых "цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех" — с материальной составляющей, и это вдобавок — может ещё реже, сочетается с моральными качествами высочайшей пробы. Не таким ли был Хендрик Лоренц, которому посвящена одна из статей в цитируемом сборнике. "Тем из нас, кому выпадала удача в последние годы, по тому или иному поводу, встречаться с Лоренцом, отчётливо представляют себе, вспоминая прошлое, его облик: невысокую, но пропорциональную фигуру, выразительный, выступающий вперёд лоб, светлые глаза, которые ясно говорили об остроте проницательного ума..." Не могу не прервать цитату, вспомнив о том, что по-моему, и не только по-моему — человеческие глаза, а, может, порой и глаза "братьев меньших" — не только орган зрения — в смысле как бы зеркального отражения всего, что попадает в поле зрения — для соответствующей реакции на увиденное. Но, по крайней мере, человеческий взгляд — это нечто большее, и в определённом опусе у меня немало примеров из литературной классики; и в жизни отмечал и отмечаю — и как глаза собеседника выражают его настроение, отношение к тому, с кем общается, и — думаю, жизненный опыт позволяет мне, может с известной долей вероятности — прочесть во встреченном взгляде даже незнакомца, скажем, недюжинный ум или непроходимую дурашливость, неутихающее озлобление, или Пушкинское: "Я любовников счастливых узнаю по их глазам: в них сияет пламень томный — наслаждений знак нескромный". И — из эпиграмм Роберта Бернса в переводе Маршака — "К портрету духовного лица": "Нет, у него не лживый взгляд, его глаза не лгут... Они правдиво говорят, что их владелец — плут!"
Продолжаю цитату: "...и вместе с тем излучали мягкий, покоряющий свет чистой, сердечной доброты, приветливость в сочетании с чувством собственного достоинства, отличавшую его обхождение и беседу, его необычайно разносторонние интересы и его поразительную память на большое и малое, его отзывчивый и симпатичный юмор и, наконец, как главное, внушавшую уважение просветленную гармоничность всего его существа — правдивое отображение его отношения к своей науке и к своим спутникам жизни". Не уверен, что, допустим, в романе, отражающем в судьбах ученых становление науки, физики недавней эпохи, или в аналогичном киносериале — личность Хендрика Лоренца, голландского учёного была бы представлена полней или глубже, чем в этой краткой и предельно ёмкой характеристике. Другое дело — научное наследие, разностороннее новаторство которого может оценить лишь специалист физик, достаточно эрудированный в разных аспектах этой науки. А из энциклопедической справки: "Лоренц Хендрик Антон (1853-1928), физик... Разработал электродинамику движущихся сред. Вывел преобразования, названные его именем. Близко подошёл к созданию теории относительности". Близко подошёл, но... Полагаю, уместно сопоставление с тем, что произошло в науке ХVІ века. Небесная механика своей открытой наглядностью позволяла описать её посредством, так сказать, "чисел", и Клавдий Птоломей, древнегреческий учёный, в начале нашей эры внёс немалый вклад в развитие математики, тригонометрии, исследовал оптические явления, в " Географии" дал сводку географических сведений античного мира. И разработал математическую теорию — систему мироздания с движениями на фоне неподвижных звёзд — Солнца, Луны, планет, и безошибочность математических построений подтверждалась и спустя не один век астрономическими наблюдениями, да, именно так всё вращается вокруг неподвижной Земли. И Коперник никак не ревизовал безупречность математических расчётов, только в центре его системы оказалась не Земля, а Солнце, гелиоцентрическая модель вместо геоцентрической — всего лишь. Понятно, почему католическая церковь надолго запретила сочинение Коперника "Об обращениях небесных сфер", и вспомним судилище над принявшим верность положений Коперника Галилеем.
Смелость Эйнштейна в том, что как бы отвлеченные формулы Лоренца, абстрагированные от действительности — вполне соответствуют тому, что имеет место в самом деле во вселенной. Века, прошедшие после Коперника и Галилея изменили отношение к науке, и, справедливости ради, далеко не все знаменитые физики, как Планк, восприняли как неопровержимую теорию относительности, но это поначалу парадоксальное детище науки XX века бурно развивалось и самим Эйнштейном и подхватившими это направление физиками, математиками, философами, и взаимосвязь материи и энергии — уже не только теоретически воплощалась по-разному в возможность высвобождения — рукотворного — атомной энергии. А теория квантов Планка шла вразрез с постулатами классической физики, и не сразу её автор осознал, что именно таково действительное положение вещей.
Из послесловия Кузнецова к сборнику статей Планка. "Физическая картина мира, начатая Галилеем и Ньютоном и завершенная Максвеллом и Гельмгольцем, соответствовала положению древних: природа не делает скачков (natura non facik soltus). В этой физической картине все основано на понятии непрерывности процессов. Гипотеза квант — идея прерывистости — заставила взглянуть на сущность вещей иначе: природа делает скачки. Планк добавлял: "даже довольно странные…" (если говорить о свете, то его излучение аналогично не непрерывно льющейся струе, а прерывистому ряду капель). Может быть, такое представление закрепилось в сознании на почве психологической — бесконечно малые шажки в природе как бы интегрируются в наблюдаемое постепенное — движение Солнца по небосводу, а также "блуждающих звёзд" — планет, жизни растений — от весеннего набухания почек до осеннего листопада; или снегопада — отдельные снежинки можно считать своего рода бесконечно малыми, и даже, если иногда градины с перепелиное яйцо, то уж никак не с лимон. И морские волны неотделимы друг от друга, и сплошным потоком движется и река, и водопад. Ох, эта хитрая, а, может, коварная природа, да нет, неторопливо и таинственно творит свои преобразования. "И окунаться в неизвестность, и прятать там свои шаги, как прячется в тумане местность, когда в ней не видать ни зги..."
Случается, правда, выкидывает природа неожиданные "скачки" — то молния сверкнёт, то взорвётся землетрясение, то, простите, наслаждение соитием вознесётся в оргазм — но объясняется просто — количество переходит в качество, а это самое количество накапливается непрерывно, и природа в своём естественном бытии не уподобляется шагающему по дороге, и каждый шаг обособлен. Описываю метафорически, но ведь и убедившись, что энергия квантуется, прерывиста, Планк не сразу мог отрешиться от вроде бы самоочевидного — уж что-что, а такая субстанция как энергия, словно струя воды, — как может обернуться дождём — капля за каплей? От таких сумбурных посылов — прямая дорога к трактовке "скачков природы" с позиций моей монадологии. Непрерывность и "скачки" в какой-то степени синонимичны понятиям эволюции и революции. И в природе, если монадологически, происходит и то, и другое, только нужно понять — когда "то", а когда " другое". Излюбленный объект для доходчивой аргументации, как в воспоминаниях Планка о школьном учителе и его притче о метаморфозах энергии с подъёмом черепицы и её падении. При кристаллизации охлажденной достаточно воды в лёд, при её нагревании вплоть до испарения — и любой момент этих процессов, и изменения фазового состояния в сущности не скачкообразны, так же, как восходы и заходы Солнца с сопутствующим светом дня и ночной тьмой, или становлением девочки — девушкой, и затем матерью, бабушкой.
