Люди в футлярах

В учебники по русской литературе в советское время непременно включался небольшой рассказ Чехова "Человек в футляре" - вот, дескать, и такие были преподаватели в царских гимназиях при царском режиме, и коллеги Беликова вроде побаивались своего коллегу - по тому же принципу - "как бы чего не вышло...", если что-либо скажут или сделают не так, как положено. "Своими вздохами, нытьем, своими тёмными очками на бледном, маленьком лице, - знаете, маленьком лице, как у хорька, - он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и, в конце концов, исключали и Петрова и Егорова".

Но почему? "Человек в футляре" не писал доносов на, кажется, неблагонадёжных, да и тогда царский режим вряд ли как-то репрессивно реагировал на то, что открывался драматический кружок, или даже чайная, или адюльтер,- что представлялось Беликову ужасным. Тем не менее - "Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся. Вот подите же, наши учителя народ всё мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине, однако же этот человечек, ходивший всегда в калошах и с зонтиком, держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет. Да что гимназию? Весь город!.."

И снова: но почему? Мне кажется, ответ на этот вопрос только такой: потому, что при всей образованности и порядочности в каждом из как-то связанных с Беликовым, связанных не только как коллега, знакомый, но некоей духовной генетикой, сидел его неуловимый двойник - с угнетающим "как бы чего не вышло", и этот рабский инстинкт выдавливать из себя по капле или вышвырнуть свободной душой, как, кстати, один из персонажей того же рассказа, доступно далеко не всем. И в этом плане рассказ, написанный в конце XIX века, через все бурные революционные события и преобразования в наших краях, не менее актуален и в XXI веке.

Как и по-настоящему великие произведения гениев, о которых я, в частности, писал, - Библия, "Опыты" Монтеня, "Фауст" Гёте, сочинения Пушкина, Льва Толстого, Салтыкова-Щедрина, Чехова и других, - приметы эпохи разве что подчёркивают достоверность изображаемого, но на первом плане то основное, что есть в человеческом существовании; именно это открывается нам во всей своей ясности и глубине. Слово "футляр" от немецкого"Futteral", переиначенное по скрытым законам благозвучия фонетики русского языка, так же, как, замечу, некоторые слова украинского языка в сравнении с теми же русскими,- ныне почти вышло из употребления, сохраняясь лишь в прежнем узком значении - футляр для очков, скрипки - примеры из словаря иностранных слов.

Осталось в прошлом изучение греческого, наверное, древнегреческого - для чтения Гомера в оригинале - в гимназиях; карточной игры винт, в которую и я играл полвека назад - прообраз современного бриджа, а также вёрсты, кабаки, классные дамы, калоши (тогда через "к"), пожалуй, курительные трубки... Но насколько изменились люди, верней, те, о которых писал Чехов в своих рассказах, повестях, пьесах - сословия, если угодно - достаточно для своего времени образованных, в ХX веке обобщающе называемых интеллигенцией? По свойственной мне педантичности не премину и здесь процитировать новейший словарь иностранных слов: "Интеллигенция (латинское Intelligins) мыслящий, понимающий, благоразумный. В широком смысле - общественный слой людей, профессионально занимающихся умственным, преимущественно сложным, творческим трудом, развитием и распространением культуры: инженеры, врачи, учителя, работники науки и искусства и т.п.".

Заставляет задуматься эпитет "благоразумный", а насчёт "преимущественно сложного творческого труда" значительной части инженеров, врачей, учителей, и даже "работников науки и искусства" - таковых в наш век гораздо больше в соотношении со всеми трудящимися - позвольте усомниться. Но речь о другом, о том, отчего эти, вроде бы мыслящие люди, столь легко подпадают под влияние или воздействие ограниченного субъекта - "в футляре"? Почему это происходит, причём, может быть, и в наше время так же непонятно отчего, тем паче - в иных формах, вроде бы отличных от феномена Чеховского "человека в футляре"? Проще всего рассматривать такой человеческий тип как исключение, даже как некую патологию, оставив в стороне влияние его на окружающих? Вспомним, с чего начинается этот рассказ, даже не прямо от автора, а из уст неких "запоздавших охотников, которым пришлось заночевать в сарае старосты села Миросницкого".

"Рассказывали разные истории. Между прочим говорили о том, что жена старосты Мавра, женщина здоровая и не глупая, всю свою жизнь нигде не была дальше своего родного села, никогда не видела ни города, ни железной дороги, а в последние десять лет всё сидела за печью и только по ночам выходила на улицу. - Что же тут удивительного, - сказал Буркин. - Людей, одиноких по натуре, которые как рак-отшельник или улитка, стараются уйти в свою скорлупу, на этом свете не мало. Быть может, тут явление атавизма, возвращение к тому времени, когда предок человека не был ещё общественным животным и жил одиноко в своей берлоге, а может быть, это просто одна из разновидностей человеческого характера, - кто знает? Я не естественник и не моё дело касаться подобных вопросов; я только хочу сказать, что такие люди, как Мавра, явление не редкое. Да вот, недалеко искать, месяца два назад умер у нас в городе некий Беликов, учитель греческого языка, мой товарищ".

У тех, кто учился в советской школе, могло вызвать недоумение это "мой товарищ", тем более в сопоставлении со словами того же рассказчика "Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие". Дело в том, что традиционное до Октябрьской революции обращение к человеку или предваряющее его фамилию, имя-отчество, должность - господин, при упразднении господ - в буквальном смысле этого слова, заменилось словом "товарищ", которое прежде имело иной смысл. В словаре Даля: "Товарищ, дружка, сверстник, ровня в чём либо; однолеток; однодум; помощник, сотрудник; соучастник в чём; клеврет, собрат..." Примеры: "Одному не под силу, привести товарищей. Товарищ министра, старший помощник, заступающий его. В вербованных полках, рядовой назывался товарищем. Гусь свинье не товарищ. Слуга барину не товарищ".

Не случайна оговорка рассказчика - "я не естественник и не моё дело касаться подобных вопросов…"; наверное фон Корен из Чеховской "Дуэли" мог бы поправить Буркина, опровергнуть его гипотезу. И предки человека - приматы, и, вероятно, тем более, первобытные люди были "общественными животными" - никто из наших далёких предков просто не мог бы выжить в одиночку и сравнительно недолгое время. Отшельники появились у разных народов на определённом этапе цивилизации, в крайнем выражении, как живущие совершенно обособленно от своих соплеменников. По Далю - это "живущий в уединении, отдельно от жилого или населенного места, сам по себе, ради спасения души; пустынник, пустынножитель, удалившийся от суетного мира в пустыню". Рассмотрение этого явления в связи: с влиянием религиозного сознания, особенностями характера, даже следствиями психических травм из-за драматических поворотов в личной судьбе - завело бы очень далеко от той проблемы, в которой здесь хотелось бы разобраться. Впрочем, относительной самоизоляции современного человека от общества, думаю, нелишне коснуться...

Но штука в том, что "человек в футляре", Беликов, отнюдь не был отшельником. "Было у него странное обыкновение - ходить по нашим квартирам..." И главное: "Придёт к учителю, сидит и молчит и как будто что-то высматривает". Что же всё-таки происходило в часы этих молчаливых посещений? В наше время получило права гражданства выражение "внутренний монолог", но не совсем то, что лишь не высказано вслух, а то, что прокручивается в глубине души и вызревает на уровне подсознания, отчасти реализуясь в сознании и в поведении, поступках. Беликов: "Я - воплощение неизменного порядка, застывшего как с узаконенным определением "мертвый" - древнегреческий язык, на котором в оригинале звучат гекзаметры "Илиады" и "Одиссеи". Прекрасно, что это сберегается, и не только каждый предмет должен соответственно сберегаться, во многом благодаря надёжным футлярам, но и наши мысли и поведение обязаны соответствовать утвержденному свыше. Совсем свыше - божественные законы, но ощутимей те законы, по которым жили наши предки или приписывает власть предержащая. И всё, что вызывает подозрение, как не соответствующее установленному порядку, мной, и, надеюсь, не только мной, признаётся предосудительным и не дозволенным".

Для меня большой соблазн представить синдром "человека в футляре" как рычажок человеческой эволюции на данном этапе - в сторону усреднения и в этнических, и в индивидуальных особенностях людей, как это анализируется, в частности, в моём опусе "Завершающая фаза", с попытками объяснения, почему и зачем, - но это - попутно. Вернёмся к беззвучному диалогу Беликова и одного из учителей, к которому он пришёл со своим "внутренним монологом", и в душе последнего звучит монолог ответный, примерно такой: "Вроде бы я живу правильно, выполняю свои обязанности, законопослушный гражданин, однако есть ли в этом абсолютная уверенность и у меня, и особенно у начальства? Может быть,- ему виднее, и он, этот "человек в футляре", верно предостерегает от того, "как бы чего не вышло" - нехорошего, и вообще, и для меня лично? Нет, лучше ему не перечить..."