Иначе говоря, изначальная монада по ходу времени и изменении условий — внешних или происходящих в её пространственных границах сохраняется в сущности своей неизменной — молекула воды, Солнечная система, человек — с рождения до смерти, а перечень такого рода можно расширить — и звезда как небесное тело, и вирус, и любой из сотен видов муравьев, и, если на то пошло, слово русского языка или иероглиф китайского. Совсем иное получается, когда из монад рождается сигмонада — с новыми, неожиданными свойствами и возможностями. Не в первый раз выразительный пример — образование атомов из элементарных частиц в недрах звёзд. Или — той же молекулы воды из атомов водорода и кислорода. Или планетарной системы подобной нашей — по новейшим данным астрономии — явление не такое уж уникальное во вселенной. И — повторюсь — на мой взгляд — иначе не назовёшь — революционные "скачки" в ходе эволюции живого на Земле, в отличие от получения удачных вариантов по-опарински вследствие перебора проб и ошибок, или подвижек в приспособительных усилиях в борьбе за существование по вульгарному дарвинизму. Коротко — о революциях в ходе возникновения и развития живого — флоры и фауны на планете нашей. Сперва — образование молекулы РНК, со способностью к редупликации. Рождение самодостаточных при взаимосвязях со внешним миром одноклеточных, многофункциональной живой клетки. Закрепление информации о наследовании всего родительского в генетическом коде. Двуполость как залог оптимальной вариантности потомства. Сравнительно радикальная в сжатом времени реализация возникновения новых видов, стоящих на более высокой ступени эволюционной лестницы — заметим — не пандусообразными малозаметными переходами, но ступенями, на которые вскакивал вид живого при условии обоснования на подходящей экологической нише. И выделения из приматов вида гомо — с мозгом и мышлением, способным обустраивать и в совсем различных по всему природному уголках планеты своё дополнение к природной экологической нише — рукотворную. Полагаю, революционный рывок от гомо к гомо сапиенс — надо ли расшифровывать к каким результатам это привело, и, тем более, загадывать — а какой и в каком веке человечество совершит революционный прыжок — дай Бог, чтоб не в бездну...
В одной из статей Планка "Динамическая и статистическая закономерность" после обстоятельного разбора этих категорий по отношению к физическим и химическим процессам, Планк обращается к возможности приложения выявленных наукой закономерностей к человеческому существованию. "Если мы после этого беглого обзора остановимся в заключение на явлениях духовной жизни, то мы найдём здесь отчасти совершенно аналогичные обстоятельства, с той лишь разницей, что строгая причинность совершенно отступает на задний план по сравнению с вероятностью, а микрокосм — по сравнению с макрокосмом. Но всё же и здесь во всех областях, вплоть до высших проблем человеческой воли и морали, допущение абсолютного детерминизма является необходимой основой для всякого научного исследования... Если физик хочет измерить температуру какого-нибудь тела, то он не должен применять такой термометр, употребление которого изменяет температуру тела. На этом основании вполне объективное научное исследование душевных явлений возможно, принципиально рассуждая, только по отношению к другим личностям, поскольку они независимы от личности исследователя. Изучение собственной личности возможно только по отношению к прошлому, которое представляется совершенно законченным перед внутренним взором мыслителя, но не по отношению к собственному настоящему или к собственному будущему, путь к которому ведёт только через настоящее. Дело в том, что само мышление и исследование относятся к душевным процессам человека, и если объект исследования совпадает с мыслящим субъектом, то он изменяется сам вместе с развитием познания".
В последнее время я как раз вспоминаю и переношу на бумагу, надеюсь и на сайт, свою биографию. И, воскрешая в памяти былое, конечно, лишь отдельные эпизоды, сохранившиеся в памяти, во всяком случае то, что напрягая память стараюсь из неё выуживать, — хочу понять — почему со мной, в моей судьбе именно так и только так получалось? И всё больше начинаю сомневаться в том, что участие в этом по моей, скажем так, инициативе было достаточно существенным. Правда, наготове отговорка, даже две. Анализируя своё прошлое, вынужден констатировать, что если и проявлял в чём-то инициативу — в — условно-карьерном росте, отношениях с прекрасным полом, публикацией сочиняемого, отношениях с людьми, от которых зависело что-либо для меня выигрышное — то зачастую настолько неуклюже, словно нарочно для провала своих намерений. Ну, и как система в целом, так и начальство в производственном коллективе — непосредственное и главное, с поступающими сигналами из КГБ — меня, как правило, не очень жаловало, хотя добросовестно и даже с энтузиазмом исполнял свои обязанности.
А как же с тем, что можно считать совершенно свободным творчеством? — заказные статьи и сценарии, или с целенаправленной тематикой для разной периодики — не в счёт; речь о юношеской поэзии, позже фантастике, а предыдущие четверть века — под условным обозначением интеллектуального дневника — в этом разве не был я абсолютно свободен? Можно сказать — да, свободен, но не от детерминистических направляющих — оставим пока в стороне вопрос — для чего, а от внешних или внутренних, условно говоря, помех, что вносят элементы несовместимости, из которых — не получается образование полноценной, устойчивой в своём существовании в данных условиях по шкале времени, более или менее жизнестойких, как нестабильные изотопы — в диапазоне от ничтожных долей секунды до миллионов лет — такие монады или сигмонады, или отдельные живые существа с продолжительностью жизни от считанных часов до сотен лет, или виды неизменные во множестве поколений многие миллионы лет. То же, думается, мы вправе экстраполировать на плоды творчества людей одаренных в различных областях человеческой деятельности, об этом позже отдельный разговор. И относительно того, насколько я был свободен в том, что писал не заказное, и не только в этом — хочется мне считать, что опять не — с утверждающим "да", а во что это вылилось в сочиненном — не мне судить, а в моей судьбе склоняюсь к тому, что весьма благотворно.
А, прежде, чем приводить соображения Планка о том, каково соотношение детерминизма и жизни человеческой, сознания, мышления — в этом вроде совсем далеко до ясности, — начнем рассуждать, как нередко водится в моих опусах, с самого первичного в образовании всего сущего во вселенной; может, надо бы с тех же квантов энергии, но взберёмся сразу на ту ступень сигмонадной сложности, когда в недрах звёзд образуются атомы. В одном из опусов я пересказал описание этого процесса со статистическим антуражем — как это представляется по современным законам микромира. Спектральный анализ позволил устанавливать соотношение количественное того или другого элемента в каждой звезде по характеру излучения. И эти показатели, можно сказать, индивидуальны, то есть налицо существенные отличия. Следует ли отсюда вывод, что в одной звезде большая свобода самореализации, допустим, у атомов углерода, а другая постаралась сделаться более "золотой" в буквальном смысле? Логичней предположить, что сигмонада, включающая в себя колоссальное, невообразимое количество монад — элементарных частиц, в свою очередь, сформировавшихся из бесформенной плазмы, в целом и локально, будем считать, нашпигована вариациями параметров, пусть и в пределах "чуть-чуть", о чём подробней в начальных главах "Ранней ягоды", — которые в конечном счёте делают приоритетными образование определённых атомов тех или других элементов.