Вновь процитирую: "... он давил нас всех, и мы уступали, сбавляли Петрову и Егорову балл по поведению, сажали их под арест и в конце концов исключали и Петрова и Егорова". Со времени написания этого рассказа прошло несколько десятилетий, и уже советская интеллигенция, вдобавок творческая, дружно исключала из своих рядов - не каких-то шалопаев, озорников Петрова и Егорова, но Зощенко и Ахматову, Пастернака и Солженицына; и не содрогалась от казни Пильняка и Бабеля. Думаю, уместно тут вспомнить, как по звонку из КГБ автора этих строк под нелепыми предлогами выгоняли с промышленных предприятий, где добросовестно трудился; лишали работы как внештатного сценариста на студии "Киевнаучфильм", включали в "черные списки" тех, которых нежелательно печатать. И моё начальство беспрекословно исполняло даже звучавшее лишь намёком - дескать, разберитесь, но лучше сразу избавиться, а то - "как бы чего не вышло" неприятного для непонятливых. Подробно об этом на моём сайте - "От НКВД до СБУ в моей судьбе. 70 лет". Предполагаю оправдательное: "Да, такое время было..." Было - и в эпоху, когда творил Чехов, и ранее Щедрин, которого читали коллеги Беликова, но, видимо, полагали, что это не о них - горько понятое в отечественной действительности.

Так неужто не было личностей, которые не подпадали бы под "футлярный" гипноз "как бы чего не вышло" нежелательного для них. Что-то не припомню, чтобы мои коллеги или друзья протестовали, когда со мной так поступали; разве что Виктор Некрасов пытался заступиться за меня после того, как написанная мной шутливая поэмка о директоре института, где я уже на 4-ом курсе красовался на доске почета как отличник и активный общественник, послужила поводом для исключения из института и комсомола. И в последующие годы Виктор Некрасов в своих произведениях и в жизни не принимал в расчёт этого довлеющего "как бы чего не вышло". Можно, наряду, скажем, с Андреем Сахаровым, Александром Солженицыным вспомнить тех, кто и в весьма жестких рамках советского режима не сдавался. Что касается, опять же, автора этих строк, то, как говорится, не лез на рожон, не был пламенным борцом за справедливость в своём понимании, но - говорил всегда то, что думал, и не кривил душой в том, что сочинял или даже писал на заказные темы, впрочем, не требующие идеологической приправы.

Но ведь и среди многочисленных персонажей произведений Чехова немало тех, которым пристал по меньшей мере эпитет "порядочный" - независимо от пола, возраста, социального положения, поступающих, что называется, по совести; не думаю, как это может быть расценено окружающими или начальством. И такой человек ожил в том же рассказе. "Назначили к нам нового учителя истории и географии, некоего Коваленко, Михаила Саввича, из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой". Вызывает удивление, что в 2010 году, когда весь мир отмечал 150-летие со дня рождения великого писателя, украинские, будем говорить, патриоты - не акцентировали на этой линии "Человека? в футляре" выигрышные для себя моменты. В самом деле - в затхлую атмосферу типичной русской гимназии, с запуганными призраком "как бы чего не вышло" преподавателями, ворвались свободные, может быть, не только по натуре, хохлы - это слово тогда воспринималось без пренебрежительного, оскорбительного оттенка, так же, как и "жид", по крайней мере, в XIX веке; и эта искрящаяся радость жизни, не признающая казенных оков, несомненно как-то воодушевила учительский коллектив, вплоть до нелепого желания и Беликова, что ли, очеловечить женитьбой на очаровательной Вареньке.

Правда, из рассказа следует, что этот хохол из Полтавской губернии, очевидно, отлично говорил и по-русски, и наверное также читал Тургенева и Щедрина, что не мешало ему - как это говорится в рассказе о его сестре, восторженно любить своё, "хохляцкое" - от вкуснейшего борща до задушевных песен. В этом плане я уже отмечал - какая пропасть у Гоголя между героями "Вечеров на хуторе близ Диканьки" и "Миргорода", даже наивно недалёкими - Шпонькой или столь разными, но в этом смысле одинаковыми - Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем, и - "мертвыми душами" в одноименной поэме, в российских губерниях, или чиновниках столицы империи. Впрочем, это ярмо несвободы, не обязательно из-за опасений, что начальство может наказать; но - сделаться отщепенцем в своём обществе, в кругу своих; риск лишиться богатства, власти, или напротив - приобрести это - достаточно полно и ярко высвечено в произведениях и русской, и украинской классики, да и мировой; и надо ли выделять тут этническое, социальное, а, может, и сугубо индивидуальное, как у тех же Мавры или Беликова.

А сам Антон Павлович Чехов - исключительный образец человека совершенно без "футляра", то есть открытого миру в той же высочайшей степени, в какой мир открывался ему - во всей своей широте и глубине, красоте и разнообразии, пошлости и ограниченности - это мир человеческий, но не детей - они в его произведениях трогательно замечательны своим бескорыстным, непосредственным жизнелюбием, как и животные дикие или домашние. Он хорошо знал истинную цену сотворенного собратьями по перу; людьми, подвизающимися в разных жанрах искусства, и не скрывал своего восхищения тем, что и впрямь этого заслуживало, и одновременно старался не слишком обижать тех, кто ждал от него оценки сочиняемого. И отдавал должное женщинам, именно как женщинам, с проницательной беспристрастностью - и в жизни, и в том, что рождалось под его пером. И природа привлекала его во всех ипостасях - будь то у родного Таганрога на окраине Азовского моря, или в подмосковной Лопасне, в Крыму, на юге Франции. Фраза из письма: " Донецкую степь я люблю и когда я чувствовал себя в ней, как дома, и знал там каждую балочку". Вспоминается очарование повести "Степь"...

Эта высшая естественность гения сродни той, что эволюция живого воплощала в каждом из сотен тысяч совершенных видов флоры и фауны, и унаследована избранными - кто знает почему именно они такие - представителями рода человеческого, творцами нетленного, входящего и закрепляющегося в душах и следующих, или тем более, следующих поколений. Таким был, как я понимаю, Александр Пушкин, и таким он представил Моцарта, для которого творить музыку было такой же жизненной потребностью, как есть, дышать, спать, сходиться с женщинами; конечно, во всех процессах жизнедеятельности, как и "братьев меньших", участвует и физиология, и психология, в качестве индикатора степени удовлетворения, и в человечеством творчестве стимулирующего достижения совершенства создаваемого. Но у гения это происходит как бы само собой, хотя процесс совершенствования может быть достаточно трудоёмким и длительным - незачем приводить выразительные примеры. Но не менее убедительны моменты из жизни гениев, когда вдохновенье, озаренье, словно наитие свыше почти бессознательно воплощаемое из всего хаотически перемешанного в мире, подобно прекрасной Афродите из морских волн, из пены морской. Сдаётся мне, что так же выходили Чеховские рассказы; может быть, несколько больше творческих усилий доставалось повестям, пьесам. Но ни в коем случае не был "ремесленником", как Пушкинский Сальери, который гордился тем, что "усильным, напряженным постоянством я наконец в искусстве безграничном достигнул степени высокой. Слава мне улыбнулась..."

Предваряя роман "Братья Карамазовы" кратким "От автора", Достоевский отметил "на счёт значения героя моего Алексея Фёдоровича. Ибо не только чудак "не всегда" частность и обособление, а, напротив, бывает так, что он-то, пожалуй, и носит в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи - все, каким-нибудь наплывным ветром, на время почему-то от него оторвались". Насколько можно судить с высоты XXI века после произошедшего в XX - в эпохе второй половины XIX века вряд ли определяющими грядущее России сделались люди, подобные Алёше Карамазову, скорее персонажи "Бесов". А среди множества героев произведений Чехова угадываются и те, что смутно ощущают, как сгущаются над ними тучи, и революционные бури вовсе сметут их, и их наследников; и те, что приспосабливаются своей беспринципностью к любой власти; и те, что опять же при любых обстоятельствах дорогой ценой сохраняют человеческое достоинство. Надо отметить, что в отличие от Достоевского и Льва Толстого, Чехов очень уважительно относится к подвижникам науки, очевидно, сознавая её роль для будущего человечества. И, вроде бы, находясь в стороне от политических страстей современной ему России и Европы, в годы нашумевшего "дела Дрейфуса", французского офицера, еврея, ложно обвиненного в шпионаже, пророчески замечает в письме Суворину в 1898 году: "Заварилась мало-помалу каша на почве антисемитизма, на почве, от которой пахнет бойней".

Заключительный абзац "Человека в футляре": " - Видеть и слышать, как лгут, - проговорил Иван Иваныч, поворачиваясь на другой бок,- и тебя же называют дураком за то, что ты терпишь эту ложь, сносить обиды, унижения, не сметь открыто заявить, что ты на стороне честных, свободных людей, и самому лгать, улыбаться, и все это из-за куска хлеба, из-за тёплого угла, из-за какого-нибудь чиновника, которому грош цена, - нет, больше жить так невозможно!" Традиционная запуганность значительной части российской интеллигенции, можно отметить, как цивилизационного ответвления народа Российской империи ("страна рабов, страна господ"), выражалась и в сознании, и в поведении, поступках, следствием, с позволения сказать, своего рода фобии, диагностически верно сформулированной Чеховым: " как бы чего не вышло", не произошло, выходящего за рамки дозволенного.

А, заимствуя у Чехова это словосочетание "человек в футляре", что называется, напрокат, намереваюсь придать ему расширительный смысл, далеко выходящий за рамки метафорически характеризующего Беликова, как выразительного героя рассказа, и даже экстраполяции этого понятия на определённую часть российской интеллигенции. Футляр - то, что предохраняет содержимое от возможных негативных внешних воздействий. Первый "футляр" нашего отдаленнейшего первобытного предка, наверное, - жилище. Должен вырвать цитату из другого своего опуса - некоторые из наших "братьев меньших" также, и с той же целью сооружают свою обитель, используя природные материалы, если для этого вида не находится естественного пристанища - дупла дерева, берлоги- впрочем такую яму медведю приходится приспособить для зимней лёжки, пещеры - кстати, и первобытным людям кое-где могло посчастливится найти подходящую; но и птицам, вьющим гнезда, и бобрам, сооружающим целые гидротехнические комплексы, и кротам - устраивающим подземные лабиринты - приходится создавать столь необходимые для жизнеобеспечения "футляры".

Но если сооружаемое живыми дочеловеческими существами - в виде пчелиных сот, основательных термитников, лисьих нор, упомянутого выше - всего лишь эволюционное дополнение ко всему, что воплощено тем или другим видом, и необходимо для его проживания в данной экологической нише, продолжения рода, и, следовательно, обусловлено генетически, то расселяющийся по континентам вид гомо должен был самостоятельно приспосабливаться к окружающим условиям, в том числе сооружением надёжного "футлярного" жилища. Не только археологические находки, но и дома в разных уголках земли, не городские, показывают, как люди используют для сооружения их подручные материалы - камень, дерево, глину, известняк и даже снег для чума в Заполярье. Следует отметить, что привязанное к Англии выражение "Мой дом - моя крепость", может быть отнесено, пожалуй, к любому помещению, в котором обитают не насильственно заключенные туда люди, и не казармы, притом не только в буквальном смысле - как защита от непогоды или даже разного рода злоумышленников. Можно сказать - "футляр" - для своей семьи, а то и келья для себя самого; очевидно, и как общественное животное человек всё же нуждается хотя бы во временной, не считая сна, отстраненности от непрерывных контактов и с самыми родными и близкими.

Конструкция жилища, его внешний вид, архитектура в широком плане, интерьер, бытовой комплекс - наряду с утилитарным назначением, несет на себе отпечаток того, что называют национальным характером, как и язык, письменность, обычаи, одежда. Об одежде, верней, о костюме - в терминологии специалистов как объединяющем всё, что дополняет или меняет естественный облик данной личности, могу судить основательней, как автор книги "Почему мы так одеты". И здесь эстетическая составляющая изначала не только дополняет защитные функции облачения тела. Более того - этот, присущий только человеку, гомо на определённой стадии "сапиенс", условно говоря, "футляр" целенаправленно информирует тех, с кем разным образом контактирует - о том, кто в нём находится, и как желательно или обязательно относиться к тому, что в том или ином "футляре".

Не знаю, имеется ли удовлетворительное объяснение тому, что у некоторых видов животных именно самцов отличает от самок нечто, можно сказать, украшающее: грива льва, хвост павлина, петушиный гребень. Мужской костюм, особенно принадлежащих к привилегированным сословиям, прежде всего должен был подчеркивать социальный статус - от обуви на весьма утолщенной подошве у древнеперсидских вельмож до головных уборов правителей. А вот женский костюм, если включить сюда украшения, косметику, опять же был в первую очередь нацелен на привлечение внимания, и не только противоположного пола. Дополнительный стимул для потенциального продолжения рода, причём посредством более привлекательного - по разного рода критериям избранника - у гомо - в определённые эпохи, в оригинальных формах - выходит за рамки естественного стремления исключительно для продолжения рода, и рассмотрение, исследование этого феномена рода человеческого, прекрасной его половины - не в моей компетенции. Однако, сдаётся мне, таковое всё больше превращается в самоцель к вящему удовлетворению известных модельеров, косметологов, отчасти дизайнеров сопровождающего антуража, заманчиво снова-таки намекающего на сокровища содержимого "футляра" такого рода.

Означенные объекты материальной культуры отражают особенность обособления человека, как такового, гомо сапиенс - от внешнего мира, условно говоря, неким "футляром", для своих подчеркивающего информационно значимость такого обособления. В "Ранней ягоде" я назвал созданное человечеством и закрепляемое в поколениях того или иного этноса, по аналогии с генетической "двойной спиралью" генетического кода, обуславливающей у всех дочеловеческих существ все стороны их существования, и в значительной степени также человека - "третьеспиральным". И у каждого индивида это воспринятое им "третьеспиральное" побуждает представить себя - сознательно или, может быть, скорее подсознательно, в наиболее - какой бы здесь эпитет мог быть исчерпывающим? - приемлемом для окружающих, привлекательном, выигрышном образе, опять же, некоем "футляре", за которым сущность видится как бы поверхностно, но, скажем так, должным манером впечатляюще.

Если одну из граней этого "футляра" свести, скажем, к мимике, то задача артиста в заданных ситуациях - возможный "футляр" отбросить, и обнажить действительное состояние души персонажа, и ту же роль играет маскирующая действительное или нечаянно прорывающаяся интонация. Подумалось - а не сродни ли этому проникновение в сокровенное искусства, литературы, тем более - нового времени? И, если на то пошло - и наука прорывается сквозь "футляры", что природа выставляет нам как необходимое и достаточное через органы чувств. Но тут мы подходим к главному, ради чего счёл удобным оттолкнуться не только от заглавия рассказа Чехова, но и тех "футляров", за которыми гений открывал человеческую - без скрытно навязываемых моральных оценок - подлинную сущность множества лиц в своих произведениях.

Но и это, внешнее - не тот "футляр", о котором хотелось бы повести серьёзный разговор. Назначение тех "футляров", о которых шла речь выше,- оградить по возможности живой организм от неблагоприятных внешних воздействий, отчасти как-то информационно это негативное ослабить, притушить. Наиболее выразителен при этом, полагаю, религиозный аспект - та, не всегда проявленная оболочка, что обволакивает душу, и устанавливает индивидуальный баланс между добросовестным следованием ритуалу, обрядности, и настоящим отношением к ближним и дальним. Вообще, такой метафорический "футляр" - информационного взаимодействия индивида с миром, двусторонний, поскольку определяет формирование и деятельность души человеческой - также в метафорическом смысле как сплава характера, способностей, наклонностей и всего сопутствующего, и может быть сравним с мембраной.

Здесь, прошу прощения, вклинивается то, что в некоторых предыдущих опусах называл "лирическими отступлениями", наверное, простительными для жанра свободного эссе, как и это сочинение; о мембранах многие знают понаслышке, и следует уточнить - какие имеются в виду в данном контексте, французское слово мембрана - буквально - перепонка. Барабанная перепонка уха, по аналогии с кожей, натянутой на барабан, вибрирующей и трансформирующей звуковые волны; также и, скажем, мембрана телефонной трубки. То же слово - мембрана, но с прилагательным "биологическая", по своему функциональному назначению может быть уподоблена государственной границе, где таможенная служба контролирует прохождение людей, транспорта, грузов в ту и другую сторону. И, если продолжить аналогию с государственными границами - от ещё сохраняющимися, скажем, между двумя Кореями железного занавеса, до условных, как ныне в Западной Европе, то и биологические мембраны делятся на непроницаемые, то есть, если не пропускает никаких веществ; проницаемые, что, напротив, пропускают любые вещества; и, наконец, полупроницаемые - через которые те или иные вещества пропускаются избирательно, как и заведено в отношении людей и грузопотоков на границах большинства держав мира.

Аналогом таких систем можно считать, например, и кожу нашего организма: в жару потовыми железами через неё выделяется наружу избыточная влага из организма, но при купании в бассейне, в реке, в море мы не рискуем, если не захлебываемся, тем, что вода через поры кожи хлынет вовнутрь. Те свойства веществ и законы природы, которые эволюция живого на Земле использовала ещё на стадии образования одиночной живой клетки при её оптимальном взаимоотношении с окружающей средой, взяла на вооружение наука XX века, в частности, века синтетики, для внедрения в самые различные сферы народного хозяйства, бытового комфорта, медицины. Это и разделение редкоземельных элементов; и концентрирование сырья, содержащего лекарственные вещества; и очистка питьевой воды от вредных примесей; и лечение отравлений, почечной недостаточности и так далее.

Так вышло, что мне, как внештатному сценаристу "Киевнаучфильма", поручили написать сценарий о мембранных технологиях; головной институт по этому направлению находился в древнем российском Владимире. Как обычно, попадая в незнакомый город, за время командировки или маршрута путешествия старался обойти его улицы, окраины хотя бы частично, и в центре Владимира я ощутил явное топографическое родство с тем, что было перед моими глазами с детских лет, то есть с 30-х годов прошлого века, когда я, ещё как москвич, летом с мамой прибывал к родным в Киев; а после войны прожил там же вплоть до рубежа 90-х. С балкона дома, что на углу Владимирской и Прорезной, с балкона на 4-ом этаже, над былым рестораном "Маркиз", упомянутым в "Белой гвардии" Булгаковым - напротив Золотые вopoтa, ещё в сохранившемся первозданном виде, без сооруженного впоследствии вроде бы соответствующего сооружению многовековой давности "футляра" - что ли для любопытных экскурсантов. И с того же балкона просматривался купол колокольни Софийского храма.

И вот во Владимире - Золотые ворота, и старинный храм неподалёку и спуск к Клязьме, как мне показалось, столь схожий со спуском к Днепру. Конечно, это не случайно, и краткие статьи из дореволюционной энциклопедии проливают свет на описанное мной. "Владимир на Клязьме, губернский город... в старину был окружен валами, остатки которых сохранились до сих пор..." Мне трудно судить - доныне ли, а в Киеве о том же напоминают лишь имена улиц на Подоле - Верхний вал, Нижний вал. "Уцелели и знаменитые Золотые ворота, о которых в первый раз упоминается в летописи до 1164 по случаю освящения церкви, воздвигнутой в башнях Золотых ворот великим князем Андреем Боголюбским. Между храмами первое место занимает Успенский кафедральный Златоверхий собор, построенный князем Андреем Боголюбским в 1158 году из белого камня".