Геология иллюстрирует также неравномерное распределение скоплений атомов элементов периодической системы, их структурных, молекулярных образований в земной коре. На заре цивилизации люди начали искать и находить места, где концентрировалась руда с достаточным содержанием меди, олова, цинка — иначе не настал бы бронзовый век, а потом железа для железного века, и всеохватная индустрия уже XXI века немыслима без ещё свинца, алюминия, ртути, никеля, титана, циркония... это всё металлы, впрочем, как отмечается в энциклопедии, "металлическими свойствами обладают более 80 химических элементов и сплавов. В том числе называемые благородными — золото, серебро, платина — их относительно скромная роль в промышленном производстве компенсируется традиционной товарной стоимостью. Но отвечает ли геология, как наука — почему именно в определённых местах планеты обнаружены золотые прииски, и встречаются изредка весомые самородки золотые, так же, как и уникальные алмазы? Ответ в общем плане — в процессе формирования земной коры локально создавались для этого подходящие условия, и детерминированность оборачивалась вариантностью вследствие этих сочетаний, заметим, более или менее случайных.
Попутно — если в нашем сознании случай — сродни своего рода чуду, то гений детерминизма, без которого существовал бы лишь некий хаос, верней, абсолютное несуществование, то этот изначальный — для верующего божественный, для пантеиста — учрежденный мировым разумом гений, — никакой случай, включая кажущееся чудо, не выпускающий ни на йоту из своей орбиты, шагает во времени и пространстве в обнимку с вариантностью, и тут не удержусь — монадологической. И снова примеры для подступа к рассмотрению феномена творческого мышления как вершины, на которую мыслители — религиозного плана, философы, моралисты вроде бы водружают знамя свободы воли, но достаточно ли он закреплено? Вот это, отчасти отталкиваясь от утверждений Планка, попробуем проверить на прочность.
Если для наших не столь уж далёких предков подавляющее большинство космических объектов были, что называется, "на одно лицо", за исключением совершенно выдающихся Солнца, Луны, отчасти планет, между прочим, "хвостатых звёзд"'— мимолётных комет, а остальные сравнительно мелковатые ночные небесные гостьи на небосводе, разве что одни поярче других, и рисуются созвездиями, а сбившись в кучу, тянутся Млечным путём, то сегодня космос видится нам таким многоликим. Не говоря уже о том, что у каждой звезды, как говорилось, своеобразный химический, а, может, точней или верней, физико-химический состав, но так различны по возрасту от рождающихся сверхновых, до престарелых "желтых карликов" как наше Солнце и вообще как бы прекращающих внешнее существование или вообще уходя в небытие черных дыр. Не так уж мало двойных звезд, вращающихся одна вокруг второй, и даже тройных; новейшие исследования подтверждают наличие и планетарных систем наподобие околосолнечной; наконец — как различны галактики — и по масштабам, и по структурам...
А уж как удалось этой самой вариантности разгуляться на планете нашей — уму непостижимо! По законам природы, вставлю — монадным — и безусловно в рамках абсолютного детерминизма образовывались молекулы воды, и всю поверхность Земли залил так называемый первичный океан, и теперь — океаны, моря, реки, озёра, подземные воды и водопады — и все такие разные. А минералы, насчитывается около трёх тысяч, среди них знакомые — кремний и асбест, гранит и мрамор, кварц и горный хрусталь, самоцветы — изумруд, рубин, алмаз, сапфир... Да и то, что считается песком — такой он разный — в пустыне, на берегу моря, реки. Можно вспомнить и соль — поваренную, и яшму, и малахит.
Начало марта — весны 2013 года. Стихотворно-песенная строка "Ещё в полях белеет снег..." — и на улицах Киева, отчасти смерзшийся — немало намело за минувшую зиму. И — впечатляющие картинки с телеэкранов невероятно, похоже именно в эту зиму — заснеженные — Нью-Йорк и Москва, города Европы, Японии и даже — хоть не так и ненадолго — Израиля. Видимо по каким-то причинам происходили масштабные процессы в атмосфере всей планеты, да и вдобавок ливни, как в дни, описаные в Библии, всемирного потопа — в землях, где этой зимой было потеплее. А почему такая выдалась зима — наука пока не доискалась причин, никак не сверхъестественных. Впрочем, в отличие от тех же предков, живших всего несколько веков назад, и школьник объяснит — отчего из облаков на землю низвергается дождь, порой град, в холодную пору года — снег. И какова при этом роль молний — тоже иной раз столь странно себя проявляющих по отношению к наземным объектам, даже людям, не говоря уже о таких, что именуются шаровыми.
Снегопад — сыпятся сверху безостановочно мириады снежинок — кажется совершенно одинаковых. Ан нет: в альбоме укрупненных фотографий, сделанных дотошным, внимательным и вооруженным современной оптикой исследователем — при обязательной для этой структуры двойной кристаллической симметрии — десятки отличающихся друг от друга узоров, очевидно в зависимости от окружающих при полёте, замерзании микроусловий. Выходит, даже снежинки — и то, повторим, вовсе не на одно лицо. И сочетание детерминистически выверенного в потенциальной жизнестойкости сигмонадообразующего, так сказать, "кванта" и возможности его вариантности — в неживом, прежде синонимически — неодушевленном — реализуется в отдельных звёздах и их галактических скоплениях, в разного рода облаках и снежинках, в модификациях фарфора — белого и красного, в инверсии сахарозы — различие химически одинаковых молекул в изменении вращения плоскости поляризованного луча; а если наглядней — размеры, формы алмазов, упомянутых выше песчинок, базальт, мрамор.
Много миллионов лет назад, когда вся поверхность Земли была залита так называемым первичным океаном, в нём образовались по не совсем понятному "по науке" принципу самоорганизации — монад в сигмонаду, в недрах звёзд — элементарных частиц в атомы — в таких благоприятных условиях, когда в воде из атомов ряда элементов возникали по тому же принципу самоорганизации разнообразные неорганические и органические молекулы, и последние, в свою очередь, пусть не вдруг, и не повсеместно, но сотворили сигмонаду, что во взаимодействии с окружающей средой и могла обеспечивать какое-то время самостоятельное, автономное существование, и вследствие несовместимости органических соединений с, скажем так, бессмертием неорганики, феноменом редупликации и передачи генетической программы — делали возможным эстафету неизменных поколений.