Абстрагируясь от нынешних дискуссий о родственных связях украинского и русского народов, хочется выявить лишь то, что навеяно для меня фамильным сходством памятников древнего Владимира и Киева, и связанных с именем Андрея Боголюбского, краткие сведения о котором почерпнём из той же энциклопедии. "Андрей Боголюбский, великий князь Суздальский. Около 1110-74 сын Юрия Долгорукого, князя Суздальского. С 1146 помогал отцу в борьбе за Киев. В 1149 посажен отцом в Вышгороде наблюдать события в Киеве. В II55, когда Юрий стал великим князем Киевским, Андрей, не любя свободных вечевых порядков, тайно ушёл в Суздальскую землю. С 1157 князь Суздальский Андрей украсил Владимир постройками; сам жил в Боголюбове..." Наверное, написаны исторические романы, в которых эта личность на первом плане. Может быть, в них, кроме рассыпанного по страницам и добротно изученного автором антуража эпохи, приближен к действительному психологический портрет героя, и можно понять, отчего ему захотелось в чем-то уподобить бренный Владимир родному Киеву. Я уже не говорю о возможно возникающих аналогиях относительно правителей той эпохи и нынешней, их отношений с народом и его представителями. Возможно объективней об этом у Костомарова в его "Русской истории в жизнеописаниях". Но ограничимся ли упомянутой краткой статьей из энциклопедии, которую прерывали, далее: "Не раздавал уделов родичам, старался усилить свою власть, ослабить значение веча, подчинить себе вольный Новгород, в 1169 году взял Киев приступом и разграбил его. Став великим князем Киевским жил во Владимире, чем унизил старую столицу..." Подумалось - а возможно решил - если Киев славен замечательными архитектурными зданиями, то и во Владимире можно соорудить не менее значительное. История знает подобное. Можно сравнить городок Йорк в Великобритании, где теперь проживает сто тысяч жителей, и мировой центр Нью-Йорк с его свыше семимиллионным постоянным контингентом жителей. "Основатель политики усиления княжеской власти и объединения земель 29 июня 1174 года убит недовольными в Боголюбове".

Поскольку в своих нынешних писаниях под условным обозначением "интеллектуальный дневник" уже около двух десятков лет касаюсь всего, что придёт в голову человеку ХХ века, вольно мне петлять мыслями и воспоминаниями, с надеждой не упускать при этом ведущую нить размышлений под эгидой "почему?" "зачем?" "каким образом?" всё сущее, к чему может быть причастен человек современной эпохи, и что ему дано видеть, осмыслить, чувствовать по-своему. И, в связи с прорывающейся нитью основной "идеи" этого моего опуса, должно быть, следует прежде всего попробовать под девизом древних "познай самого себя!" непредвзято , как бы со стороны, понять, разобрать - а в каком "мембранном футляре" оказался ты сам с рождения, и какие метаморфозы происходили с этой двусторонней информационной границей личности в течение жизни. Здесь для любых "лирических отступлений" оправданий не требуется, и все они так или иначе, как говорится, "по делу", то есть как-то способствуют продвижению по тексту нити, вокруг которой формируется ткань основной идеи.

В советское время, закрепившийся веками цивилизации, вероятно, у всех народов Земли в культуре, религиозных представлениях - культ героев или кумиров, был идеологически активно принят на вооружение для народа, в значительной мере обновляя, сменяя чтимых прежними поколениями. Нечто подобное происходит по-видимому в иных государствах, обретших независимость, в частности, на Украине, но это - между прочим. Как в общем-то со знаком плюс из российских самодержцев признавались лишь Иван Грозный и Петр I; кроме Пушкина и Лермонтова, из пишущих преимущественно "революционные демократы", снисходительно - Тургенев, Гончаров, Чехов, с оговорками Лев Толстой - все они также достаточно критично смотрели на тогдашние российские порядки, особенно беспощадными в этом плане были Гоголь и Салтыков-Щедрин. А вот Достоевский копался в душе человеческой, а Октябрьская революция упразднила такие абстракции, как Бог, душа и внеклассовая совесть.

Из наследия прошлого признавались художники "передвижники", композиторы "Могучей кучки", ну, плюс Чайковский, Ломоносов, Менделеев и ещё некоторые.

Но на более прочных и высоких пьедесталах были классики марксизма, революционеры, - герои гражданской войны, в основном почившие, дежурные "вожди" во главе с самым главным - товарищем Сталиным. И - надо отдать должное оперативности пропагандистских штабов - люди из народа, доселе мало кому известные, но, как Максим Горький, также человек из простого народа, тем, что сотворил, смог достичь, если не мировой, то всесоюзной славы. И ореол очередного героя в детском сознании или позже не позволял всесторонне, критически разглядеть - что же это такое, в самом деле. По своей педантической привычке цитирую статью из энциклопедического словаря XXI века. "Челюскин", пароход. Построен в СССР в 1933, водоизмещением 7500 тонн. В 1933 году на "Челюскине" предпринята попытка за одну навигацию пройти по Северному морскому пути из Мурманска во Владивосток (руководитель экспедиции - О.Ю. Шмидт, капитан В.И. Воронин). 13.2. 1934 раздавлен льдами в Чукотском море. Участники рейса - "челюскинцы" - спасены лётчиками, которые первыми в СССР получили звание Героев Советского Союза".

Когда это произошло, мне шёл седьмой год, жил я не только в столице СССР, но и в центре Москвы, и, как и окружающие, взрослые, живо следил за событиями в родной стране. Да, организовал эту экспедицию замечательный учёный Отто Юльевич Шмидт, прославившийся и как теоретик, и как организатор науки, и "энциклопедист" - главный редактор первой Большой Советской энциклопедии; лётчики, эвакуирующие людей, участников экспедиции, со льдов в труднейших для этого условиях и на самолётах, ещё далёких от совершенства - безусловно герои; в моей довоенной коллекции марок целая серия была им посвящена. Однако - что греха таить - эта экспедиция - воплощение сталинского лозунга - нет таких крепостей, которых не могли бы взять большевики - с самого начала была авантюрой - авось покажем и своим и чужим - на что способны... А ведь не только тогда я, совсем ребёнок, не задумался об этом, восхищаясь "героями-челюскинцами".

А накануне моего поступления в первый класс школы - тогда с 8 лет, на всю страну прогремел подвиг шахтёра Стаханова, который за смену добыл угля столько, сколько до этого несколько таких же вроде бы крепких и добросовестных трудяг. Тогда я уже не только сочинял стихи, как многие из моих сверстников, но, как и большинство сочинителей моего поколения, и повзрослев, по крайней мере вплоть до 60-х годов, так называемую любовную лирику выдавали как бы "для внутреннего употребления", зато бодро откликались на знаменательные даты и текущие события. У меня это, слава Богу, осталось позади ещё в отрочестве, да и в разного рода дальнейшем бумажном творчестве обходилось без идеологической приправы, но юный школьник был даже прославлен за стихотворение "Подарок Сталину", что понравился самому вождю - об этом подробнее в автобиографических заметках. И строки из стихотворения - отклика на подвиг Стаханова, застряли в памяти: "...Стаханов - наш герой, придумал новый метод он, хороший и простой"...

Если сам себя не похвалю - кто похвалит; нет, не за стихи, а за то, что уже в восьмилетнем возрасте моё мышление исключило возможность того, что не легендарный Геракл - о нём я тогда не слыхал, как о подобных сказочных богатырях - уже читал, - но простой наш рабочий смог сделать то же, что не могли дать четверо или больше таких же как он, - не иначе как с помощью какого-то особенного новшества. Позже стало понятно, что если в мире, как продолжение промышленной революции, ставка делалась на непрерывную модернизацию любого производства, то в СССР успехи в промышленности, сельском хозяйстве по-сталински отчасти или во многом достигались благодаря энтузиазму советских людей, вернее, нещадной эксплуатации их труда, при заманчивой перспективе для особо отличившихся, в одночасье прославиться на всё страну со всем отсюда вытекающим, в том числе материальными благами.

С годами постепенно проникала и насыщала моё сознание настоящая художественная литература, даже поэзия; живопись за своей жанровостью; серьёзная симфоническая и камерная музыка, остановившись на восприятии классиков XX века, но старшего по отношению ко мне поколения - Прокофьев, Шостакович, Свиридов, из зарубежных могу сразу назвать Равеля. Гипотезы или открытия в области науки, технические новинки постигались на уровне популярных и доходчивых изложений, к чему и сам рикошетом, как говорится, приложил руку. Меня нисколько не привлекала религия - ни иудаизм, ни христианство, ни ислам, ни постулаты буддизма, разновидностей других, так называемых, восточных верований - иначе, чем содержащимися в них здравыми моральными постулатами, жемчужинами житейской мудрости, философии постижения миропорядка и места в нём человека. И кажется мне, возможно, субъективно, что религиозность, порой приходящая к людям мыслящим не как усвоенное с детства и принятое как должное, - именно заключает такое углубленное миропонимание в общепринятом разумении, именуемого Богом. И сопутствующее нередко исполнение обрядности - уступчивая дань во имя приобщения к верующим безоговорочно.