Конечно, для этого клеточная сигмонада — очень даже сложная, как метафорически говорят — живая фабрика, по технологическому совершенству превосходящая и самое прогрессивное химическое производство лекарственных препаратов, красителей, всяческих пищевых добавок. Передо мной схематическое изображение растительной клетки, 22 её взаимосвязанных составляющих: ядро, ядрышко, вакуоли, митохондрии, хлоропласты, аппарат Гольджи, рибосомы, лизосомы... всё это изучают если не на школьных уроках биологии, то студенты факультетов, как биологическую дисциплину. Но особо следует отметить, что насчитываются десятки, если не сотни видов одноклеточных. А следующий "скачок природы" — объединение в многоклеточные растения и животные, причём, опять же акцентируем, с разносторонней функциональной специализацией клеток единого организма.
Теперь — если по Планку — о собственном прошлом судим более или менее субъективно, то о том, что преподносит наука, особенно не из гуманитарных — мнения специалистов обычно расходятся лишь в частностях. Начать пусть не с квантов энергии и не с запутанной номенклатуры элементарных частиц, а с атомов, то согласно периодической таблице элементов, не пропуская ни одного и включая и синтезированные трансурановые — всего несколько десятков. И из этих, назовём условно, квантов материи во вселенной существует всё считающееся материальным, хотя энергические, информационные поля — также непременная составляющая существования всего на свете. Атомы соединяются в молекулы, если образуют исключительно сплочение таких же, но молекул из атомов разных элементов, двух, как Н2О, или нескольких в различных структурных комбинациях и в природе — неживой и живой — несть числа, и десятки тысяч синтезируются в лабораториях на всех континентах. А за миллионы лет в ходе эволюции живого на Земле до нашего времени, с, увы, занесенными в "Красную книгу"— сотни тысяч видов флоры и фауны, и ежегодно обнаруживаются ещё неизвестные.
Если при непредвзятой оценке классического дарвинизма с высоты настоящего времени, представляется, по крайней мере, чрезвычайно преувеличенной роль борьбы за существование в становлении новых видов живых существ, то несомненно реальной видится, обозначаемая так, лестница эволюции, то есть в последовательности геологических эпох и условий для возникновения новых видов из прародительских при появлении для этого подходящих экологических ниш — и климатических, и, скажем, растительности для травоядных, и последних как пищи для плотоядных, восхождение новых видов по означенной лестнице эволюции отвечало определённым критериям. Прежде всего, благодаря развитию органов чувств количественно и качественно возрастал информационный обмен с окружающей средой, сородичами, и соответственно — оптимальная реакция на происходящее вовне и внутри организма. И — координирующая всё это нервная система с её, так сказать, генеральным штабом — мозгом.
В своих опусах условно рассматривал это как возрастание степеней свободы, в смысле возможностей разнообразного реагирования опять же на происходящее во всём окружающем, так или иначе влияющем на существование данной особи, и сигнализацию нервной системы о том, что обязательно или даже желательно для того же благополучного существования — для данной особи и сородичей, продолжения рода. Но метафорические в контексте прыжков возникающих видов вверх по лестнице эволюции — не намекают ли на такую пресловутую "свободу воли", как бы присущую только человеку, даже уже не совсем гомо, но гомо сапиенс, и — тем самым несколько, по меньшей мере, потеснив детерминизм с прилагательным "абсолютный"? Если генетическую программу целиком и полностью уподобить компьютерной — то включение в генетику рефлексов, а в том числе приобретаемых условных как своего рода коррекцию той же программы, и сопровождающих инстинктов — отметает и призрачно кажущуюся свободу воли у наших "братьев меньших" вплоть до насекомых.
Однако присмотримся к походам отдельных муравьев за пределы своего муравейника — такое, в общем, входит в изначально обусловленную программу действий в целях обеспечения муравьиного сообщества то ли стройматериалами, то ли случайной добычей, то ли — по-человечески — разведданными. Следим за поведением вот этого: побежал, да ещё прибавил скорости, и вдруг почему-то остановился, и свернул направо, а также спешащий вслед за ним двинул налево, и третий, не задерживаясь, продолжал путь по прямой — возможно такое? Да, пусть примерно для наблюдателя непонятное — почему, и без сравнения поведения каждой особи этот так себя ведёт. Хорошо, допустим какие-то микроскопические вещи на муравьином пути определяют его поведение — это вам не частицы микромира в эксперименте и даже не видимые в микроскоп при броуновском движении — существо муравья многократно сложнее. Доступней и не для зоолога наблюдение, допустим, за тем, как ведёт себя в нашем доме кот или кошка в разных ситуациях, и тогда, когда животному, как говорится, не голодно и не холодно.
Как избалованный ребёнок, эта домашняя любимица или любимец не стесняется в реализации возможных прихотей: зимой там, где потеплее, летом понаблюдать — что делается за окном, поиграть с бумажкой на полу, прыгнуть на шкаф, приласкаться или увернуться от контактов с хозяевами, дескать, не в настроении. И, как отчасти кошатник, знаю, что у каждого представителя этого вида — свой характер, по-разному проявляющийся даже у рожденных одной мамашей одновременно. Отталкиваясь от этого предыдущего, нелишне повторить, что по мере восхождения по лестнице эволюции усиливается разброс в особях сменяющихся поколений и физиологически, и психически — можно сказать, у каждой свой характер. Целесообразность подобной модификации, скажем так, наследственного детерминизма обусловлена эволюционной оптимизацией взаимодействия в организации объединений животных, особенно определяемых как общественные.
Но человеческие поступки, осмысленные, и само мышление — разброс человеческих личностей да ещё с этнической доминантой — не предполагает
ли наличие свободы воли при достаточной размытости детерминистических программ в генотипе и особенно в фенотипе, как невероятно многозначных категорий? Напрашивается некоторая аналогия с восприятием предыдущими поколениями и близкими к моему, слова, верней понятия — душа. Теологи отказывали в существовании души не только у животных, но у чернокожих, нехристей и даже у женщин. В таком разумении именно душа, полноценная что ли у избранных, несёт ответственность за — как бы это определить— интуитивно-разумное следование воле Всевышнего в своих помыслах, деяниях, в своей судьбе, за это душе положено загробное вознаграждение. Должен сразу же оговориться или уточнить, полагаю, что генетически заложенное в человеке — характер в комплексном охвате, включая потайные предпочтения и опасения; потенциальный заряд реализации творческих способностей; навеянное пребыванием в той или иной этнической, социальной среде, что не исключает действия будоражащих импульсов от случайных встреч с незаурядным человеком или творческими шедеврами в любой области, равно как дьявольскими соблазнами. И кто скажет, насколько определяющие эти детерминантные направляющие в сознании и судьбах каждого из нас. Здесь не место касаться изложенного в других опусах предположения или убежденности моей в том, что некая эволюционная направляющая, обеспечившая за многие миллионы лет на планете Солнечной системы Земля развитие и более или менее устойчивое существование сотен тысяч самых разных видов флоры и фауны, причём — отметим особенно — с восхождением по лестнице эволюции видов с возрастающими свойствами и возможностями, вплоть до вида гомо, — мозг которого, напряженный интеллект в борьбе за существование при расселении по всем континентам, когда единственный выход из неблагоприятных для него окружающих условий — создание уже не по генетической программе своей собственной экологической ниши, "второй природы", и хоть немного знакомые с историей человечества знают — с чего это начиналось и каким сделалось сегодня.
И попросту говоря, утверждаемое сызмальства — захочу и смогу! — чем не теоретическое и практическое обоснование презумпции свободы воли? Я бы акцентировал и психологическое, в какой-то степени утешительное. Да, я вынужден подчиняться обстоятельствам, разным вышестоящим, но зато свободен в своих мыслях, а получится — и не только.. Но наверное не всё так просто, и недаром теолог, верящий что всё абсолютно "по воле Божьей" совершается — искал, как совместить это с призывами к пастве, а если искренне — и к себе — самосовершенствоваться в плане нравственном; или современный учёный, тот же Макс Планк — можно ли осознанно стремиться к чему-то в русле осуществления жизненных целей, если и над нами, людьми, довлеет абсолютный детерминизм? Планк пробует ответить. "Поэтому нужно считать неосуществимым стремление изучить явления собственного будущего с точки зрения детерминизма и вместе с тем ликвидировать понятие душевной свободы. Тот, кто утверждал бы, что данное сознанием свободное самоопределение, не ограниченное причинными законами, является логически несовместимым с абсолютным детерминизмом во всех областях духовной жизни, тот сделал бы принципиальную ошибку такого же рода, как и упомянутый физик, если бы он не соблюдал указанной предосторожности, или как физиолог, который вообразил бы, что может изучить естественные функции какого-нибудь мускула на анатомическом препарате его".
Если открытие Планком квантов энергии, подхваченное как основополагающее в существовании микромира гениальными физиками XX века, и в конечном счёте воплотившееся в разветвленную квантовую физику, то мимоходом в цитируемой статье соображение о соотношении принципа абсолютного детерминизма и — ограничимся этим — человеческого мышления, как по мне, требует определённой расшифровки для понимания — что означает на первый взгляд, парадоксальное, если детерминизм абсолютный, то какое может быть исключение даже для мышления — в обновленном что ли обличии свободы воли? Начнём с того, что на каких-то ступеньках лестницы эволюции естественный отбор под знаком приспособляемости к подходящей экологической нише происходил уже не вследствие непосредственного информационного диктата эволюционной направляющей, о чем подробней в "Ранней ягоде", на примере земляники и других видов живых существ, но уже отчасти, как заметим, наперёд, и для человека творческого в большей или меньшее степени, — а доверен мозгу, как самообучающейся системе.
Намётки этого наблюдаются у "братьев меньших", скажем, при выработке условных рефлексов, в последующих поколениях переходящих в безусловные. Не переходящих, как, допустим, у цирковых дрессированных зверушек, или безусловных — может, удачный пример перелётных птиц — от удачных спонтанных порывов их пращуров; или той же домашней кошки, что, в отличие от диких предков, откликается на свою кличку, ну, хотя бы "кис-кис" и осваивается в человеческом жилище не хуже, чем дикие предки в лесной чаще. Выше говорилось о разнообразии кошачьих характеров, но некоторые представители и разнопородных, не только по экстерьеру, окрасу выделяющихся, как достоверно подтверждается, способны оказывать целебное воздействие контактно с очагами недугов у своих хозяев, а иные преодолевают сотни километров нелёгких путей, возвращаясь, будучи до того, завезенными далеко от привычного места обитания — в родные края, в родной дом. Словом, как мы повторяли шутливое о котах в нашей квартире: всё знает, всё понимает, только не говорит, впрочем, разве не доходят до нас нюансы мяуканья, блаженство мурлыканья, или грозное шипенье при встрече кота с соперником, равно как соответствующие позы и даже мимика.
А потребность гомо в членораздельной речи, в силу необходимости координации совместных действий и отдельного племени в борьбе за существование, своего языка в каждой этнической ячейке — немыслима без адекватного зрительного восприятия предмета или действия, и — фонетического, смыслового отображения. Можно по условной аналогии предполагать, что в каком-то первобытном племени внимание ребёнка было привлечено — к огню, собаке, Луне, реке — слова на языке соплеменников, относящиеся именно к таким объектам, закреплялись своего рода условными рефлексами, в течение жизни и как-то генетически — в сравнительно легком, как у современных малышей, овладении членораздельной речью на родном языке, или на тех, на которых говорят между собой родные; мои бабушка и дедушка на привычным им с детства идиш, и я что-то понимал и запоминал, какие-то характерные словечки и выражения в памяти доныне. Так же условно можно приравнять происходящие в мозгах наших далеких предков на пути от гомо к гомо сапиенс к формированию у "братьев меньших" того, что именуется инстинктом.
Из новейшего "Словаря иностранных слов и выражений": "Инстинкт (латинское instinсtus — побуждение) 1. совокупность врожденных актов поведения, свойственных данному виду животных организмов — сложный безусловный рефлекс (пищевой, оборонительный, половой и др.), возникающий в ответ на внешние или внутренние раздражения. Инстинкт вырабатывается в процессе исторического развития организмов и является одной из форм их приспособления к условиям жизни; у человека инстинкт контролируется сознанием. 2. (разговорное) чутьё, влечение, безотчётное побуждение к чему-либо". Сдаётся мне, что "разговорное" определение ближе к истине, чем "контролируется сознанием". И насчет "исторического развития организмов" — за спиной этого утверждения дарвинистская борьба за существование, опять же убежден, что инстинкты животных были изначальны, при образовании каждого вида; и дикие предки наших домашних кошек не учились ловить мелких грызунов, мышей — от поколения к поколению, а новорожденный, повзрослев, уже обладал всеми навыками умелого ловца пригодного для пропитания; к слову — когда в нашу квартиру как-то проникла крыса, покойный кот Мика — сработал инстинкт — расправился с ней, но в меню его, как и его предков не одного века, предпочтительны иные продукты — у нашего кота шоколад и даже винегрет.
Не исключаю, разумеется, возможности естественного формирования инстинктов при, допустим, расселении видов одного семейства, к примеру, медвежьих в иные климатические зоны, с весьма отличными экологическими нишами. Так бурый медведь наловчился в лесах таскать мёд (отсюда и его прозвание в русском языке) из ульев диких пчёл; а белый — охотится на тюленей; на Дальнем востоке черные медведи довольствуются обилием орехов, ягод, других плодов; малайский медведь ест нежные ростки кокосовой пальмы, но — далеко не вегетарианец ночной охотник за ящерицами, мелкими грызунами, птицами и, как сказано в "Жизни животных": "С помощью сильных лап и когтей он легко разрушает даже прочные термитники, извлекая их обитателей длинным тонким языком и подвижными губами". Так что — как в известном — что появилось раньше — курица или яйцо — такой язык и такие губы у этого вида медведей или инстинкт охотника за обитателями термитников? Но безусловно — возникновение, рождение каждого вида живых существ со всем в физиологии, экстерьере, психологии, инстинктах происходило, можно сказать, детерминистически целенаправленно, так же, как — и небесных тел, и атомов, и молекул — с нацеленностью на их устойчивое существование, жизнестойкость.