Но, в конечном счёте, я, вероятно, пошёл ещё дальше в своих, можно сказать, убеждениях: в том, что воплощаемые в существование монады - в системе моей монадологии, объекты неживые - от атомов до галактик, формируются по законам природы и сверх того - неведомым: самоорганизации - исходящими из "идей" по-платоновски - здесь об этом бегло и невнятно; а также - образование всех сотен тысяч видов растений и животных, включая гомо - в ходе эволюции на Земле опять-таки целиком и полностью по "идеям", позволяющим оптимальное существование на подходящей для этого экологической нише; наконец, как раз для гомо, уже гомо сапиенс сверх генетической программы - для создания вторичной, пригодной для существования своего рода экологической ниши - реализация творческого потенциала по подсказкам или наитию, как говорится, - свыше, личностям - с определёнными способностями, талантами, гениальностью, и - внимание - не такой ли "футлярной мембраной", что в большей или меньшей степени может пропустить в подготовленные души, так сказать, животворные лучи этих таящихся во всеобщем информационном океане "идей".

Жанр интеллектуального дневника грешит непоследовательностью - впрочем, о какой последовательности вообще идёт или может идти речь? О той, о которой мы знаем наверняка, или только догадываемся, или, может быть, понятья не имеем. Насколько понятна причинно-следственная связь явлений, событий, перемен, обуславливающая эту самую последовательность? Слов нет - наука шаг за шагом открывает - почему одно следует за другим именно таким образом. О том, что день сменяется ночью, а ночь днём, зима - весной, летом, осенью, и снова зимой - наблюдали испокон веку, но причины, механизмы этого поняли всего несколько веков назад. И что заставляет желудь постепенно превращаться в дуб; а новорожденный младенец набирает в весе, растут заодно и зубы, и волосы, а через столько-то лет - мужская борода или девичья коса, и это только внешние приметы... Генетика XX века раскрыла - где таится генетическая программа, что обеспечивает и такую последовательность, вплоть, увы, до старости, правда, с механизмом старения, ведущим каждого к неизбежному финалу, ещё далеко не всё ясно...

Однако, вот в чём штука: по мере усложнения системы, структуры, в моём миропонимании, отраженном в монадологии - сигмонады - закономерная последовательность обрастает непредсказуемыми поворотами, нюансами, зависящими как от внешних обстоятельств и воздействий, так и от процессов, происходящих в самой сигмонаде. Как бы то ни было, зима сменится весной, но какой, скажем, в наших краях, в этом году - ранней или поздней, тем более, какая погода будет завтра - предвидеть такое можно лишь на основании влияющих на это факторов, и то, зная о них сравнительно незадолго, и умея делать надёжные прогнозы - по народным приметам или выверенным метеорологическим расчётам. И, если в общих чертах мы представляем, допустим, как из проросшего из земли желудя через годы поднимется могучий дуб, то какая гадалка напророчит судьбу младенца - что с ним станется через двадцать, сорок, шестьдесят лет?..

Каждое живое существо, начиная от бактерий и былинок, благодаря информационному "футляру" оптимально взаимодействует с внешним миром, и этот аспект жизнедеятельности по тому же принципу необходимого и достаточного закреплен в реализуемой генетической программе. Вид гомо в этом отношении, с одной стороны, не является исключением, но с другой... Тот вектор эволюции, что каким-то образом доносит до, вероятно, наиболее чувствительных к этому особей - информацию об открывающихся экологических нишах для таких возможных их потомков, что перейдут на более высокую ступеньку лестницы эволюции с большей степенью свободы, возможностей, и такая информация, опять-таки ещё неведомым науке образом, приводит к тем физиологическим, а у высших животных и психическим метаморфозам, что в результате закрепляют обоснование порожденного вида на открывшейся экологической нише, - так вот этот вектор эволюции многократно значимей стал для вида гомо, особенно гомо сапиенс - с учётом сотворения этим видом вторичной экологической ниши собственными силами.

Иначе говоря, перед каждым человеком в большей или меньшей степени вырисовывался облик будущего, хотя бы для него, слышался зов грядущего. Маячит судьба - и личная, и твоего потомства, и своего этнического подвида гомо, племени, народа, - и это отчасти структурирует "футляр", определяет реакцию на идущее извне с проекцией на собственный склад личности, характер, наклонности, способности. Эта человеческая сущность определяет функционирование "мембранного футляра" каждого индивида. Если для "братьев меньших" информация извне подразделяется на - полезную для жизнедеятельности, вредную - то есть так или иначе негативно на то же влияющую - потенциально; и обе эти категории вызывают соответствующую реакцию, и, третье - никак не соотносимую с предыдущим, потому безразличную, слабо фиксируемую мозгом, как, скажем, телепередачи - домашними животными, хотя порой сообщается, что некоторые кошки иной раз следят за происходящим на телеэкранах; итак, если для упомянутых третья категория информации такова, то для человека уже отнюдь не так безразлична. Объяснение этому простое: нашему первобытному предку приходилось включать поневоле из окружающей природы и то, что генетически для его существования вроде не представляло интереса, но, как говорят русские пословицы у Даля - "нужда научит горшки обжигать. Нужда мудрена на все выдумки пошла. Нужда хитрее мудреца", и - об этом особо - "Нужда научит Богу молиться". Никоим образом не безразлично и первобытному человеку - и откуда добыть пригодную для потребления еду, и как сделать, чтоб её было побольше; и что может пригодиться для постройки жилища, для одежды; и как заставить огонь послужить добром; и как уберечься от капризов стихии, растений и животных - коварных, ядовитых.

Полагаю, такое объяснение - отчего, или для чего нашему пращуру необходимо было для выживания, по соответствующему вектору уже человеческой эволюции - получать информацию извне уже сверх того, что заложено в генетической программе. Впрочем, намётки принципов такого подхода заложены и в дочеловеческом. Вероятно, подобное имело место при миграции какого-либо вида растения или животного, и образования подвида, более приспособленного к местным природным условиям. А домашние животные - и куры усвоили, что значит "цып-цып", и коты откликаются на своё имя, и что уж говорить о дрессированных собаках, выполняющих различные словесные команды. И, если уж на то пошло, пришельцы из джунглей, тараканы, что в последнее время почему-то не обитают в наших квартирах - химические ли препараты их наконец выжили, или неведомая тревога способствует вымиранию этого вида насекомых - у нас на виду, но когда были неистребимы - ловко и быстро прятались ночью, когда вдруг зажигался свет - и этот информационный сигнал в нашем жилье восприняли в предыдущих поколениях должным образом, так же, как и поиски щелей, в которых вольготно и выбираться на охоту за съестным, и плодиться, и размножаться.

Мотивация - "а может впрямь пригодится для жизни..." - в отношении информации из бесконечного разнообразия мира несомненно стимулировала закрепление в памяти не только входящего в существование особи категориями полезного, нужного и потому лишь интересного, как и бесполезного - пока, опасного - но может не для своих, непонятного - неплохо бы всё же понять... Стоит ли перечислять - чего достигло человечество благодаря воплощению в жизнь материально и духовно, так сказать, избыточной против необходимого и достаточного по генетической программе информации. Причинно-следственная связь революции в восприятии и обработке гомо и, тем более, гомо сапиенс, информации, получаемой посредством органов чувств, если не очевидна, то достаточно доказательна.

А за, казалось бы, нехитрой старинной пословицей "Нужда научит Богу молиться" - как я понимаю - сущность истоков верований, предтеч сформировавшихся мировых религий. Это восходит к унаследованному от дочеловеческих предков эволюционному принципу иерархичности животных сообществ, как оптимального для такого объединенного стайного существования. Осознание рационального для бытия любого вида флоры и фауны мироустройства, с одной стороны породило подсознательную веру в некую рациональную основу этого, а, с другой, понимание своей от зависимости от такого рода высших сил и, следовательно, надежды на их благосклонность, чем-то подкрепляемую - смирением, жертвенностью, знаками покорности и преданности. Образное мышление, и сегодня доминирующее у современного человека при всех условных символах абстракций, в русле религиозной веры неизбежно отдавало дань персонифицированию закулисно управляющих судьбами - от тотемных животных до разветвленных пантеонов небожителей.

Если такая трактовка может быть понята и приемлема, то загадочней, на мой взгляд, эстетическая составляющая человеческого мировоззрения как своего рода закваска образного мышления, дающая в итоге замечательные плоды творчества не только в искусстве. Недаром, наверное, получила права гражданства афористическая аксиома, что, скажем, формула в той или иной области науки должна быть не только верна, как подтверждаемая действительностью, но и красива. По отдаленной ассоциации можно вспомнить, что и Чеховский "человек в футляре" также был тронут и обаянием жизнерадостной Вареньки, и, может, лирикой исполненных ею песен. Эта эстетическая составляющая мировосприятия человека наверное способствует лучшей, более полной и продуктивной доходчивости поступающей через "мембранный футляр" информации, максимальному уловлению того, что метафорически именуют пищей духовной.

Человек, как отдельный объект, монада в системе моей монадологии, индивидуальная сущность - не исключение в природе как некая определённость, - в ряду подобных, аналогичных, со своими особенностями, свойствами и возможностями, и по мере усложнения всё больше более или менее существенных отличий от монад такой же категории, класса, вида - чтобы стало понятней: атомов, звёзд, молекул, муравьев, кошек, кактусов, обезьян. Ту же определённость, или, может, лучше назвать -общность в, так сказать, однотипных монадах, можно проследить и в их информационных "мембранно-футлярных" сходствах и различиях - у атомов в их взаимодействии друг с другом и образовании молекул, у звёзд с их лучеиспусканием и объединением в галактики, у муравьев - множество видов, и каждый живёт единой многоособной семьей; при всем разнообразии есть объединяющее в образе жизни и кактусов разных видов, и обезьян; и информационное взаимообщение с окружающим миром - не в последнюю очередь; правда, в виду естественности этих процессов мы не акцентируем на это внимание.