И такой, в общем, самоорганизационный инстинкт дочеловеческих тварей у вида гомо в структуре мозга трансформировался в необходимый для выживания — назовём так — творческого познания. Познания окружающего мира, получение и обработка информации, от органов чувств, но — сверх того, что у дочеловеческого ограничивается генетической программой. Многое нужно было понять и перепробовать для того, чтобы обустраивать дополнение к природной экологической нише — сделать по возможности такой, в которой сносно прожить свои годы и потомство обеспечить наработанным, и не только материально. Думаю, правомерно уподобить закрепление или воцарение вида гомо переходом в гомо сапиенс, как можно выразиться, эволюционными революциями в становлении всего жизнеспособного на планете: формированию генетических программ — апофеоз воплощения молекулярного феномена, редупликации; объединенное функциональной специализацией отдельных клеток в многоклеточные организмы; двуполости — залогу оптимальной вариантности потомства; образованию мозга — управляющего нервной системой, доносящей информацию из окружающего мира и о состоянии организма, необходимую для жизнеобеспечения.
Возникшая у человека потребность, вероятно, поначалу инстинктивная, — в осознании того, каков этот мир, и что, и как в нём происходит; и в осмыслении этого мозгом во многом благодаря уже особой роли феномена памяти, — параллельно узнанное воплощалось в рукотворное: огонь в очаге жилища, защищающего от непогоды или хищных зверей; урожай злаков, собранных земледельцами; стада прирученных овец в загонах и охраняющии их собаки на выгоне; и ещё многое; но и — благодаря членораздельной речи — разностороннее общение со своими — кровными родными или связанными племенным, этническим союзом. Не здесь стоит приплетать догадки о возникновении верований разного рода, мифотворчества, традиционной обрядности, обычаев у каждого — и тут вариантность безгранична — народа — с областными, так сказать, особенностями, и разбросом индивидов — в меньшей мере физиологическими отличиями, а разительнее — в чертах характера, способностях в определённом направлении, жизненных предпочтениях.
Можно, не сходя с этой накатанной дорожки развития человечества, порассуждать о значении для этого проявившейся только у гомо — кто скажет когда — эстетической составляющей восприятия и отражения мирa; как в мозгу трансформируются волны определенных частот, проходящие через органы зрения и слуха в разнообразных сочетаниях, скажем так, квантов информации; и какими-то творческими катализаторами мозга, не исключаю при содействии не ушедшей от опеки повзрослевшего рода человеческого, направляющих подсказок из Окина — выводят на свет для всеобщего духовного насыщения произведения искусства, прояснения наукой настоящей сущности многоплановой действительности. Главное: к управлению жизнедеятельностью человеческого организма, с радужной перспективой продолжения рода, всё активней подключается кроме изначальной генетической программы — координирующая сознание и направляемые им поступки — система, сосредоточенная в мозге — с весьма широкими возможностями, полномочиями, нельзя не отметить, и пошиба эгоцентрического — с тем негативным, что из этого следует.
Однако в этом своего рода эволюционном процессе, далеко не достаточно проясненной истории рода человеческого — в целом и в частностях, — убежден — ничего, даже мало-мальски выходящего за пределы, определим так: детерминированной многовариантности. Не может быть и речи о каком-либо самопроизвольном нарушении причинно-следственной связи в ходе самоорганизации — наподобие материальных объектов — ранее приводились примеры — допустим, своего рода информационных квантов — приемлемо, бит — узаконенная единица информации, — в рождении — мне представляется так — мыслеобразов, начиная с произведений так называемого реалистического искусства, через промежуточное в этом плане музыку — и кончая головокружительными абстракциями высшей математики и срастающейся с этим квантовой механики.
И, если заимствовать отсюда принцип дополнительности — применительно к мыслительным процессам — хоть в чистом виде, хоть с нацеленностью на определённые действия, то — никоим образом не отстраненное от происходящего в мозге сознание, как не безучастный наблюдатель поневоле подыгрывает вызреваемому в голове, определяя как спонтанное, зависящее лишь от содержащегося в душе и свободной волей рождаемое.
Иллюзия свободы воли психологически комфортна — оставим в стороне теологические или философские трактовки; я верю во что-то не потому, что не осмеливаюсь критически подходить к основам данной религии, идеологии, традиционным моральным установлениям, даже вроде бы доказанным научными авторитетами, и приметам, и амулетам, и даже чудесам — да, я сам, по своей воле, свободно уверовал в то или другое, и нечего сбивать меня с толку. Уместна ли аналогия с бесхарактерным супругом, которому хочется считать, что живёт своим умом, — наверное проблема гораздо серьезнее — и всё-таки каждый человек может осознанно выбирать — как следует ему жить по-человечески, в самом полноценном воплощении заложенного в его душе.
И, лучше не скажешь, чем Макс Планк в завершении этой статьи. "Таким образом, наука ставит сама себе непреодолимые границы. Но человек в своём неутомимом стремлении не останавливаться перед этими границами, он должен перешагнуть через них, так как нуждается в ответе на самый важный, непрерывно возникающий вопрос своей жизни: "Как я должен поступать?" Полный ответ на этот вопрос он найдёт не в детерминизме, не в причинности и вообще не в чистой науке, а в своём собственном нравственном сознании, в своём характере и миросозерцании. Добросовестность и верность — вот те руководители, которые укажут ему правильный жизненный путь не только в науке, но и далеко за её пределами. Они не доставят блестящих временных успехов, но зато обеспечат высшие блага человеческого духа — внутренний душевный мир и истинную свободу. Они представляют собой также ту неразрывную связь, которая в течение столетий соединяет наш университет с памятью его основателя. Пусть эта связь не ослабевает и в будущем, пусть наша дорогая alma mater растёт и процветает в течение грядущих столетий!".
Буквально в те же дни, когда Планк выступал с этой речью, посвященной столетию Берлинского университета, начиналась Первая мировая война, а через четверть века — Вторая, и кто мог предвидеть — и какой сделается атомная физика, и благодаря ей высвобождаемая атомная энергия. И как сложатся судьбы соотечественников Планка, и каждого из тех, кто вносил свой вклад в познание микромира, и не только. И догадываемся ли мы о том, насколько это знание определяет судьбы человечества...
"А вторая мировая война для самого весьма престарелого Макса Планка, особенно её жуткий финал в тогдашней Германии, обернулись — сказать тяжкими испытаниями — ничего не сказать. Из биографического очерка в заключение книги автора "Единство физической картины мира". "Его молодость прошла в тиши университетских аудиторий и библиотек. Его старость влачилась теперь по руинам и пожарищам кровопролитнейшей из войн. Жизнь, словно сводя с кротким и миролюбивым учёным какие-то жестокие счёты, наносила ему удар за ударом. Его сын Эрвин был в числе участников заговора против Гитлера. В июне 44-го года его судили и приговорили к смерти. Прошение о помиловании, поданное Планком, осталось без ответа. В конце января (когда Красная Армия уже воевала на земле Германии, и в то время мой отец был, в частности, награжден медалью "За взятие Кенигсберга) младший Сын великого немецкого учёного был повешен".
Надеялся ли Планк, что учитывая его неоценимые заслуги перед германской и мировой наукой его сыну сохранят жизнь? или после памятной аудиенции у фюрера осознал, что последнему наука нужна лишь как подспорье в создании эффективного вооружения, а люди, в том числе соотечественники, которых он сумел ловко увлечь низменным демагогическим шовинизмом – лишь сырье для воплощения бредовой идеи мирового господства? Но для самого Планка счастье человеческое заключалось и в поисках и открытии истины в сфере своих исканий, и гордость за род человеческий, в котором рождались и творили такие замечательные учёные предыдущих поколений и современники — Джемс Максвелл, Генрик Лоренц, Макс Лауэ, Арнольд Зоммерфельд, Альберт Эйнштейн, Нильс Бор, Эрвин Шредингер и другие, совершенно независимо от их подданства, тем более национальности.
Полагаю, что обозначенное философом Карлом Ясперсом понятие "интеллектуальная честность" означает прежде всего бесстрашие в приближении к понимаю истинной картины мироздания и в том числе человеческого бытия — в науке или, верней, культуры в целом — математики или музыки, живописи или философии, — но порой, вопреки полупрезрительному высказыванию Карла Маркса, что дескать философы лишь пытались объяснить мир, а следует реально изменять его, то есть человеческий мир, в основном, в русле социальной справедливости,- мыслители, вроде бы "кабинетные учёные", личным примером вдохновляли на служение подлинно человеческому назначению. И первыми приходят на ум имена Дмитрия Менделеева, Альберта Эйнштейна, Андрея Сахарова. Наверное, эта духовная составляющая может не буквально генетически, а подобно таланту в той или другой области творчества, как отмечал в своих опусах "третьеспирально" – проявляется как противостоящая низведению, такой тенденции, как мне кажется, в развитии гомо сапиенс — как стремление преимущественно к, так сказать, животному потребительству — не место здесь подробней об этом. И подвиг Эрвина Планка в этом ключе закономерен, как и ряда борцов словом и делом — не только с тоталитарными режимами, но, можно сказать, тоталитарной принижающей человеческую сущность нивелировкой духовных и материальных запросов с акцентом на последнее.
Выше прозвучало имя Карла Ясперса. Из книги "Современная западная философия". "Ясперс Карл (1883 — 1969) — немецкий философ, один из основателей экзистенциализма". Прожив около 86 лет, и мне в августе этого, 2013-го столько исполнится. И — боже упаси — не примазываюсь никоим образом к величию одного из основоположников крепнущего направления философии в XX веке — моё мировоззрение сформировалось во многом под влиянием осознаваемой действительности того же века, необычайно разнопланового, как говорится, по всем статьям. Было бы смешно в этом опусе, очередных беспорядочных рассуждений на страницах, не первое, и даже не второе десятилетие заполняющий условно названный интеллектуальный дневник, хотя бы пересказывать положения экзистенциализма (латинское existentis существование; философия существования), но отрывочно, конспективно то, что характеризует Ясперса и как философа, и как человека — из статьи в упомянутой выше книги. "Вышедшая в свет в 1919 году работа Ясперса "Психология мировоззрений" может считаться первой публикацией по философии экзистенциализма в Германии. С 1922 года Ясперс работает профессором философии в Гейдельбергском университете. В 1937-45 г.г. отстранен от преподавательской деятельности, в 1938 году запрещена публикация его работ".
Хорошо, что не очутился в концлагере, исходя из практики тоталитарных режимов. Но разве он был таким уж опасным противником гитлеровского рейха, и его лекции и философские работы могли как-то настроить против этого режима тогдашних жителей Германии, впрочем, как и лирика Генриха Гейне? Господи, да сколько студентов или читателей знакомились с философскими построениями Ясперса, даже не тысячи, а сотни, наверное далёких от, как говорится, политики, интеллектуалов — чем они могли потому угрожать нацистскому всевластию? позвольте, а если бы в ХVIІ веке какие-то верующие католики узнали от Галилея, что не солнце вращается вокруг Земли, а наоборот — насколько сопоставили бы это с ветхозаветным представлением о мироздании, и повлияло ли это на их христианскую веру хоть как-нибудь. И — тем не менее. И уже в Советском Союзе — сколько относительно многомиллионного населения СССР любознательных граждан зачитывались бы при свободном доступе сочинениями Бунина (кроме переведенной блестяще "Гайаваты"), Мережковского, Мандельштама; трудами Алексея Лосева о культуре античной эпохи; сколько меломанов слушали симфоническую и камерную музыку Шостаковича, Прокофьева, и — на всё подобное табу для "строителей социализма".
Почему же? Эволюционный консерватизм, закрепляющий неизменность сущности сформировавшегося вида с допустимыми отклонениями от среднего, при всей относительной самостоятельности гомо, тем паче гомо сапиенс, по-видимому — во имя ли стабильного выживания человечества — не снимает с него своего рода ошейника — даже нередко с шипами — власть имущих — с репрессивным аппаратом или вдобавок вооруженных постулатами религии, идеологии, традиционными обычаями и обрядами. Правда, по моему мнению, в новое, новейшее время распространенным подспорьем в этой эволюционной доминанте усреднения индивидов и отсечения дестабилизующего локально или в целом человеческую сигмонаду делается так называемая массовая культура — доступность наряду с различными материальными благами насыщающей, пусть и относительно суррогатной духовной пищи, и означенное определённым образом задело и Ясперса, а, может, и способствовало как антитезе его философским взглядам.
"С 1948 но 1961 год профессор философии Базельского университета (все-таки не в Германии, а в Швейцарии). На формирование философских взглядов Ясперса особое влияние оказали Платон, Плотин, Фома Аквинский, Николай Кузанский, Спиноза, Кант (критического периода), Шеллинг, С. Кьеркегор, Ницше, Гуссерль и Вебер. Ясперс решительно отмежевался от рационалистической линии в философии, связанной с Декартом, Гегелем и К.Марксом, отрицая возможность существования философии как науки. Истинная философия, по Ясперсу, — это прежде всего сам процесс философствования, который, в отличие от научного познания, нельзя ограничить рамками определённого предмета и метода". Надо, наверное, передохнуть, чтобы вдуматься в такое миропонимание, мне лично представляющееся близким моему собственному — разумеется на сугубо дилетантском уровне. И крайне поверхностно знакомясь хотя бы с теми философами, имена которых названы выше, понятно, никак или почти никак не вникая — а Ясперс глубоко штудировал их философские системы — в своем сознании и писаниях акцентирую то, что созвучно может не столько философским построениям, но и это пытаюсь понять, сколько интуитивную симпатию или антипатию к выдающимся личностям и прошедших веков, и моим старшим современникам, как те же Макс Планк и Карл Ясперс.