Однотипные монады запросто сговариваются друг с другом, и "звезда с звездою говорит" языком гравитации; также двойные звёзды и планетарные системы. На своих, генетически отработанных "языках" общаются между собой одинаковые вирусы, пчелы каждого из видов, попугаи, обезьяны - опять же одновидовые. Так атомы решают каким образом объединяться в ту или другую молекулу, звёзды в космосе - выстраивают совместно структуру галактики - нашей с Млечным путём, и солнечная система такой вот получилась - планеты по всем параметрам оригинальные. На высоте взаимопонимание пчёл в ульях, в стаде антилоп или даже в стае бродячих собак. И вот от такого общего - к частному - а как в этом плане обстоит у людей? Прежде всего, и что главное - наши "мембранные футляры", в отличие от всего дочеловеческого, вышли за рамки необходимого и достаточного для существования данной монады в комплексе аналогичных и всяческих иных. И критерии избирательности при этом сделались другими - и вообще для людей, и в невероятно широком диапазоне с многогранной индивидуализацией.

Но это - следствие того, что происходило за многие тысячелетия эволюции рода человеческого. А причина - те движущие силы эволюции живого, цель которых в каждом варианте возникновения нового вида - обеспечить, в частности, в его информационном взаимодействии с окружающим миром, так же, как в его материальном воплощении, оптимальное существование с гарантией продолжения рода. Причём достигается это, вернее, сторона восприятия внешнего - посредством органов чувств, полагаю, не только, о чём особо. Необходимое и достаточное для этого закреплялось генетически, однако для вида гомо, для выживания этнических подвидов в экологических нишах, природно не совсем приспособленных для жизни, продолжения рода, такое было необходимо, но недостаточно - если опираться лишь на генетическую программу.

А, может, и замахнулась тут эволюция на нечто большее - для дочеловеческого было довольно того отражения сущего, что соответствовало его жизненным потребностям, а для человека потенциально нужно охватить мышлением всю действительность вообще, ибо физиолого-психические возможности образования вида, стоящего ещё на более высокой ступени эволюции, уже, видимо, исчерпаны эволюцией живого на Земле. Иначе говоря, как в пословице у Даля, нужда - в широком плане - заставила человека сделаться человеком, со всеми его грехами с позиций морали; впрочем, и сотворив плотоядных, эволюция не устанавливала для них моральных норм, разве что у вида гомо переступила грань в отношении себе подобных, одновидовых, но сейчас речь не об этом. А о том, каким образом человек постигает тот мир, ту вселенную - вообще и в бесчисленных частностях - всего, что непосредственно или потенциально связано с его, отчасти личным, но - как продолжателя рода - существованием? Для этого, наверное, и доступ информации в мышление - уже человеческое, и восприятие, обработка поступающей извне разносторонней информации, должны видоизмениться, что и осуществлялось на протяжении всей человеческой истории.

И тут эволюция подключила к решению этой задачи испытанное стимулирующее в жизни живого - иначе не выразишься, как удовлетворенность, скажем, при насыщении едой, утолением жажды, совокуплением; а у высших животных такая удовлетворенность вероятно переходит в то, что мы обозначаем словом удовольствие. Надо ли говорить о том, что удовольствие, как таковое, в жизни людей претендует чуть не на доминирующую роль, хотя уместно вопросить: какое - для кого? И нелишне уточнение - удовольствие - при достижении желаемого, причём - чем полнее. Житейский опыт подсказывает убедительные эпизоды этого: от интимной близости влюбленных до страшной мести заклятому врагу, от восторгов олимпийского чемпиона до "ты доволен ли, взыскательный художник...", от радости выздоравливающего после тяжкого недуга до - снова из Пушкина - трепета Скупого рыцаря, добавившего ещё одну монету в сундук с золотом, от радости матери при виде новорожденного до упоения меломана игрой виртуоза, от непостижимого блаженства верующего в Бога до душевного состояния учёного, которому внезапное озарение помогло сделать открытие нового...

А уж естественное стремление живых существ по возможности избегать разного рода неприятностей - передалось виду гомо, правда, при уже человеческом отношении к опасностям и бедам - действительным или кажущимся. А главное - как этот комплекс формируется в душе каждого человека, каждой личности, и сказывается на его судьбе.

Прежде всего, согласимся с тем, что, так сказать, распределение характеров, способностей, физических и психических особенностей у людей каждого поколения происходит не совсем, а, может, и совсем не по принципу "датчика случайных чисел", а по неопределённой - для нас закономерности эволюционного процесса при становлении каждого вида живых существ, с возрастающим разбросом по разным параметрам по мере восхождения вида по лестнице эволюции, и, как отмечалось, с большей степенью свободы по-монадному и соответственно возможностей многообразия взаимосвязей и взаимоотношений с миром, что становится всё масштабней по отношению к непосредственно окружающему.

Попробуем поначалу сравнить ведомые и неведомые нам законы эволюции живого, ибо все на свете происходит по законам природы - с гораздо более простыми и ясными законами, верней, законом гравитации, исследования которого до Ньютона, Кеплера, впоследствии Эйнштейна оставались неведомыми. Рассматриваются варианты приложения гравитации, скажем, по отношению к двойным звёздам, формированию разных структур галактик, образованию планетарных систем; и, если магнетизм рассматривать как своего рода усиленное проявление гравитации, то как расширяется сфера проявления этого в природе, в объяснениях науки и достижениях техники. Закономерности эволюции живого на Земле, поскольку они проявляются поэтапно на протяжении многих миллионов лет, можно рассмотреть, по-моему, в русле представляемой мной монадологии, как реализацию возникновения видов с относительно возрастающей возможностью обоснования, закрепления на подходящей экологической нише.

Например, появление многоклеточных после одноклеточных предполагало дифференциацию отдельных органов, в том числе совершенствование органов чувств, нервной системы - информационно координирующей и жизнедеятельность организма, и соответствующую реакцию на внешние раздражители, - законы природы, в отличие от законов властей предержащих, очевидно не меняются время от времени; и если законы химии, тем более биологии, при изучении звёзд в космосе, даже гипотетически при ближайшем рассмотрении, вряд ли как-то проявлялись, разве что потенциально. Так что, в связи с предыдущим, можно предположить о законах эволюции живого на Земле применительно к виду гомо, роду человеческому? Явление настолько сложное, многогранное, неоднозначное, что предполагаются разные трактовки с большей или меньшей степенью вероятности. Крайне мизантропический взгляд: гомо, да ещё сапиенс - тупиковая ветвь эволюции - дескать в иные эпохи возникали такие - то ли чересчур массивные, то ли слишком агрессивные, и на них нашлась управа - ополчились, соответственно вооруженные эволюцией виды, что обладали противоядием этим монстрам; а, может, для похожих исчезнувших цивилизаций та же эволюция запустила механизм самоистребления во имя существования всего живущего...

Скорее всё же реальней - возник вид, способный сам себе создавать необходимое для жизни дополнение к той экологической нише, что предоставляет природа, да и из последней выкачивать всё, что может для этого человеческого существования быть полезным. И эти закономерности эволюции на новом этапе вступили в силу с сопутствующей информационной метаморфозой. Функция памяти уже не замыкалась в дочеловеческой избирательности необходимого и достаточного для жизнеобеспечения представителей данного вида, - без человеческих возможностей памяти в мозгу, целенаправленной обработки хранящейся в ней информации, и далее - передачи этой информации соплеменникам и потомкам посредством членораздельной речи - сотворение "второй природы" было бы невозможным, можно даже сказать - немыслимым.

Однако одна из закономерностей эволюции у гомо достаточно сохранилась, назовём её - усреднение. То есть при всём разбросе по физическим и у высших животных психическим параметрам, отклонения от среднего обязательного не выходили за пределы диапазона от генетически усредненного. Правда, это нарушалось при открывающейся возможности образования на основе данного вида и для него подходящей экологической ниши - резко интенсифицировать - о загадочных движущих силах этого процесса, информационных - особо - у, как именую по новейшему сленгу - продвинутых особей - тех точек роста, что в сравнительно недолгий период охватывают часть сородичей, и генетически делаются базой воцарения нового вида, очевидно, стоящего на более высокой ступени лестницы эволюции. И эта придумка эволюции, видимо, пригодилась и вошла в ход эволюционного развития рода человеческого, похоже, скачкообразно и неравномерно для этнических подвидов гомо сапиенс.

Не знаю, проводились ли такие, весьма скрупулёзные и масштабные социологические исследования по массовому отклонению от среднего национального, допустим, японца, китайца, немца, грузина, араба, испанца - при определённых различиях в социальном положении, профессиональной деятельности, уровне образования, приверженности той или иной религии, политической партии. Упомянуты, в основном, моноэтнические государственные образования, но, думается, то же можно говорить о среднем жителе США, эмигранте не первого, и, может, даже не второго поколения, хотя этническое происхождение нередко откладывает свой отпечаток на менталитет индивида. Возможно акцент на национальный характер чересчур общ, но схожесть сущности в зависимости от принадлежности к этнической подгруппе - саксонцам или швабам, каталонцам или баскам, арабам Северной Африки или Ближнего востока - в отдельных странах; тот же социальный, религиозный аспект мировоззрения и соответствующего поведения, конечно, выделяет опять-таки определённую общность людей с явным, можно сказать, родством, духовным, и тягой к традиционному образу жизни.