Но продолжим прерванную цитату из статьи о Ясперсе, в надежде, что маловероятный читатель этих отрок опять же постарается вдуматься в суть основополагающих положений, концептуальных — понимания Ясперсом бытия человека в мире, отнюдь не в материалистическом постижении, "философия даёт ориентиры для поведения человека в мире, она способна "осветить" экзистенцию и приблизить человека к трансценденции, совершить" скачок к безусловному бытию". Это бытие непознаваемо научными методами, предметным сознанием вообще, оно имманентно сознанию как таковому. Для достижения "безусловного бытия" необходимо пройти три этапа трансцендирования: ориентацию в мире (ограниченности только предметного его истолкования), прояснение (озарение) экзостенции (осознание души); чтение шифров трансценденции... Результатом философствования у Ясперса выступает философская вера, которая в отличие от религиозной веры, основанной на откровении, является продуктом размышления... поэтому и история философии — это не процесс приращения знаний; каждое крупное философское учение, подобно произведению искусства, уникально".
Буддизм утверждает, что истина не уникальна, безальтернативна, а возможны множество истин. Нет, это не значит, что могут быть разные таблицы умножения или несколько Лун на земном небосводе, а, как я пониманию, различное миропонимание, что выдающими мыслителями, как и творцами в сфере литературы, искусства, и — как ни парадоксально на первый взгляд — науки, — выражается в доступном восприятию, с определённым участием "рацио" — широким кругом людей или немногими. Наконец, по-своему рассматривая человеческую историю, Ясперс "говорит о том, что, вероятно, именно сквозь мировую историю человечество продвигается к новому "осевому времени", способному породить основу подлинной человеческой истории, единства человечества, такого общежития людей, при котором их взаимоотношения будут строиться на достойных человека принципах и началах..." Хочется и мне верить в такое "светлое будущее" как сулили в образе грядущего коммунизма советскому народу ряд лет; и, может поначалу, но многие, очень многие, верили...
Весна 1945 года, тогда я был в Москве, студент. Приближался конец войны, казалось всё худшее после июня 1941-го позади, и вся моя семья вернётся в Киев, домой, и там наладится наша жизнь. И как-то мимо душевного волнения прошло то, что миллионы парней, что хоть на год старше меня, и мужчин, отцов семейств, и ещё миллионы моих единоплеменников, евреев — от мала до велика — жертвы Холокоста. И тем более не думал, или смутно злорадно — каково теперь побежденным немцам. Только ли мне, и только ли по молодости присуще было — на склоне лет полагаю иначе — столь ссуженное, зашоренное виденье всего происходящего на свете, о чём, между прочим, в моём стихотворении давних лет "Я жил тогда в Москве, и ничего не ведал…" А ведь как взаимосвязаны такие понятия, — свободное мышление, "интеллектуальная честность", и как я понимаю Ясперса, — следование тому, что подсказывается душе человека, его сознанию "свыше" — не в религиозном плане, условно — от Бога, по моей монадологии — из Окина – всеобъемлющего информационного океана – по эволюционной – и для гомо и гомо сапиенс – направляющей, к сожалению далеко не для всех – без, скажем так, эгоцентристских помех и ограничителей порывов того же свободного мышления. Однако — как во время войны моих ровесников не очень волновало, как приходится жителям оккупированных территорий, да и загнанных безвинно, в том числе детей, младенцев в концлагеря, и студенты не гуманитарных факультетов всего Советского Союза, знакомые с именем Планка по учебникам физики, вряд ли задумались — а что с ним в эти страшные для населения Германии дни перед капитуляцией.
Цитирую прерванное: " фашизм агонизировал, его дни были сочтены. Берлин становился адом. Планка, к счастью, там не было. Он воспользовался гостеприимством доктора Карла Стила и переехал в его имение Роген на Эльбе, близ Магдебурга. Но учёный едва не погиб в Касселе, где находясь как-то по делам, попал под чудовищную бомбёжку. Англо-американские бомбардировщики буквально стёрли город с лица земли. Планк в течение нескольких часов оставался в заваленном обломками бомбоубежище. Когда в середине мая 1945 года развернулись сражения на Эльбе и имение Роген было разрушено, чета Планка направилась в сторону Геттингена. По дороге они попали в лапы грабителей, обчистивших их до нитки. " Подумалось — а эти грабители — обыкновенные граждане Германии, и великий учёный тогда для них — удачная пожива, а их сограждане или родственники в концлагерях спокойно отправляли в газовые печи еврейских детей. Впрочем, как горько заметил Лермонтов — и Дантес и знать не хотел "на что он руку поднимал", и то, что это случилось "в стране рабов, в стране господ" — не отговорка — за полвека до этого соотечественники Дантеса казнили замечательного учёного Лавуазье — "революция не нуждается в учёных"; и большинство граждан античных Афин ничуть не сожалело, что этот Сократ испил чашу цикуты; а бессмысленно фанатичная толпа в Иерусалиме предпочла помилование разбойника Варравы распятию милосердного Иисуса; и разве уже при моей жизни народ вполне искренне не требовал расстрела всех врагов народа в 37-ом году, как бы не считаясь с тем, что многие тысячи даже их близких безвинно попадают в эту кровавую мясорубку; мог бы продолжать, тем более сам на протяжении ряда лет находился на положении осуждаемого...
"В Геттинген Планк прибыл в довольно плачевном состоянии. Силы подорваны, всё больше страданий причинял артрит позвоночника. Некоторое время учёный находился в университетской клинике, а затем переехал к одной из племянниц. Но минуло несколько недель — и Планк снова выступал с докладами, деятельно участвовал в восстановлении бывшего общества кайзера Вильгельма и налаживанием нормальной духовной жизни... Летом 46-го года Планк был приглашен в Англию на ньютоновские торжества. Он представлял там немецкую науку. И ему были оказаны достойные его славы почести... Умер Планк 4 октября 1947 года, несколько месяцев не дожив до своего девяностолетия... Вскоре после смерти великого учёного бывшему обществу кайзера Вильгельма было присвоено имя Макса Планка. В своей речи над усопшим учителем Лауэ сказал: " В жизни Планка произошло то, что происходит в жизни всех великих ученых. Один важный вопрос разрешен, многие другие – именно вследствие этого – поставлены. Решение их предоставляется потомкам. Пусть же они берутся за него и с тем же научным мужеством и пониманием истины, которое было свойственно Планку".
Май 2013 года