И "мембранно-футлярная" оболочка - будем считать - усредненных граждан - фильтрует внешние и внутренние потоки информации. Что касается идущей извне, то сохраняется баланс между той, что для дочеловеческих тварей в категории безразличной, а для человека относительно интересной - удовольствие от вновь узнаваемого или знакомого, также приятно. Другое дело - информация негативного порядка - тут реакция уже очень зависима от характера личности. Нельзя сказать, что, в отличие от "братьев меньших", для человека область безразличной информации вышла на первый план, и, как у упомянутых, живо воспринимается информация негативная и позитивная, но, разумеется, в зависимости от степени серьёзности воздействия потенциального на жизнь, и в этом человеческая реакция несравненно более индивидуализирована. Достаточно беспристрастно перечислить - что именно меня или кого-либо из тех, кого я знаю как близкого человека, - может по-настоящему порадовать, огорчить, заставить восторгаться, себя не помня, а то и впасть в отчаянье; оставить равнодушным или будоражить совесть.

Иначе говоря, каждый из нас в своём информационном "футляре" - и в какой-то мере защитном, и - побуждающем активно реагировать на всё, что видим и слышим. В юности, думается, у большинства людей окончательно формируется, зависимо от сущности индивида, его "мембранный футляр". Остановимся на том, что многое через этот "футляр" избирательно проникает в память, как-то закрепляясь в ней и оказывая должное воздействие на сознание, корректируя мышление. И установленный уровень совместимости данного индивида с миром определяет характер взаимоотношения с ним, в какой-то мере представляемый уровнем активности или пассивности, в последнем выражении как возможный уход от действительности, замыкание по возможности в относительно непроницаемом "футляре".

Таков, например, Чеховский Беликов. Но глубокое генетическое настраивает на обязательной связи со своими, пусть опосредованной уже для гомо - в наработанном человечеством "третьеспиральном", и для Беликова достаточно этой ниточки - древнегреческого языка. Не знаю, заметили ли многочисленные исследователи и толкователи творчества Чехова мимолётное, но психологически гениально схваченное: " Он подсел к ней и сказал, сладко улыбаясь: "Малороссийский язык своею нежностью и приятной звучностью напоминает древнегреческий". Может оно и впрямь так, хотя Беликов мог судить разве что по словам из пропетого Варенькой, но дело не в этом. Только так он мог выразить то, что почувствовал по отношению к ней, и "это польстило ей", то есть женским чутьем она поняла, что он не мог иначе высказать возникший проблеск чувства, а ведь любой женщине небезразлично подобное, даже когда ни о какой взаимности нет и речи. Но образ жизни "человека в футляре", как встарь говорили "в миру", в большей или меньшей степени присущ многим гражданам, пусть в меньшей степени, но тем же сослуживцам Беликова, несмотря на то, что читали Тургенева и Салтыкова и участвовали в развлекательных мероприятиях, но о таком пока вскользь.

Регламентация непосредственного общения со своими, одновидовыми, на разных стадиях жизни каждой особи и всех совместно выверена генетически, и эта доминанта наверное была аналогичной для доисторических времен наших предков, да и впоследствии, может быть, формах, более пригодных для существования различных этнических сообществ - в плане иерархического построения, родственных связей. Как известно из истории в VІ-V веке до нашей эры в Древней Греции в качестве наказания провинившихся граждан применялся остракизм - изгнание из города сроком на десять лет. В последующие века совершенствовались другие способы изоляции преступника от общества как мера наказания. Возможно, историки знают примерно - когда и где возник, так сказать, добровольный остракизм - отшельничество, схимничество.

Кажется, на Востоке, в Индии это возникло раньше, чем в рамках христианства. Предполагается, что при этом общение с людьми сменяется интенсивным общением с - назовём условно - Богом, чем-то высшим по отношению к людям. Некое воплощение творческой мудрости, справедливости, милосердия. Это Нечто отнюдь не совершенная абстракция - не так ли - предположим - сирота представляет себе покойную мать. Незамысловатый набор молитв и элементов обрядности, например, постов, воздержания от плотских удовольствий; смиренное, доброжелательное, исцеляющее тела и души возможных посетителей, делает этот "футляр" между внешним и внутренним идеальным, в смысле исключающим какую бы то ни было несовместимость этого "футляра" с сущностью того, кому он служит. Предполагается, что такого рода взаимодействие существует между священнослужителем - в широком смысле - от племенного жреца до высших церковных иерархов - и его паствой; дай Бог, чтобы это было хотя бы отчасти.

Когда мы говорим о характере человека, его особенностях, то как бы не учитываем "футлярно-мембранную" составляющую, в немалой степени определяющую вектор развития личности, тем более с эпитетом "творческой". Например, музыкальная одаренность с раннего детства, можно сказать, в своём развитии провоцируется услышанным; у античного Орфея - допустим, пеньем птиц, а у Пушкинского Сальери: "Ребёнком будучи, когда высоко звучал орган в старинной церкви нашей, я слушал и заслушивался - слёзы невольные и сладкие текли". Наверное и сам Пушкин с детства так же впитывал всё богатство русской речи, чему не мешал французский, и впоследствии другие языки; а у полиглотов, видимо, многократно возрастает такая "пропускная способность" лингвистики языков народов мира.

Можно ли установить, какую роль при этом играет физиология уха музыканта, так же глаза живописца, и, если на то пошло - носа или языка дегустаторов? И для шахматных вундеркиндов поначалу фигурки на доске вступали в занимательные сражения, и можно было попробовать победить по правилам - белыми или черными. Полагаю, что и проявляющиеся рано математические способности всё-таки в сознании не формируются в структуры абсолютных абстракций, но ввиду некоей игры с моделируемыми субстанциями, как, скажем, и для зрелого шахматиста игра вслепую. Правда, в этих случаях, "мембранные футляры" привносят эти творческие дары - условно говоря, свыше - не отчасти посредством органов чувств но - из Окина; об этом подробнее в других моих опусах.

Вероятно, изначальная, так сказать, генетическая настройка личности предполагает вовлечение в определённую сферу, будем говорить, потребления и производства - в нематериальном плане, но, в конечном счёте, запечатленном и на текущей жизнедеятельности. Скажем, от заурядного меломана, вроде меня, до гениального композитора; от истинного гурмана - это уже совсем не обо мне - до искусного повара, кондитера; от домашнего умельца - и тут я на нуле - до талантливого изобретателя - наше время открывает для людей с такими способностями широкий простор; или от поневоле вовлекаемого в политические, национальные, религиозные передряги обывателя - до лидера, возглавляющего такого рода движения и активность масс.

Впрочем, тот разброс особей в животных сообществах - по отклонениям от среднего, что эволюционно выверено, в результате способствует оптимальной реакции иерархически выстроенной естественно стаи, стада в возникающих ситуациях, очевидно, в общем сохраняется и под эгидой эволюции рода человеческого. Замечательно это выражено вложенным Пушкиным в уста Моцарта: "Когда бы все так чувствовали силу гармонии! Но нет: тогда б не мог и мир существовать; никто б не стал заботиться о нуждах низкой жизни; все предались бы вольному искусству. Нас мало избранных..." Интересно, что бы сказал Моцарт о подвизающихся сегодня в области сочинения разнообразной музыки, а имя им - легион, и о плодах их сочинительства - от песенок- однодневок до симфоний?

Думаю, критерием оценки было слово "вольному" в приложении к искусству в размышлении Пушкинского Моцарта, ведь и его оперы можно формально считать заказными, но и они творились без явного или подспудного приоритета продажной ценности. Не исключено, что какие-то произведения даже XXI века он оценил бы по достоинству, как и по легенде предрек великое будущее юному Бетховену. А вот относительно "нас мало, избранных..." - новое время внесло коррективы в соотношение тех, кого условно можно отнести к работникам с элементами творчества и потребителями через свои "футляры", соответствующие и эпохе, и окружению - в широком смысле. В пользу сказанного - сравнение, допустим, с позапрошлым, XIX веком в России, даже в пределах Русской империи, - тех, кого можно полагать занимающимися результативным творчеством, и - остального населения. Думается, в не такой уж объемистой книге можно было бы собрать имена всех и, как говорится, второстепенных поэтов, художников, артистов, не говоря уже об учёных той эпохи, живущих и творящих преимущественно в нескольких крупных городах, культурных центрах; да и в Европе нового времени, начиная с эпохи Возрождения, в этом отношении - процент активных творческих личностей ко всему остальному населению был примерно таким же, весьма незначительным.

А если заглянуть в седую древность - историческая память сохранила имена: Гомер, Фидий, Архимед, Аристотель, Конфуций, Будда; но и безымянными остались архитекторы египетских пирамид, сооружений доколумбовой Америки, составители Библии - Ветхого Завета, сочинители "Махабхараты". В Китае минувших веков родились - фарфор, компас, порох, чай, шёлк, бумага - но как звали их "родителей"? Но предпосылкой для всего этого, именованного мной ранее "третьеспиральным", несомненно было то, что можно обозначить как востребованность, в каком-то смысле сродни той, что порождает звёзды в космосе, и атомы в звёздах, и с феноменом живого на Земле - сотни тысяч разнообразных видов флоры и фауны. А вот как эта востребованность проникает через "футлярную мембрану" или "мембранный футляр" в - условно обозначая - душу представителей определённого вида живых существ - для трансформации в новый вид, стоящий на более высокой ступени лестницы эволюции, и аналогично - в души потенциальных творческих личностей вида гомо - об этом стоит задуматься.

Почему, зачем и где, каким образом эта востребованность инициируется - и здесь мои дежурные вопросы, на которые пытаюсь дать свой ответ. И надо ли доказывать - насколько возросла эта востребованность в творческой отдаче способных для этого личностей за века цивилизации; опять-таки - почему? Удовлетворение потребности в этом новых поколений - констатация, но не ответ на повторное "почему?". В какой-то связи с этим из серии моих "лирических отступлений" - о городе, что по определению Пушкина, "Петра творенье" - воплощение его замысла, многократно расширенное в дальнейшем - Санкт-Петербурге - с промежуточным Петроградом, Ленинградом. Первый европейский город в России, и порт, и центр огромной империи, и Российская академия наук, и Эрмитаж, и надо ли начинать перечислять многие имена поистине великих людей, что там жили и творили вплоть до нынешнего века...

Вместе с тем, Санкт-Петербург - это и Евгений из "Медного всадника", и Гоголевский Акакий Акакиевич, и Раскольников Достоевского, и персонажи "Петербургских трущоб", и многочисленные жертвы сталинских репрессий, и пережившие, а больше не пережившие блокаду военных сороковых. И там же без малого девять десятилетий назад познакомились и сблизились мои родители: отец - студент юридического отделения университета и мама - в консерватории по классу фортепиано. В этом городе мне доводилось бывать не раз, подробно в командировках знакомиться с некоторыми крупными заводами, на одном из них снимался фильм по моему сценарию; неоднократно гостили там и с женой, и с детьми, посещали музеи, часами просто бродили по городу и окрестностям. Конечно, несколько по-иному дорога мне Москва, где я родился, где прошло моё детство и часть студенческих лет, где бывал много раз; и сегодня, 20 марта 2011 года, ещё мечтаю посетить и Санкт-Петербург, и Москву...

Всего несколько тысячелетий назад у разных народов планеты, в государственных образованиях сделались востребованными города на фоне разбросанных небольших поселений - вероятно, лишь таким образом могли возникнуть зародыши прогресса; но этому предшествовало накопление разноплановой информационной базы; и бесчисленные, и безымянные творцы языков у всех народов, наскальных рисунков и примитивных скульптур, каменных топоров, лука, плота, бронзовых копий, глиняных кирпичей - как в Библии при строительстве Вавилонской башни, создатели мифов, верований, обрядов - наверное были востребованы скрытыми закономерностями эволюции вида гомо с переходом в гомо сапиенс. Зачем? - Простой ответ - как и для каждого вида живых существ - для его выживания, но уже не в естественной, а в дополненной самими людьми экологической нише.

Эволюционная мудрость всё же уберегает человечество во всех его этнических и прочих разновидностях от гипотетического варианта Пушкинского Моцарта: "...тогда б не мог и мир существовать..." - если бы подавляющее большинство людей безоглядно рванули на стезю поэта, композитора, математика, лицедея. Нет, основная масса народа должна вносить свою посильную долю во всеобщее благосостояние. При этом присущая, пожалуй, только гомо эгоцентричность, вернее, слишком гипертрофированная у отдельных, и, если можно так выразиться, негативно творческих личностей, асоциально паразитирующих, хорошо, когда не слишком агрессивно по отношению к препятствующим этому,- стабилизируется, компенсируется именно "мембранным футляром", позволяющим пропускать из внешнего мира удовлетворительный для данного индивида комплекс мыслеобразов, побуждающих безболестно вписаться в свою среду - этническую, социальную, религиозную.

Но, сдаётся мне, в наше время усиленно происходят с "футлярами" многих миллионов жителей Земли необратимые изменения, что, в общем, не к добру. Попробую пояснить, начав с "футляров" живых существ разных видов, защищающих их, в частности, от возможных негативных воздействий внешней среды - воздушной, водной - угрожающей концентрации вредных для жизнедеятельности данного организма веществ. А XX век с подачи бурного технического прогресса во многих регионах планеты сделал условия существования некоторых, а, может, многих видов растений и животных - от насекомых до крупных млекопитающих, хищников невыносимыми - их "мембранный футляр" не приучен сдерживать напор различных химикатов, загрязнений, радиации, - по выражению медиков - несовместимых с жизнью, и вымирание отдельных видов живого на планете налицо. Экологов, и вообще осознающих эту угрозу живому на Земле всё-таки в первую очередь тревожит перспектива такого пренебрежения естественной саморегуляцией природы во всём объёме - для нашего брата; правда, более обеспеченные господа в разных странах надеются, что могут укрыться в местах, пока недосягаемых для нашествий разных вредностей.

Однако почему-то почти не вызывает тревогу за судьбы человечества другая тенденция утраты человеческой "мембранной футлярной" функции фильтрации хлынувшей извне всяческой информации, приправленной - научились этому изготовители, как и общедоступных съедобных блюд -так сказать, ароматизаторами, делающими эти блюда вроде бы приятными на вкус; по выражению всемирно известного и учёного, и человека, у которого действует только мозг, разум - Стивена Хокинга - информационный мусор, что называется, достаёт каждого, и, можно добавить - если проблема мусорных свалок близ городов при нехватке мусороперерабатывающих заводов как-то разрешима, то угроза насыщения информационным мусором в привлекательных обложках, легкодоступным и запросто усвояемым, нивелирует индивидуальность, что особенно нехорошо для индивидуальности творческой.

Позвольте, а разве наши великие предки не впитывали разностороннюю информацию из "третьеспирального" мира - тотчас приходят на ум имена - Лейбниц, Ломоносов, Гёте, Пушкин, Вернадский, создатели физики нового времени в XX веке; и разве музыка или философия не способствовали замечательным творческим свершениям? А, может, у них "мембранный футляр" интуитивно отсеивал, отбрасывал на обочину сознания текущий "мусор" бытия, не допуская загрязнения им глубинных творческих источников в душах? Но, может быть, не так уж плохо, что на свете, так же, как при неуклонном росте народонаселения особенно в странах "третьего мира" голодных относительно всех жителей планеты становится всё меньше, и пища наша разнообразится, делается достаточно калорийной и витаминозной, - и информация - а область культуры - литературу, искусство нельзя свести к сугубо информационной сфере, да и полученные наукой знания о вселенной во всех аспектах не только для учащегося привлекательны - так вот то, что в общем подпадает под категорию информации - не насыщает ли каждого из нас тем, что встарь именовали духовной пищей?

В рассмотрение такого подхода я бы ввел дополнительно такие понятия, как основное сознание и свободное мышление. Основное сознание - можно сказать, та психологическая база, которая гармонично сочетает индивидуальность человека, его характер, наклонности, способности, и - установки той среды, в которой ему надлежит существовать - с наработанными и меняющимися традициями, образом жизни, межличностными взаимоотношениями. А информационный обмен человека с миром оптимален при наличии надёжной и устойчивой психологической базы, в противном случае, "человек неустойчивый" - по моему определению в одном из опусов, подвержен патологическим корреляциям - уходом в совершенно нелепые, маргинальные идеи - в пренебрежительном смысле этого слова, в некое духовное сектантство, при навязчивых фобиях и как следствие - поступки, никак не способствующие более или менее, если не счастливому - условно говоря, то удовлетворительному течению жизни. И информационные волны нашего времени, в известной степени необязательно-суррогатные, в лучшем случае исподволь закрепляют имитацию полноценной жизни, и возможно провоцируют то неустойчиво отрицательное, о чём говорилось выше.

Что касается свободного мышления, результатами или плодами которого становятся открытия поистине нового - во всех областях культуры, науки, то нынешняя информационная насыщенность, можно сказать, достаёт каждого, и далеко не всякая наша "мембранная футлярность" уже в состоянии избирательно фильтровать, сдерживать всеохватывающий информационный напор. Метафорически - вроде бы для лучшей организации или структуризации мышления, эти сгустки разнородной информации как бы кристаллизуются, подобно снежинкам зимой, и тем самым не дают проявиться как следует "свободной стихии" - воде - жидкой фазе, что включает в себя феномен памяти, возможно, действующей благодаря значительной доле воды в массе мозга - органа мышления. Нет, и сейчас в тех же направлениях культуры, науки появляется немало того, что мы вправе называть новым; вышеприложенный к "новому" эпитет "поистине" - скорее из поэтического арсенала, точнее говорить об уровне открытий неведомого до того, как это рождено гением, или талантливым исследователем, или хотя бы добросовестным профессионалом.

Боюсь, что эта агрессивная информатизация вкупе с коммерциализацией и формализацией творческих устремлений оборачивается тем, что я бы обозначил словом: ограниченность. Может быть это - своеобразная защитная реакция сознания человеческого той информации, что представляется избыточной, излишней, с порога отвергаемой, отчасти как заставляющая усомниться в догматически принятых постулатах, крепких нитях паутины, в какой мышлению легче маневрировать. Может быть, так мне кажется на старости лет, дескать, в дни моей юности на моём пути встречались люди, что вообще-то интересовались почти всем на свете, но при этом размышляли даже о так называемых мировых вопросах, ныне такое "меж ними всё рождало споры, все к размышлению влекло" может вызвать ироническую усмешку. И вправе ли я судить о том, что на самом деле происходит во многомиллиардном человечестве, таком разном и в каждом народе или городе. А, может, всё-таки что-то существенное осознаю и предчувствую?..

"Ты царь: живи один. Дорогою свободной иди, куда влечет тебя свободный ум, усовершенствуя плоды любимых дум, не требуя наград за подвиг благородный".

Пушкин. "Поэту".

на главную
наверх

Дизайн: Алексей Ветринский